Янтарное море (гет)

Жаркое лето знаменовалось сухим молчанием. Его снова нет, запасается свежими травами, но поздно ночью в прихожей загорается свет.

Когда осень дождями ударила в окна, я уже не мыслила своей жизни без домашнего запаха старых книг, черного чая с бергамотом и различных трав. Мой дом был пропитан им, я была пропитана им...

В одну из ночей я спустилась на кухню за стаканом воды и вернулась к себе, как обычно. Но едва я сделала несколько шагов в темноте к кровати, как меня остановил знакомый голос.

— За все время вы ни разу не заперли дверь... — послышалось где-то за спиной.

— Не вижу смысла, профессор, — не обернувшись, ответила я.

— Ты думаешь?.. — мужчина приблизился так, что его дыхание касалось моей щеки.

— Я не боюсь тебя, Северус.

Как только эти слова растворились в тишине, его руки мягко легли на мою талию.

Я шумно вдохнула, но он не спешил. Для начала лишь осторожно оглаживал ладонями контуры моего тела. Поясок халата поддался его тонким пальцам. Снейп легко коснулся поцелуем моего неприкрытого тканью плеча, затем, скользя губами по коже, поднялся выше. Мои пальцы тем временем сжимали шелк ночной сорочки. Почувствовав, как напряглись мои руки, остановился, но не разомкнул объятий. Он ждал ответа, и я его дала, тем, что отпустила ткань и положила ладони поверх его рук. И они заскользили, лаская, дразня мое тело, пока наше дыхание не начало учащаться.

Откинув голову ему на плечо, подставляя, таким образом, шею под его ищущие губы, я закинула руки назад, касаясь его волос. Ноготками чуть царапаю шею, он реагирует резким вздохом. Пальцы нащупывают ворот рубашки, разворачиваюсь к нему всем корпусом. Вдруг понимаю, что впервые вижу его без мантии, хотя в темноте мало что видно. Под моими исследующими пальцами он стройный, жилистый. Тянусь к пуговицам, пока он мягко оттесняет меня назад к кровати. Усадив меня на край, опускается на ковер.

Его шепот… Все остатки одежды исчезают. Его губы на моем колене, кончики пальцев по лодыжке вверх, слишком осторожно, почти на грани щекотки.

Не остаюсь в долгу, сполна возвращаю ласку. Плечи, руки, длинные пальцы… Тихо стонет в ответ на касания, мышцы под пальцами расслабляются; как давно у него не было женщины?

Он все прячет лицо, выцеловывая внутреннюю часть бедра, так медленно поднимаясь выше. Словно молит о милости, стоя на коленях.

— Северус... — запускаю пальцы в его волосы, он замирает в ожидании. — Иди ко мне...

И он поднимается, не упуская ни дюйма моего обнажённого тела. Губы сухие, тонкие, но горячий язык, кружащий вокруг соска, заставляет выгнуться.

Ждала ли? Да… С тех самых пор, как заметила этот взгляд, как он перестал разговаривать со мной по ночам, как запретил и вовсе спускаться в лабораторию. Но чтобы так? Нет…

Не выдерживая больше этой медленной пытки, тяну его руку туда, где я уже давно готова его принять. Понимает. Задыхается, весь дрожит, плавно погружаясь. Толчки глубокие, тягучие. Рвусь вверх, навстречу, сильные руки удерживают бедра.

— Я не стеклянная.

— Хочу тебя так.

Долго, неторопливо, размеренно, но неизбежно искра за искрой… и вспышка. Сильная вспышка. Гладит, успокаивая, не двигаясь какое-то время, и продолжает, пока не взрывается сам.

Тянет в сон, странно…

Впервые за долгое время я поздно проснулась. Благо, это утро воскресенья, и нет нужды спешить на работу. На мне сорочка, между ног сухо. Очищающее заклинание? О событиях прошедшей ночи напоминают лишь смятые простыни.

Потягиваюсь, встаю и замечаю на прикроватной тумбе пузырек из темного стекла. Еще теплый, свежесваренное... Противозачаточное? Принюхиваясь, понимаю, что не ошиблась с предположением, на вкус горчит, но меньше обычного, и послевкусие миндаля — наверное, его рецепт.

А дом снова пуст.

* * *

Проходит неделя, дверь в мою комнату опять открывается. Снейп останавливается в дверях, он явно не ожидал увидеть свет свечей в два часа ночи.

— Ты ждала?.. — вопрос звучит неуверенно.

— Как видишь. И жду большего…

— Нокс.

В темноте все чувствуется острее, но я так хочу видеть его лицо в момент страсти. Отдаваться во власть этих рук легко, мое тело соскучилось, последние отношения я порвала год назад, но никогда еще не было так… В ребро колет не нежность, а позднее осознание: эта осторожность — не трепет, но ласка. Я привыкла к страстным романам, пусть их было не много, но…

Он заставляет ждать, не дает перенять инициативу, снова затягивает в воронку медленных движений. Все не так — и одновременно как нужно.

Затихаем в объятьях друг друга, он благодарно целует в плечо, только я жду другого. Слова всплывают и гаснут, не успеваю, так устала, и веки налились свинцом.

Утром очередное зелье и неожиданно записка ровным почерком. С улыбкой читаю список ингредиентов и время.

Во второй половине дня мы много спорим, портим серебряный котел, но все же работаем. Вместе. Это греет душу. Ему нравятся мои рецепты, хоть это и не показывается явно, отпускаются язвительные шуточки по поводу моей наивной веры учебникам. Так я узнала, что экстракт ромашки не всегда стабилизирует зелье с добавлением волчьей ягоды, а также что семена бадьяна, собранные у восьмилетнего растения, имеют более сильные свойства.

— На сегодня все, — по-учительски строго ставит точку.

— Я пойду, приготовлю ужин, тебе чего-нибудь хочется? — невинно интересуюсь я, наблюдая, как он прибирает рабочее место.

— Не знаю. — Пауза. — Я еще поработаю.

Так странно, обычно он всегда с видом гурмана комментирует мои блюда, много ли специй, достаточно ли прожарилось мясо.

— Северус…

— Мисс Кроссман, — перебивает. — Прошу, не задерживайтесь.

Поджав губы, ухожу на кухню. Наверху захлопывается дверь. Работает он, как же, к себе ушел и наверняка опять дверь закрыл. Рассержено кромсаю капусту в тонкую соломку.

Через час спускается, ужинает, смотрит долго, но молчит. Извиняется только ночью, целуя спину сквозь шелк ночной рубашки.

— Днем я думаю только о работе.

— Хорошо, — голос приглушен подушкой.

— Эмбер...

Тонкие пальцы скользят под ткань...