Изгои Таэраны (джен)

Они сидели в той же самой забегаловке, в которой накануне Ирайа нашла Даррена. Заведение это посещалось в основном приезжими и потому было обставлено на северный лад: столами и стульями вместо циновок, предпочитаемых в этих краях. Вот только хмельного здесь не подавали, как не подавали его вообще где-либо в Рах-Навазе.

Хотя не помешало бы — по крайней мере, в случае с этими четырьмя посетителями. Поскольку душевное состояние у них было как раз подходящим.

Понуро молчала Ирайа из клана Морандора. После того, что произошло в порту, она сподобилась всего одной фразе — «я подвела клан». Девушка повторила ее несколько раз по пути в забегаловку; повторила шепотом и не обращаясь ни к кому из товарищей по несчастью. Куда им… Разве дано им понять Темного Эльфа, который подвел свой клан? И который отныне не вправе рассчитывать на его поддержку.

Словно лишился дара речи и принц Леандор, наследник Хвиэля и Дорбонара. Если за его соперницей-соплеменницей стоял лишь клан, то в руках сына короля Сириния была надежда целой страны. И страны немаленькой… да только где сейчас эта надежда? Растаяла вместе с чудесным сиянием так нелепо погибшего Сердца.

Словоохотливость, эта верная спутница хорошего настроения, покинула и бравого наемника. Мало того что Даррен подрядился на работу к двум антагонистам; это бы простилось, если бы миссия хоть одного из них завершилась успехом. Победителей, как известно, не судят… вот только не было сегодня победителей; поблизости от Даррена — точно. Так что ни о какой награде, ни от соратников Ирайи, ни от отца Леандора, не могло быть и речи.

Зато вот Салех не преминул высказать все, что он думает о тупых неуклюжих иноземцах, которые без спросу лезут в чужие дела и способны только ломать; ломать ценные вещи и чужие судьбы. Сделал он это со всей южной горячностью… однако, дойдя до фразы «ведь сказано: руками не трогать», сник тоже. Потому как помнил: перед искушением дотронуться до Сердца Таэраны не устоял и сам. Увы…

Со стороны компания из двух человек и двух эльфов выглядела так, как будто собралась она по какому-то скорбному поводу — вроде поминок или траура. И это было б не так далеко от истины, даром что ни вина ни пива, столь неизбежных при скорби, на их столе не было. Законы Рах-Наваза не делали исключения для приезжих: из всех возможных напитков даже в этой забегаловке для северных гостей подавались лишь чай и лимонад.

Но с другой стороны это было и к лучшему. Ведь недавние соперники пришли сюда не для того чтобы просто печалиться о неудаче, упиваться своей печалью и тщиться залить ее хмельным напитком. Нет: они собрались, дабы решить, что делать дальше. Решить вместе, коли уж все четверо оказались теперь в одной лодке.

Ну а первым нарушить молчание решился конечно же деловитый наемник.

— Что? Так и будем молчать? — произнес он глухо и как-то грубовато, с вызовом.

И, не дождавшись ответа, продолжил:

— Кто-нибудь вообще понимает, что сейчас произошло? И чем это всем нам грозит?

— А то, — хмыкнула сидевшая рядом с ними Ирайа, — в клане меня и раньше-то не очень жаловали… я надеялась исправить это, вызвавшись добыть Сердце. А теперь… теперь, если я вернусь домой, сама же и виноватой во всем буду. А клан наш… сам понимаешь. Не приют для калек и слабоумных. Так что послужить Сангранолу я смогу теперь разве что на жертвенном алтаре.

Да и высочеству по возвращении… хи-хи… тоже едва ли будут бросать под ноги лепестки роз. Не так ли? Про Салеха уже молчу: он, как говорил его покойный ныне брат, сыгравшая фигура. И даже если б он добрался до Грейпорта…

— Брат? Ты говорила с Хамидом? — встрепенулся, перебивая девушку-Лаин бывший вор Салех.

Та усмехнулась.

— Я скажу даже больше, — молвила Ирайа, — я была последним собеседником твоего брата. Прежде чем он навсегда ушел во Тьму. И это он сдал тебя с потрохами. Иначе… как бы мы узнали о тебе?

— Вот ведь гаденыш, — почти прорычал Салех, сжимая кулаки, — втравил меня во все это, подставил — а сам спокойненько смылся. Фигура, видите ли, сыгравшая…

Тут бывший вор осекся: до него запоздало дошло, что негоже так отзываться об умершем родственнике. Видимо, кое-какие моральные устои не были чужды даже сынам пустыни, и хоть немного почтительное отношение к мертвым — в их числе.

— В общем, вывод ясен, — решил подытожить Даррен, — никому из нас домой возвращаться не с руки. Ирайу отвергнет клан, его эльфийское высочество — весь народ и родной отец в придачу. А Салеха не ждало ничего хорошего даже в случае успеха: Серый Орден, видать, скор на расправу.

От себя добавлю: лучше бы я и дальше болтался в приграничных землях между Хвиэлем, Мирхом и владениями Белых Рыцарей. Где гонял разбойников и всякую нелюдь. Разбогатеть бы я, конечно, там не смог… однако заданий, данных мне, точно бы не провалил. Разве только если бы дракон туда наведался; так ведь драконы далеко, на севере.

Ну да гадать не имеет смысла. Что есть — то есть: у меня два задания, которые я не смог выполнить. Да еще какие: от эльфийского престола и от одного из самых могущественных кланов Лаин. Ясно же, что при таком раскладе ловить мне в моем ремесле нечего.

— И? Может еще предложишь что-нибудь? — включился в обсуждение уже принц Леандор.

Голос его звучал, как и прежде: надменно, с чувством превосходства над грязными и тупыми рхаванами. Что, увы, совсем не соответствовало действительности.

— Или, думаешь, оставаться в городе — лучше? Мы ведь и здесь успели… отличиться. Точнее, она, — и принц ткнул пальцем в сторону Ирайи, — так что… лучше ждать, пока и нас упрячут в казематы Архимага? Или самим, по доброй воле, идти в казематы?

— Можно еще в пустыне попробовать спрятаться, — неуверенно предположил Даррен.

— В пустыне? — переспросил Салех и, внезапно воодушевленный, хлопнул себя по лбу, — конечно, как же я раньше об этом не вспомнил! В пустыне! И не прятаться — а спросить мудрого совета!

— У кого же? — поинтересовалась Ирайа.

Голос ее звучал не без ехидства, однако в душе девушка уже успела схватиться за неожиданно нащупанную соломинку. Эту же соломинку ухватили и ее спутники.

— Не «у кого», а, скорее, «у чего», — поспешил уточнить бывший вор, — у Храма Черного Зеркала… это древнее святилище, оно стояло в этих землях еще до прихода первых магов. К Черному Зеркалу обращаются до сих пор, и говорят, что оно еще никогда не ошибалось.

— Вот оно как, — с недоверием молвил Даррен, — обращаются… небось по пустякам всяким беспокоят. А чтоб своей головой подумать…

— Нет, что ты! — поспешно возразил Салех, — каким пустякам? Храм — слишком опасное место, чтоб беспокоить Черное Зеркало по пустякам. Поэтому и обращаются к нему в самых крайних случаях. Когда больше ничего не остается.

— Что ж, похоже, у нас как раз такой случай, — соглашаясь, заметила Ирайа, — больше ничего не остается. Так чего же мы ждем?

— Теперь уже не «чего», а «кого», — сообщил Даррен, инстинктивно оборачиваясь на звук скрипнувшей двери.

И вовремя: в проеме показался и хозяйской поступью проследовал внутрь забегаловки довольно молодой маг — еще не седой и почти без бороды. В буром халате стихии Земли, да еще не один, а в сопровождении двух вооруженных големов. Ростом големы были довольно невелики — самое то, чтоб пройти в низкую дверь.

— Именем Рах-Наваза, — крикнул маг, пальцем указывая в сторону Ирайи, Даррена, Леандора и Салеха, — вы должны отправиться со мной!

— С чего это? — невозмутимый Даррен проворно выбрался из-за стола, одновременно извлекая из ножен меч. В следующее мгновение клинок наемника громко лязгнул, парировав одновременную (и довольно неуклюжую) атаку големов.

Не стал отсиживаться в стороне и принц Леандор. Он устремил свои чары к магу — и на того словно набросили невидимую удавку. Набросили на душу, а не на тело — что было не менее мучительным. Маг застыл с мученической гримасой, вытаращив глаза и хватая ртом воздух; ни о каком волшебстве при этом, разумеется, речи не шло.

Замерли и големы; они не имели собственной воли.

А вот Ирайа в этой быстротечной схватке повела себя донельзя странно. Она лишь вскрикнула, когда оружие одного из големов оказалось слишком близко. Но вот крик этот вышел совсем не обычным: он прозвучал неестественно резко; так, что даже по воздуху прошла рябь.

Посетители забегаловки попадали на пол, зажимая уши руками. Но хуже всего пришлось големам: их цельные металлические тела мигом обратились в ржавые обломки.

Ирайа крикнула… и запоздало удивилась последствиям. А вот ее спутники не только совсем не пострадали, но даже не придали оному значения. Они восприняли жуткий крик просто как очередное жуткое чародейство Темных Эльфов. Тот же Даррен, например, успел привыкнуть к чарам своей подопечной, а точнее, к их разрушительной способности. Ну а остальным и вовсе не было дела до чужой волшбы.

Без своих металлических подчиненных маг Земли был неопасен. Очень уж мирной слыла его стихия: никаких разрушительных чар, кроме вызова землетрясений на ее основе не создавалось. Потому-то магия Земли все больше употреблялась в строительстве или земледельческих делах; тем же ее адептам, кому в обеих нишах не нашлось место, только и оставалось, что создавать боевых големов. И командовать ими. Ведь металл, из которого они сделаны, тоже часть земной стихии.

Понимая все это, Леандор счел лишним и дальше мучить несчастного мага; отпустил его, разжал невидимую хватку. И уж тем более никто не думал убивать незадачливого адепта Земли. Лишь Даррен погрозил ему мечом, когда вся четверка покидала забегаловку. Но даже и без этой угрозы маг вряд ли продолжил бы лезть на рожон. Ибо к самоубийству он склонен не был и из ума покамест не выжил.

Надо сказать, что короткая стычка (не говоря уж про ее исход) приободрила четверых товарищей по несчастью. Ведь эта кучка неудачников и изгоев впервые попробовала действовать заодно, как сплоченная команда. И попытка эта удалась.

* * *

— Коллеги, — начал свое выступление Магистр Ольгерд и по обыкновению сразу перешел к делу, — я намерен обсудить с вами вопрос… ультиматума. Ультиматума Рах-Навазу, если быть точным.

Услышав слово «ультиматум» первый раз, члены Коллегии Серого Ордена тревожно зашептали и забормотали; почти сразу их голоса слились в один робкий шелестящий хор. Когда же в связке с роковым словом прозвучало имя Города Магов, шелест начал стремительно перерастать в гул. Магистр поймал несколько взглядов, взиравших на него как на умалишенного.

Однако сам Ольгерд остался невозмутимым.

— Я не оговорился и не сошел с ума, коллеги, — произнес он предельно спокойным тоном, — хоть от имени Грейпорта, хоть от собственного имени — но мы должны потребовать у магов выдачи участников недавних событий вокруг Сердца Таэраны. Я говорю о Леандоре, сыне хвиэльского короля Сириния; о чародейке Ирайе из клана Морандора, о ее сообщнике, наемнике-человеке Даррене и наконец о воре Салехе аль-Касиме. Потребовать выдачи… именно потребовать, а не попросить. И добиться выполнения этих требований.

— Прошу прощения, — сухо молвила с места стратег Долабелла, — насколько нам всем известно, Сердце Таэраны уничтожено, причем уничтожено самими охотниками на него. В силу их собственной глупости. И вместе с Сердцем уничтожена угроза равновесию. Так не объясните ли, Магистр, какой смысл нам добиваться выдачи этих людей… и эльфов? Коли уж все закончилось?

— Вы ошибаетесь, стратег Долабелла, — голос Ольгерда прозвучал с некоторой укоризной, — уничтожено не Сердце, а его бренная металлическая оболочка. Творение мастера Хругнира… А вот та изначальная сущность, что содержалась внутри нее… она просто поменяла место пребывания. Проще говоря, переселилась в этих четверых.

Так что смею заверить вас, а также всех собравшихся: угроза равновесию не только не миновала — она возросла. Ведь покуда Сердце было заковано в металл, пока мирно покоилось во дворце Архимага — сила, сокрытая в нем, никому не была опасна. Металл, знаете ли, не умеет ходить, не говоря уж о том, чтобы принимать самостоятельные решения. Даже если это металл из гномьих горнов.

Теперь же… чтобы всем было ясно, я объясню произошедшее так. Представьте, что Сердце Таэраны… научилось ходить. Само. Это будет недалеко от истины. Оно обрело даже не одно, а целых четыре вместилища, которые есть не только живые, но и разумные существа. Да, они еще не осознали полученную ими силу и не в полной мере способны пользоваться ей. Но это лишь пока, коллеги. Рано или поздно они и осознают, и научаться использовать… и используют силу Сердца в чьих-либо интересах. Не так важно в чьих; важно, что оставлять носителей такой мощи на свободе — значит заранее вынести миру смертный приговор.

Собрание обескуражено притихло. Примерно с минуту Ольгерд обозревал членов Коллегии Ордена, лишь молчаливо переглядывавшихся и не знавших, что возразить. Затем из-за стола поднялся стратег Томас — тот самый, под чьим руководством воины Ордена безуспешно охотились на Ирайу.

— Начну с того… и не для кого не секрет, что ни Ордену, ни всему Грейпорту нечем грозить столь внушительной силе, как маги.

Голос стратега звучал недобро и угрожающе. Выражение лица тоже отнюдь не свидетельствовало об одобрении предложений Магистра.

— …у города нет военного флота — только каперская эскадра. У города нет армии — поскольку нет соседей, с которыми Грейпорту выгоднее воевать, чем торговать. А воины Ордена вкупе с каперской эскадрой — это, право же, слишком мало, чтобы напугать хозяев Рах-Наваза. Да будет вам известно, Магистр, что магам достанет сил не только потопить эскадру; они и весь Грейпорт обратят в руины, если понадобится.

Это первое. Второе. Подобные вопросы, если вы забыли, не в компетенции Ордена. Не надо путать Орден с городскими властями. И хотя новый бургомистр относится к нам с предельной лояльностью… стоит ли испытывать ее на прочность? Боюсь, что даже лояльная Ратуша не решится на тот шаг, какой предлагает почтенный Магистр.

Третье. Совершенно непонятно, в каких таких интересах могут действовать эти четверо. Они представляют слишком разные народы: тут и Темные Эльфы, и Светлые Эльфы, и кочевники юго-западной пустыни. А Даррен, насколько нам известно, выходец из владений Белых Рыцарей.

Так на чью сторону, из вышеперечисленных, может встать наша четверка? Мой ответ: ни на чью. Любой вариант может быть поддержан только кем-то одним из четырех и решительно отвергнут остальными. Действовать же каждый порознь они, скорее всего, не смогут. Либо утратят приобретенную силу — либо и вовсе погибнут.

Четвертое. Как Магистр вообще представляет себе эту передачу? Или выдачу… Скорее всего маги не смогут совладать с Сердцем Таэраны в его новых вместилищах; не смогут даже задержать его — не то что нам отдать. Ну а если смогут… так не кажется ли вам, Магистр, что обезвредить Сердце они сумеют, как минимум, не хуже нас? Или… вы надеетесь послать в Рах-Наваз наших воинов? Которые не сладили с Дарреном и Ирайей даже до того, как в них вселилась по частичке Сердца Таэраны.

Было видно, что неудачи с охотой на посланницу Темных Эльфов и ее спутника крайне обескуражили, разочаровали стратега Томаса. Не придали уверенности в силах своих подчиненных — уж точно. Вот только Магистра Ольгерда эта недовольная отповедь ничуть не тронула. Он дождался, когда Томас закончит, после чего спокойно и обстоятельно принялся парировать.

— Отвечу по порядку, — произнес он, слегка и холодно улыбнувшись, — да, маги сильны, спору нет. Они могут уничтожить и корабли Грейпорта, и сам город… после чего в скором времени умрут от голода. Пустыня, знаете ли, не очень плодородна: полностью обеспечить себя продовольствием Рах-Навазу не под силу… и не поможет никакая магия. А есть ведь еще и кочевники в прилегающих землях, не только горожане…

Так что нам не понадобится даже слать корабли к юго-западным берегам или блокировать Реку Древней Мудрости. Достаточно будет просто запереть в нашем порту корабли, отправлявшиеся в Рах-Наваз. И на такую меру… я думаю, Ратуша пойдет, не будет сильно артачиться.

Теперь что касается «общих интересов». Я вас заверяю: носители Сердца Таэраны будут действовать сообща… но только не «за», а «против». Против тех, кто досадит им больше всего. И не важно, что среди оных окажутся земляки или соплеменники кого-то из этой четверки. Бедняги ведь в положении изгоев, отщепенцев — так что бывшие соотечественники могут стать им чуть ли не главными из врагов.

Что еще? Стратег Томас утверждает, что маги-де лучше смогут управиться с Сердцем Таэраны. Так что Сердце, мол, пусть останется у них. Но смею заверить: все не так. Не так просто. Именно магия наиболее уязвима перед изначальной сущностью — как лед уязвим перед мощными потоками воды. Зато против лома… и других изделий из благородной стали носителям Сердца придется много трудней. Я уже молчу о том, что стратег Томас вроде как больше печется об интересах магов, а не Ордена. Что, уважаемые коллеги, крайне прискорбно.

Когда собрание окончилось, Томас подошел к Магистру и обратился к нему всего с одной фразой: «большего бреда я в жизни не слышал». Ольгерд ничего не ответил, не сказал ни слова, а только бросил на коллегу пренебрежительный взгляд. И понятно: ведь решение по ультиматуму хоть и не было принято, но Коллегия склонялась все-таки на сторону Магистра. Так что отдельные недовольные могли выражать свое недовольство сколько угодно — это уже ничего не меняло.

…А тем же вечером, вернувшись в свой дом, Ольгерд с факелом в руках спустился по винтовой лестнице в подвал… точнее, в недавно обнаруженную им подземную комнату. Комната эта была совсем небольшой, стены ее были выложены камнем, а единственную мебель составлял каменный же колодец. Но Магистр Серого Ордена знал: этот колодец стоит всех его столов, стульев и шкафов вместе взятых.

Словно почуяв его приближение, из колодца высунуло голову существо, похожее на огромную змею. Точнее, на исполинского червя; на исполинского безглазого червя с огромной пастью. Про себя Ольгерд прозвал эту тварь Советником.

— Я сделал то, что вы… ты говорил, — глава Серого Ордена, опытный кукловод, игравший судьбами мира и заставлявший правителей плясать под свою дудку — теперь он мялся и тушевался. Словно подросток, который впервые в жизни пытался снять уличную девку.

— Это хорошо, — донесся глухой голос из раскрытой пасти. Он не был ни шипящим, ни шепелявым несмотря на то что у Советника не было зубов. Челюсти не шевелились тоже; как будто внутри этой твари сидел кто-то другой и передавал звуки через ее пасть.

— Решение еще не принято, — робко молвил Магистр, и в этот момент ему показалось, что чудовищный собеседник улыбнулся.

— Ничего. Время терпит… пока. А ты… умеешь убеждать.

— Почти убедил, — немного смелее произнес Ольгерд, но тварь уже скрылась в темной воде.

* * *

Морандор принимал Лийнару, сильнейшую чародейку клана, в личных покоях. Точнее, в гостиной, которая была обставлена роскошно, причем не только по меркам подземных жителей. Пожить в такой обстановке не отказался бы даже богач-человек, выходец из Грейпорта или владелец собственного замка. Вовсе не отказался бы… при условии, правда, некоторой извращенности вкуса. Другое дело, что извращенным такой вкус показался бы исключительно другим людям, а уж никак не изгоям Перворожденного Народа.

Чуть ли не главной чертой в убранстве гостиной Морандора было обилие красного цвета. Он присутствовал всюду и в различных своих оттенках: багровом, алом, розовом. На этом фоне меркла даже такая, вроде бы очевидная, деталь интерьера, как отсутствие окон в подземной комнате.

Стены были выложены плиткой — гладкой, но имевшей совершенно неправильную форму. Из-за этого они походили на чешую дракона… а кому-то бы показались оплетенными гигантской паутиной. И надо сказать, что ближе к истине был все-таки первый вариант: пауки служили символом клану Морандора; огромное изображение паука красовалось на совершенно гладком полу, а его уменьшенную копию члены клана наносили себе на руки.

Глава клана отдыхал, откинувшись на спинку резного кресла — увенчанную опять же фигурой паука. В тот момент, когда Лийнара входила в гостиную, подле Морандора находился его личный раб. Жалкое существо, некогда бывшее человеком, но утратившее собственную волю под чудовищной чародейской пыткой. Жалкое существо, живое свидетельство природной ущербности всего рхаванского рода, ничтожности этих однодневок рядом с Перворожденными.

В руках раб держал поднос с напитками. Морандор медленно, словно бы нехотя, взял с подноса один из сосудов, отхлебнул и поставил обратно. Раб как вкопанный продолжал покорно стоять на месте. Судя по наполненности сосудов на подносе, уходить ему предстояло нескоро.

— Да здравствуют Лаин! — обратилась Лийнара с традиционным приветствием.

— Да восстанет Сангранол, — флегматично отозвался предводитель клана. Похоже, сегодня он был не в духе.

— Хотелось бы надеяться… что восстанет, Мудрейший, — чародейка позволила себе некоторую вольность в обращении со священными для всех Лаин словами, — вот только поводов для такой надежды я пока не вижу.

— Вот как? — нахмурился Морандор и обратился к рабу, тыча в его сторону пальцем, — пошел отсюда.

Когда же раб с подносом в руках стоял у выхода, предводитель клана окликнул его вновь. Измученное и обезображенное лицо в тот момент осветилось каким-то умильным и по-детски доверчивым выражением. Такое бывает у выброшенного на улицу голодного щенка, которому впервые встретился сердобольный, щедрый на угощение прохожий.

— Подай госпоже стул, — медленно произнес Морандор, — а потом — убирайся.

Разговор с Лийнарой продолжился уже когда раб ушел. А перед этим успел изловчиться таким образом, чтобы и подставить чародейке стул, и не уронить поднос с напитками. Да еще не расплескать ни капельки.

— Мудрейший, помните ли ту мощную вспышку силы, что произошла на днях? — спросила Лийнара, — тогда еще все чародеи клана слегли на несколько часов.

— Как же не помнить, — Морандор кивнул, хмуря лоб, — тогда и я сам был… не в лучшем состоянии. Думал даже, что отправлюсь во Тьму навечно.

— Мы… Мудрейший… смогли обнаружить… источник этой вспышки, — нерешительно, с явным волнением в голосе произнесла чародейка, — причину… ее. Дело в том… в общем, она связана с разрушением Сердца Таэраны. Именно оно высвободило такое количество силы. Высвободило впустую… по сути дела.

— Что?! — спокойный и гордый, как древние изваяния, предводитель клана словно бы взорвался от услышанных слов, — как ты говоришь? То есть Сердце Таэраны — уничтожено?

— Не совсем. Уничтожена оболочка, а сила… изначальная сущность, что таилась в ней, теперь на свободе. И мы точно не знаем, что с ней: с тем же успехом мы могли бы пытаться уследить за ветром.

— Уследить за ветром, — с горечью повторил Морандор, — что ж, если дела обстоят таким образом, тогда и я не буду ничего скрывать. Как говорится, беда не приходит одна.

Видишь ли, Ирайа… ну, та девушка, которую я послал за Сердцем Таэраны… последний раз я встречал ее во Тьме незадолго до этой вспышки. И она сообщила, что почти добралась до Рах-Наваза; осталось немного, и море уже позади. И с тех пор… она просто не отзывается на мой зов.

— Мудрейший полагает, что Ирайа погибла? — без сожаления, равнодушным тоном опытной чародейки, спросила Лийнара. Голосом опытной чародейки, давно отвыкшей ценить чужие жизни.

— А это я у вас хотел бы спросить. У таких как ты. Могла бы моя посланница погибнуть… например, сгореть, во время вспышки? Оказавшись вблизи от ее источника?

— От изначальной сущности всего можно ждать, — спокойно заметила чародейка, — взять хотя бы пустыню… на ее месте когда-то зеленели луга и росли леса. Но… повторись нечто подобное — тогда бы вместе с Ирайей мог сгореть весь Город Магов. Впрочем, это самое пессимистичное предположение.

— А как насчет… самого оптимистичного? — с робкой, но надеждой поинтересовался Морандор.

— Тоже не исключается. Часть силы, содержащейся в Сердце, могла перейти в твою посланницу. Переменить ее. Одарить новыми способностями… или превратить в чудовище, утратившее и память, и Перворожденный облик.

— Первое нравится больше, — молвил несколько приободренный предводитель клана, — да и облик Перворожденных… мы все здесь слегка отошли от него.

— Но вариантов, на самом деле, очень и очень много. Твою посланницу могли убить — без всякой волшбы, просто мечом или топором. Ее могли пленить, лишив возможности творить чары. Наконец та вспышка могла взволновать, как бы взбаламутить Тьму — из-за чего встречи в ней оказываются невозможными. Как невозможно разговаривать под постоянный посторонний шум.

— Ясно, — Морандор снова был нахмурен и недоволен, — но если бы Ирайа погибла, она бы все равно ушла во Тьму, и тогда смог встретиться с ней. Плен… тоже не то. Ладно бы она меня звала… а так ведь зову я. Остается нарушение ткани Тьмы… из-за этой жуткой вспышки.

— И что же предлагает Мудрейший? — осведомилась Лийнара, внутренне уже беспокоясь от назревшей догадки.

Подумав с минуту, Морандор дал ответ:

— Нам остается только одно. Погибла ли Ирайа или, наоборот, обрела частичку силы Сердца Таэраны — мы должны не гадать, а выяснить это как можно точнее. Посему… необходимо провести ритуал Зова Тьмы.

— Но, Мудрейший! — не выдержала чародейка, — это потребует много сил. А чародеи клана еще не оправились… полностью.

— Много сил… все правильно, — равнодушно молвил предводитель, — много сил… чтобы преодолеть эти волны, поднятые во Тьме. Прорваться через них. А что еще остается? Подумай сама: если Ирайа все-таки обрела силу Сердца Таэраны… пусть не всю — сила эта не будет лишней для клана. Может, ее и не хватит для возрождения Сангранола, но надо же с чего-то начинать. Объявим мою посланницу новым воплощением Кровавого Божества, приманим таким образом парочку других кланов — и соберем достаточно силы. Все ясно?

— Да, Мудрейший, — Лийнара кивнула, печально потупив взор. Она уже знала, насколько бессмысленно спорить с предводителем в такие моменты. Когда он загорается какой-то идеей, когда фанатически блестят его глаза… и когда голова становится глухой к любым доводам разума.

Покои Морандора чародейка покидала крайне встревоженной и огорченной. Ведь новый замысел предводителя не сулил ничего хорошего ни ей самой, ни всему клану.