Мой брат (джен)

Ночь опустилась на мир, укутав его, словно огромным черным одеялом. Ноябрь был в самом разгаре, и после заката в домах становилось прохладно.

Уже около часа назад я собрался лечь спать, однако размышления о донесении, пришедшем днём, упорно не давали заснуть. Склонившись над картой, я при неярком свете почти уже оплывшей свечи изучал диспозицию вражеских войск в окрестностях, прикидывая в уме, как бы половчее заманить Хашираму в ловушку, когда раздвижная дверь моей спальни с тихим шорохом отъехала в сторону.

— А ты всё в трудах? — протянул Изуна, останавливаясь на пороге, сложив на груди руки.

— Кому-то же надо, — бросил я в ответ, не отрывая взгляд от карты.

Изуна тихо хмыкнул. Без разрешения войдя в комнату и закрыв за собой дверь, брат уселся рядом и привалился плёчом к моему.

— Совсем худой ты стал, кости выпирают, — в шутку проворчал я, пытаясь устроиться поудобнее.

— Так ты ж не кормишь, вот и дряхлею, — саркастично пожаловался Изуна, отбирая карту и принимаясь с гротескным вниманием её разглядывать. — Или ты это специально, потому что боишься, что я мускулы накачаю побольше твоих?

— Большего бреда я в жизни не слышал, — фыркнул я, возвращая пергамент и убирая его подальше.

Брат лукаво прищурился.

— Вообще ни от кого или без учёта Хаширамы?

Вместо ответа я дал ему подзатыльник. Смешно насупившись, Изуна незамедлительно ответил ударом на удар, но я был готов, поймал его за запястье — и глупо пропустил быстрый удар открытой ладонью в солнечное сплетение. Тихо зашипев, вывернул руку противника, которую всё ещё не отпускал, завалил брата на футон, за что незамедлительно получил ощутимый пинок в колено. Изуна предпринял ещё пару попыток вырваться, но вдруг совершенно неожиданно замер, прекратил извиваться — и засмеялся, уткнувшись лицом в матрас. С новой силой осознавая всю комичность ситуации, я, не удержавшись, присоединился к нему.

— Как дети, честное слово, — проговорил я, падая на футон рядом с братом.

Насмеявшись вволю, Изуна повернулся ко мне; в его чёрных глазах плясали задорные искорки, так редко в последнее время появлявшиеся.

— Надо порой и дурака повалять, — состроив серьёзную мину, рассудил он. — А то черствеешь ты, Мадара. Твоя катана и та скоро будет эмоциональней тебя.

— Эй, а ты, часом, с голоду никакие подозрительные грибы в лесу не кушал? — вскинув бровь, иронично поинтересовался я. — Что-то уносит тебя сегодня в какие -то странные сравнения, братец.

— Это называется «за-бо-та», — каждый слог последнего слова Изуна сопроводил тычком пальцем в мой лоб. — За неё говорят что? Правильно, «спа-си-бо».

— Или «отстань, дай поспать».

— Сухарь, — беззлобно огрызнулся брат и, перевернувшись на другой бок, стал подтягивать к себе моё одеяло.

— Изуна, ну ты не наглей, — проворчал я.

— Мне холодно, — сообщил он, заворачиваясь в плед чуть ли не с головой. — Можешь сходить за моим, если хочешь.

— А может лучше к себе пойдёшь и дашь мне, наконец, спокойно отдохнуть после тяжёлого дня?

— Не-а, — нагло ответил брат. — Останусь здесь и буду контролировать, чтобы ты действительно спать лёг, а не опять за свои карты взялся.

— Нахал малолетний.

— Да нет, просто заботливый.