В ретроспективе (гет)

Оглядываясь назад, он не может указать конкретный момент, когда начался их конец.

Возможно, в те несколько недель, которые предшествовали смерти капитана Монтгомери. Тогда были первые мелочи, первые реальные знаки надвигающейся беды в их рае. Первые трещины в их партнёрстве. После двух неудачных браков и целого ряда коротких и неудачных отношений, он должен был заметить их гораздо раньше.

Возможно, он и замечал эти знаки, просто не признавал их. Так ведь гораздо проще — просто исключать их из своего сознания; задвигать их подальше, откладывать то, с чем он не хотел встречаться.

Недостаток писателей в том, что большую часть жизни они проводят в выдуманном мире своих творений. И пока он проживал свою мечту — как в личной, так и в профессиональной жизни — стало куда сложнее сознавать, что планирование курса своей собственной жизни далеко не так просто, как выписывание жизней своих героев. Он — бог выдуманного мира, созданного им для своих персонажей. Он мог проводить часы над исследованием каждого аспекта своих работ. И подобно скрупулезно выписанной картине, они оживали. Когда созданный им мир занимал столь много места в его жизни, линия между фантазией и реальностью смазывалась, и порой он уже и не мог понять, где заканчивалась первая и начиналась вторая.

Или, возможно, это пуля поставила точку. Пуля, чудом не попавшая в сердце Беккет, вместо этого раздробив её рёбра, и едва не убив и её. Пуля, выпущенная прямо под носом у лучших нью-йоркских копов, не способных даже описать внешность стрелка.

Только неделю спустя он задался вопросом, почему человек, заказавший атаку, не пытался закончить дело. Было огромное количество более простых способов убить Беккет, если они хотели этого. Куда более простых, чем снайпер на похоронах копа. Может быть, им почему-то не нужна была смерть Беккет. Пока не нужна. Возможно, стрелявший и хотел промахнуться. Как бы то ни было, посыл был ясен. Она не смогла бы спрятаться от них, если бы они решили прикончить её. Они могли достать её буквально везде, в любой момент, и исчезнуть, подобно призракам в ночи.

Встреча с человеком по имени Смит ответила на эти вопросы.

Лишь спустя почти месяц он, наконец, понял, что пуля, попавшая в Беккет, могла так же легко попасть и в него, будь он быстрее на доли секунды. В момент выстрела он нагнулся к земле, и если бы пуля попала в него, она оказалась бы у него в шее. Он бы никак не выжил, учитывая, что это была пуля из снайперской винтовки.

Страшно не то, что это могло произойти — страшно то, как долго он осознавал это.

Когда он впервые после нападения видит её в постели в больнице, его сердце подскакивает к горлу, разрываемое облегчением и отчаянием. Облегчение, потому что она была жива — и отчаяние, потому что он почти потерял её.

Им нужно о многом поговорить, он столько должен сказать ей — однако их разговор проходит как обычно, полный вещей, подразумеваемых, но не высказываемых. А потом уже поздно, поскольку их снова перебивают. Это столь знакомо, что он даже не может заставить себя почувствовать раздражение. Они так давно действуют по этому шаблону, что никто из них и не знает, как разорвать его.

Потом она исчезает, уезжает лечиться, и никто не сообщает ему, где она, или как она себя чувствует. Его звонки блокируются, на голосовую почту нет ответов, и он сходит с ума от беспокойства.

Всё начинается с одного стакана, за ним следует второй, третий. Вскоре его нормой на день становится полбутылки скотча. Когда он не пьян до потери контроля, он работает над их стрелком. Когда же он не занимается этим, он слишком пьян, чтобы годиться на что—либо ещё. Вскоре вся его жизнь состоит только из этого. Пить, работать над делом. Перемотать, повторить.

Всё достигает апогея, когда Алексис врывается в его кабинет и вырывает стакан из его рук. Он пытается отобрать его, но его бесплодные попытки — всего лишь свидетельство того, насколько он пьян, потому что он даже не может понять, в какой руке Алексис держит стакан.

За этим следует невероятно громкая перебранка, пока Алексис не швыряет полупустую бутылку скотча в противоположную стену его комнаты, вдребезги разбивая её. Это затыкает его. Он может только безмолвно, с широко раскрытыми глазами слушать, как Алексис орёт на него на пределе голосовых связок — единственный раз, когда она так орала на него. Его оставляет безмолвным не столько громкость, сколько тон — рваный, на пределе сил. После того, что кажется ему бесконечностью, она замолкает и выбегает из кабинета, и он слышит, как хлопает дверь внизу.

Спустя несколько секунд он осознаёт, что он так и стоит посреди комнаты с раскрытым ртом, не двигаясь с места. Он стряхивает с себя оцепенение и понимает, что, во-первых, он почти трезв и, во-вторых, его мама стоит в проходе, неодобрительно смотря на него. Они в тишине смотрят друг на друга несколько секунд, пока Марта не качает головой и не уходит, так и не произнеся ни слова.

Почему-то он чувствует себя из-за этого хуже, чем если бы она присоединилась к Алексис.

Он устало закрывает дверь и опускается в кресло, закрывая руками лицо. Темп последних нескольких дней утомил его, он и вправду не уверен, сколько ещё способен выдержать. Опустив руки, он кидает взгляд на себя в настенное зеркало и едва узнаёт своё лицо. В результате этой безумной погони последних трёх лет, причины вступать в которую он уже и не помнит, он превратился в насмешку над человеческим существом, в тень себя. И он от этого чертовски устал.

Именно тогда он впервые осознаёт, что он не единственный, кто пострадал в результате стрельбы. Его мать и дочь, скорее всего, были столь же подавлены, если не больше, тем, что он едва увернулся от пули, которая почти убила Беккет. Он отдал бы свою жизнь за Беккет, не раздумывая, и он знает, что она сделала бы то же самое для него. Но перед его глазами встают лицо дочери, покрасневшее от гнева, её глаза полные слёз, тихое неодобрение его матери, и он осознаёт, что в его жизни есть и другие люди, которые вовсе не будут рады его смерти.

Когда пыль уляжется и опьяняющий драйв расследования исчезнет, он всё ещё будет должен жить свою жизнь, и его семья, требующая внимания, никуда не денется. Он забыл про это, сосредоточившись на Беккет.

Его называли разными вещами, далеко не всегда приятными. Но он уверен, что никто не обвинял его в идеальности, и уж тем более он никогда не считал себе совершенным. Ему доводилось оступаться время от времени, как и всем другим, хотя такие случаи становились всё менее болезненными и более редкими с прошедшими годами. Когда—то он был плохим писателем. Иногда — плохим человеком. Но никогда в его жизни он не был плохим отцом.

До этого момента.

На следующий день в участке он узнаёт о том, что прибыла замена Монтгомери, и что её первый приказ — исключить Касла из команды и прекратить расследование стрельбы на кладбище в силу отсутствия улик.

Ему не обязательно принимать это без сопротивления. Он всё ещё может сделать кое-что. Он может поупорствовать, сделать несколько звонков, поднять шум, но почему-то, пока он собирает свои вещи, он просто не может заставить себя захотеть этого. Почему-то теперь, когда необходимость решать отпала, он чувствует огромное облечение. Он убирает файлы и направляется домой к маме и дочке, чтобы начать собирать свою жизнь по кусочкам снова. Уже без Беккет.

Возможностей становится больше, когда он встречает Элизабет Тененбаум. Возможно, встречает — не точное слово. Скорее, она натыкается на него, буквально, так, что он опрокидывает на себя обжигающе горячий кофе. После этого его ждут несколько минут извинений дрожащим голосом, пока она пытается помочь ему убрать кофе, вместо этого, к развлечению прохожих, лишь делая пятно больше.

В конце концов, они вместе пьют кофе. Он узнаёт, что она — международный военный корреспондент, работающий на CNN. Она обнаруживает, что он — один из её любимейших писателей. Точнее, был — до Никки Хит и серии книг про неё, которую она ставит ниже «Смерти Королевы Выпускного».

Они говорят о писательстве вообще. Он рассказывает ей несколько своих идей. Она делится с ним своими историями. Она была в Руанде в худшее для этого время, после развала режима апартеида, в Афганистане во время падения Талибана и в Индии во время террористических атак 2008 года. Она расследовала пиратство в Сомали и нарушения прав человека в Африке. В общем и целом, у Элизабет интересная жизнь.

Она с сожалением признаёт, что напряжённая жизнь может утомлять. Она уже видела достаточно конфликтов, и с нетерпением ждёт возможности провести остаток карьеры в безопасности, за письменным столом. Всё в Элизабет кажется усталым, морщинистым, как её улыбка, и это указывает на целую жизнь изнурительных путешествий и большое количество тяжёлого жизненного опыта. В каком-то смысле она совсем как Кейт Беккет. В других — она её полная противоположность. Касл не размышляет об этом. В виде исключения, ему приятно насладиться чашечкой кофе с привлекательной женщиной, которая не является Беккет.

За первым кофе следует ещё один. Потом — ланчи. Затем и ужины.

Беккет появляется спустя три месяца, словно ниоткуда. Взгляд в её глаза — и все усилия, которые Касл вложил в то, чтобы собрать свою жизнь, рушатся, подобно плохо построенному песчаному замку. Они говорят о некоторых вещах. О многом молчат. Но суть в том, что Беккет не может вступать в отношения, пока убийца её мамы не за решёткой.

Всё, что она сказала, и так известно ему. И он так привык к существующему положению вещей и уже слишком далеко зашёл, чтобы оставить её, он решает попытаться ещё раз. Всё возвращается к норме, как будто после всего того, что произошло, ничего не поменялось. Они похожи на пару двойных звёзд, заключённых в орбитах вокруг друг друга, иногда приближаясь, иногда удаляясь, но не способных соединиться.

В то же время, он продолжает видеться с Элизабет. Он притворяется, что не замечает фальшивую сдержанность, а иногда и открытое презрение, которые высказывает Беккет, когда разговор заходит о ней. Побывав на её месте, он прекрасно понимает её чувства. Но он отказывается разорвать отношения с Элизабет лишь потому, что Кейт это не нравится. Если Беккет не хочет, чтобы он виделся с кем-то ещё, пусть она так прямо и скажет. Он слишком устал от подтекстов и от невысказанных, хоть и подразумеваемых слов. Он уже почти готов выложить карты на стол, и если в этот раз Беккет отступит, он не будет пытаться гоняться за ней. У него не осталось сил продолжать игры, в которые они играют столь давно.

В конце концов, это Элизабет припирает его к стенке и напрямую спрашивает, есть ли шанс у их отношений или же она держится за что-то, чему не суждено произойти. Он колеблется, а затем признаёт, что его чувства к Беккет слишком глубоки и, возможно, он никогда не сможет отпустить её. Она грустно улыбается ему, целует в щёку и выходит из его квартиры и его жизни.

Неделю спустя он наблюдает как на допросе Беккет сбивает подозреваемого потоком слов.

«Ты хочешь знать, что такое травма? Меня подстрелили в грудь, и я помню каждую секунду».

Он не чувствует себя удивлённым, скорее, усталым. Где-то глубоко внутри он всегда подозревал, что она подделывает амнезию. Это было слишком удобно, чтобы быть простым совпадением. Теперь он знал это точно. Амнезия была ложью. Последние восемь месяцев были сплошной загадкой, и всё из-за того, что никогда и не имело место быть в реальности. Его холодный мозг знал правду, но вот его очень человеческое сердце в результате подвело его.

И не в первый раз он задумывается над тем, что он отказался от шанса на отношения с женщиной, которая явно хотела быть с ним, ради того, чтобы отложить неизбежный отказ от женщины, которая столь же явно не хотела этого.

У них была зацепка, ведущая их к стрелявшему в Беккет. Благодаря удаче и некоторой собранной информации, они смогли выследить его до последнего известного местоположения — комнате в отеле. По идее, он должен был быть там и сейчас.

Они собрались, чтобы тихо обсудить планируемую операцию. Касл видит блеск в глазах Кейт, видит, что она готова наслаждаться победой, забыв про возможные риски. Эспозито собирается пойти с ней, вне зависимости от того, что она решит. Райан хочет дождаться подкрепления. Касл же не думает, что сейчас вообще стоит идти на его поимку, но он слышит её лихорадочную речь, и знает, что её уже не остановить.

Месяцами он был рядом с ней; месяцами изменял её курс и страховал все её действия в поиске стрелка, всё лишь для того, чтобы она прожила чуть дольше. Но не сейчас. У него больше нет ни времени, ни возможностей. Он не может ничего сделать, у него не осталось беспроигрышных карт в рукаве. Все карты уже на столе; это критическая точка. Он знает о её секрете уже достаточно давно, и, кажется, время ей узнать о его тайне. Он более не может сдерживаться.

В тот момент ему приходит в голову мысль: не лицемерны ли его чувства? Его возмущает наличие у неё секретов от него, в то время как у него самого есть свои. Хотя, в его защиту, он скрывал эти вещи не для того, чтобы защитить самого себя.

После этого они ругаются — громче и дольше, чем когда-либо. Она обвиняет его во лжи и в принятии решений за её спиной. Он бросает ей в лицо её собственную ложь об амнезии, немедленно ощущая болезненное удовлетворение, смешанное с чувством вины, когда он видит, что задевает верную струну.

Их ссора разыгрывается именно так, как он и предполагал. Он знает её уже достаточно хорошо для того, чтобы предугадывать её ответы вплоть до конкретных слов. Достаточно хорошо, чтобы знать, что ему следовало ожидать этого уже давно. Он снова вспоминает Элизабет, и странная похожесть их ситуаций снова всплывает у него в сознании. Они оба хотели тех, кто слишком занят погоней за несбыточным, чтобы когда-либо иметь полноценную жизнь.

Он так долго гонялся за Беккет, что в результате стал таким же, как она.

И лишь тогда он, наконец, полностью осознаёт, что жизнь Беккет — и вправду принадлежит лишь ей, в самом простом и буквальном смысле. Там нет места для кого-то или для чего-то ещё Даже для него.

Он не был создан, чтобы функционировать подобно ей. Он умеет работать, и порой работа может действительно поглотить его, однако в конце дня он всё равно возвращается к семье. Он играет в лазер тэг с дочкой и приглашает к себе друзей, чтобы поиграть в покер вечерком.

Беккет не такая. Её жизнь не разделена на профессиональную и личную. У неё нет семьи, помимо отца и нескольких друзей. Её работа — это её жизнь, и это было так ещё с трагедии, которая отобрала у неё мать. Последующие испытания выковали из неё специальный инструмент с единственным назначением, полностью бесполезный для чего-либо ещё. Разница между ними подобна разнице между обычным самолётом и истребителем. В первом есть удобства и место для кого угодно. Второй же сконструирован только для того, чтобы быть эффективным в достижении своей цели, и в нём нет места для того, что не работает на её достижение. Беккет не оставляет работу в конце дня. Её работа равняется её жизни, и именно это делает её ею.

Именно из—за этого они не могут быть вместе. Теперь он точно знает. Возможно, он уже давно знал. Так что он делает единственное, что ему остаётся.

Он уходит.

Он отдаёт всю имеющуюся информацию ей и уходит. Ему приходится заставлять себя делать каждый шаг, зная, что если она позовёт его, то он немедленно повернёт назад, и в этот раз уже никогда не сможет вырваться. Часть его надеется услышать её голос, другая часть в ужасе от этой возможности.

Она не произносит ни слова.

Той же ночью он приходит к Элизабет и говорит, что он готов. Никаких закрытых решёток, никаких чувств в резерве.

Это день выпускного её дочери, и, несмотря на все предварительные приготовления, он всё равно опаздывает. Телефон звонит в тот момент, когда он уже почти выходит из квартиры; это 12 участок. Он отклоняет вызов и выключает телефон. Сегодня он принадлежит дочери. Беккет подождёт до завтра.

Позже, когда он видит, как его дочь идёт к кафедре в шапке и мантии выпускницы, он чувствуют родительскую гордость, которая почти захлёстывает его. Пусть он и запутался в своих отношениях, всё ещё есть кое-что, с чем он справился достаточно хорошо.

Позже ему звонит Райан. Он принимает вызов — лишь чтобы сказать ему, чтобы они отвалили и не звонили ему до завтра.

Райан говорит лишь одно предложение, и слова немеют на губах Касла.

Беккет мертва.

Из того, что рассказывает Райан, Касл понимает, что они втроём пошли до появления подкрепления, как было запланировано, несмотря на все опасения Райана. Вкратце, они выследили стрелка до комнаты в отеле, которую он снимал на одно из своих фальшивых имён. Беккет и Эспозито вошли, оставив менеджера отеля на наблюдении. Но ассасин как-то сумел подобраться к ним, убил менеджера и вырубил Эспозито.

После этого нет точных сведений, но, насколько они сумели понять, стрелок сбежал на крышу, и Беккет последовала за ним самостоятельно. Были выстрелы, но перестрелка как-то превратилась в рукопашную борьбу. В её результате Беккет то ли столкнули, то ли выбросили с крыши.

Касл прерывает вызов до того, как Райан заканчивает свой рассказ, и откидывается в кресло, уставясь в компьютер невидящими глазами. Он знает, что должен чувствовать скорбь, однако он не чувствую никаких эмоций, никакого сожаления, ничего вообще. В каком-то маленьком уголке его сознания он знает, что в состоянии шока, и когда удар, наконец, настигнет его, он ударит его со всей силой приливной волны. Но это подождёт. Сперва ему нужно найти мистера Смита. Условия их соглашения должны быть пересмотрены.

Ему не стоит беспокоиться. Полчаса спустя телефон звонит. Это мистер Смит, и им нужно поговорить — лицом к лицу.

Они встречаются в подвале заброшенного склада, переделанного в какое-то временное убежище. Касл прибывает, когда мистер Смит уже ждёт его, вместе с шестью телохранителями. Видимо, он заботится о своей личной безопасности.

В присутствии юриста они вырабатывают условия операции «Информатор», их последнюю дань Рою Монтгомери и Кейт Беккет. В следующие месяцы вся страна будет потрясена политическим скандалом, масштабы которого подомнут даже Уотергейтский скандал. Будут призывы, обвинения и контробвинения, суды, растянутые на годы. Будут разрываться сделки, и каждый политолог будет шуметь, желая, чтобы его мнение было услышано. Но Касл уже не будет вовлечён в это.

Несмотря на то, что его действия произвели эффект разорвавшейся политической бомбы, Касл не может не думать, что конец довольно разочаровывающий. Не так это должно было закончиться. Беккет должна была быть здесь, чтобы наблюдать за этим. Она должна была застегнуть наручники и наблюдать, как его уводят. Если бы он писал книгу, он бы закончил всё именно так. Но жизнь вовсе не подобна литературе — ему понадобилось узнать это на своём опыте.

То, что Беккет была вовлечена в заговор Брэкена, наверняка поднимет продажи его книги до небес, лишь только об этом узнают. Касл полагает, что это сделает Джину очень счастливой. Почему-то он не может заставить себя злиться и на это.

Он чувствует иронию в том, что смерть Беккет привела работу её жизни к завершению.

Её похороны — мрачное событие в контрасте с ярким солнечным днём. Полицейских очень много, пришедших, чтобы почтить память одной из своих, отдавшей жизнь при исполнении долга. Тут нет места упоминанию длинного списка случаев неблагоразумности Беккет, включая, но не ограничиваясь, скрыванием улик и ложью начальству, и уж тем более не учитывая опрометчивое решение действовать самостоятельно, без подкрепления. Разбор полётов будет позже. Инструкторы в академии будут приводить Беккет как пример того, что происходит с полицейским, который берёт на себя слишком много. Но сейчас это не играет значения.

Райан и Эспозито подходили к Каслу ранее. Они хотели, чтобы он говорил на похоронах. Касл отказывается настолько тактично, насколько это возможно. Он не доверяет своему голосу. Он думает, что слишком суров к своим бывшим напарникам, и он знает, что они обвиняют себя в смерти Беккет, но не может найти в себе силы утешить их. Честно говоря, он не уверен, не обвиняет ли их и какая-то часть его.

Не то чтобы он совсем не винит себя. Он должен был быть её партнёром, а в конце он позволил ей идти в одиночку. Если бы он был там, возможно, всё повернулось бы по-другому. Возможно, она всё ещё была бы жива. Конечно, была и вполне реальная вероятность того, что он умер бы рядом с ней. Разве что, ему могло бы удаться остановить её. Не то чтобы он не пытался; просто, возможно, ему стоило быть настойчивее.

Год спустя после смерти Беккет он приходит на кладбище. Погода почти такая же, как в день её похорон. Он безмолвно стоит перед памятником с её именем, ища слова, которые отказываются появляться, пока он не понимает, что ему больше нечего сказать.

Всё, что он хотел сказать, уже было сказано — той ночью в её квартире, год назад, когда они виделись в последний раз. Если и было что-то, что она хотела ответить, то она никогда не сделала бы этого.

А теперь никогда и не ответит.

На страницах книг Никки Хит и Джеймсон Рук в результате придут к своему счастливому концу. Серия книг про Никки Хит продастся миллиоными тиражами, она побьёт рекорды продажи бестселлеров, но для Кейт Беккет и Ричарда Касла история кончается здесь.

Он прижимает два пальца к губам, а затем прикладывает их к памятнику, проводит ими по её выгравированному имени. Где бы ни была Кейт, он надеется, что она пришла к миру с собой. И когда он, наконец, находит слова, их всего два. Они наполнены грустью и тоской по невыбранным дорогам и невысказанным словам.

«Прощай, Кейт».

И когда он уходит на этот раз, он знает, что не вернётся.