Избранник (джен)

Йозев Канмахер был счастлив весь последний год своей жизни, и никакие бытовые неурядицы не могли заслонить это ощущение счастья. Ни на минуту он не забывал, кто он есть теперь, на флотской службе, ни минуту не сомневался бы, если бы кесарии потребовалась его жизнь.

Он любил море больше, чем сушу, и справедливо полагал, что оно платит ему взаимностью. Жадно впитав в себя моряцкие байки и суеверия, неиссякаемым кладезем которых был его дед, Йозев считал, что знает про море всё, и искал скрытый смысл в каждом дуновении ветра или набежавшей волне. Радуется море или сердится — он мог дать ответ на этот вопрос осознанно, не считая, что прибегает к метафорам и поэтическим сравнениям, о которых имел весьма слабое представление.

Больше всего его занимали сказки о найери, и не раз опасная скала возле Метхенберга притягивала его задумчивый взгляд. Среди моряков скала единодушно почиталась опасной — немало жизней забрало море возле неё. Сильное течение огибало её с двух сторон и неминуемо несло на камни лёгкие лодки. В бурю скала темнела среди волн, за пеленой дождя похожая на присевшего на корточки великана. Верхняя её часть походила на приплюснутую голову, нижняя — на толстое бесформенное туловище. Глядя на неё, Йозев допускал минутную мысль, что однажды великан выпрямится и зашлёпает по морю, словно по мелкой луже. Может, так оно и было во времена, когда миром ещё правили древние демоны, резвящиеся в отсутствие Создателя.

Сейчас же поговаривали, что скала стала пристанищем чудищ, поднявших голову и осмелевших теперь, когда Создатель уже покинул этот мир. Кто-то считал, что чудища невидимы и пользуются этим, чтобы специально тащить корабли на утёсы, кто-то клялся, что видел мелькнувшую в волнах прекрасную обнажённую деву с зелёными волосами, кто-то утверждал, что под скалой обитает необыкновенной величины спрут. Честно говоря, прекрасные морские девы привлекали Йозева гораздо больше спрута или невидимых чудовищ. Он мечтал о том, что однажды сможет заслужить их благосклонность, стать их избранником, самым удачливым среди моряков… И, возможно, его имя войдёт в легенды.

В пьяном угаре портовых харчевен, сидя среди круговерти запахов, звуков и чужих движений, Йозев вполуха отмечал слова, которые отзывались внутри лёгким трепетом: «скала», «волны», «найери» — это позади него просвещали или пугали кого-то из новичков или случайно затесавшуюся в чью-то компанию сухопутную крысу. Его самого уже давно не страшили рассказы о гуляющих волнах, морских чудовищах и извечном зле, которое таилось где-то в глубинах. Он принял их как неизменную данность и часть своего мира и втайне был готов встретиться и с фрошерами, и с акулой, и с жадным до человечины кракеном. По крайней мере, думал, что готов.

Но прежде чем попасться на глаза таинственным морским девам, он понравился адмиралу Кальдмееру, который, помня заслуги его деда, взял Йозева на флагман.

И Йозев верно служил, ещё пьяный восторгом от ощущения собственной значимости. Его приблизили к себе, и даже граф фок Фельсенбург обращался с ним так, как обычно обращаются с друзьями или хорошими приятелями. Намёками Йозев пытался выведать, насколько тот знаком с тем, что должен знать каждый моряк, и отступил с неловкостью и смущением: ни байки, ни рассказы и суеверия не были тому известны. Поразмыслив, Йозев обнаружил, что относится к своему тайному знанию как ревнивый собственник. Он не собирался становиться тем, кто первым расскажет Руперту о прекрасных найери. Пусть сам узнаёт, случайно или намеренно, а он, Йозев, не станет раскрывать тайны тех, встреча с кем уготована ему судьбой.

Бродя по пустынным берегам, он думал о шторме. В то время, когда другие сидели в тепле, он блуждал под слабо моросящим дождём, всматриваясь в волны и надеясь увидеть то, что до него видели лишь немногие счастливчики.

Йозев знал, что у фрошеров есть адмирал Вальдес, который, по слухам, водится с нечистой силой. Когда Вальдеса пленят, он найдёт способ поговорить с ним наедине и выведать у него, что же это за сила.

Чем больше Йозев размышлял, тем яснее такой силой представлялось ему само море, а найери превращались в его порождение, вечное, как пена на гребешках волн. Он думал, готов ли оказаться в их ледяных объятиях, в руках существ, которые не принадлежали ни миру живых, ни миру мёртвых, и когда мысль эта вставала перед ним во всём своём жутком величии, не находил ответа. Должен ли он умереть, чтобы остаться с теми, к кому безмолвно стремилась его душа, начинающая изнемогать под тяжестью вещного мира? Похороны в море виделись ему обрядом, за которым стояло нечто большее, чем просто желание избавиться от мёртвого тела. Когда-нибудь и Йозева похоронят так же, но до этого дня пройдёт очень много времени.

А скоро они пленят адмирала Вальдеса, совсем скоро. И Йозев узнает, какую плату взимают морские девы за свою благосклонность.

* * *

Из последних сил цепляясь за какой-то обломок борта «Ноордкроне» и с ужасом понимая, что не чувствует собственных ног, Йозев мысленно молил найери о помощи, и лишь когда его руки разжались, а ледяная вода сомкнулась над головой, он успел подумать, что был доверчивым дураком, который принял за правду выдуманные кем-то сказки.

Похороны удались на славу.