Замкнутый круг (гет)

Сидеть на грязных ступеньках заброшенного сталелитейного завода старшему инспектору не к лицу и не к званию, но все прочие относительно приспособленные к цивилизованному обитанию помещения штаба кишат парнями из группы Когами — на следователя из Бюро те смотрят с опаской, на исполнителей — с изрядной долей пренебрежения. И то, и другое утомляет ничуть не меньше постоянных споров с Шимоцуки, потому побег Аканэ из убежища террористов Нобучика понять должен и может.

А потому встаёт у неё за спиной и прячет ладони в карманах брюк.

— Я с тобой, пока ты не успокоишься, — Аканэ оборачивается, тепло улыбается и вновь подставляет лицо солнцу, подпирая подбородок рукой.

— Когда-нибудь я успею сказать это вперёд тебя, — негромко обещает Цунэмори. — Я в порядке, Гино. Можешь проверить мой…

— Двадцать три целых и пять десятых, — перебивает её Гиноза. — А у меня сто двадцать шесть и семь. И это ровным счётом ничего не значит.

Следователь молча соглашается с правотой исполнителя и друга и опускает взгляд.

— Просто… — теребит подол юбки и невесело смеётся. — Просто я чуть не застрелила Когами, соврала Сивилле, нарушила с десяток правил и, кажется, подвела вас всех под монастырь. На всё это у меня ушло всего пару часов, и теперь я даже боюсь появиться у них на глазах. Люди Когами меня априори ненавидят и называют ручной собачкой Сивиллы, Мика едва не плачет, и написать рапорт ей мешает разве что Яёй, Хинакава и половины из происходящего не понимает, и от его слепой веры в меня впору вешаться, а молчаливые упрёки Суго… — Цунэмори качает головой и прикусывает губу.

— Никто не заставляет тебя выбирать между нами и ним, — как всегда всё правильно понимает Гиноза.

— А между ним и долгом?

— Что почитать за долг, — уклончиво отвечает Нобучика и садится рядом. — Мы с тобой знакомы уже больше четырёх лет, три года из которых ты знаешь что-то, о чём не известно никому из нас и, поверь, это разочаровывает меня куда больше, чем твоё теперешнее стремление загубить свою карьеру и наши жизни из-за привязанности к Когами.

Аканэ вкидывает голову, всем корпусом поворачивается к Гинозе и хватается за стальную руку:

— Гино, я бы никогда не поставила на кон ваши…

— Дослушай, — перебивает её бывший инспектор, мягко сжимая хрупкую ладошку. — Когами дорог мне ничуть не меньше, чем тебе. Мы выросли вместе, вместе учились, работали и выживали. Такое бесследно не проходит, и спроси меня кто, что выберу я — его или долг, — Нобучика грустно улыбается и пожимает плечами. — Мне бы вряд ли потребовалось время для размышлений. Но ты то ли не видишь, то ли не хочешь видеть разницы между вами, — Гиноза склоняет голову, вынуждая девушку посмотреть себе в глаза. — Он может без тебя прожить. Ты без него — нет.

Цунэмори вырывает руку из стальной ладони, резко поднимается со ступенек и упрямо отворачивается, едва ли не впервые за четыре года не желая слушать правды, что так немилосердно выговаривает ей Гиноза. Тот вообще после того, как его разжаловали до исполнителя, никогда не притворялся и удары об асфальтовое покрытие реальности смягчить ни для кого не спешил. Если считал тебя идиотом, он непременно тебе об этом сообщал. Выплёвывал это слово небывало искренне и до одури убедительно, и делай с этим что хочешь.

Мика обижалась и злилась. Цунэмори обыкновенно помогало.

Но не теперь. Не тогда, когда дело касалось Когами.

— В чём я сейчас неправ? — негромко спрашивает Гино.

— В том, что считаешь, будто имеешь право в это вмешиваться, — зло цедит сквозь зубы Аканэ, запахивая пиджак на груди.

Желание извиняться, убеждать его в том, что никогда бы не позволила себе даже мысленно променять их жизни на жизнь Шиньи, пропадает напрочь. Хочется по-детски топать ногами и бить кулаками по стальному плечу, хочется перестать быть взрослой, перестать думать о том, что не по силам, перевесить хотя бы часть ответственности на кого-нибудь, кто сильней, кто вернее знает, как быть дальше, кому верить, а кому нет.

Кто-то, перед кем не стыдно быть такой — слабой, неуверенной, почти жалкой. Перед кем не зазорно стирать с лица злые слёзы и крепче обхватывать себя руками, дабы скрыть предательскую дрожь.

Кто-то, кто…

— А ты? — спрашивает она, разворачиваясь к замолчавшему исполнителю.

— Что — я?

— Ты без меня можешь? — безжалостно уточняет она.

Нечестный вопрос — Аканэ за него совестно, но искушение польстить собственному уязвлённому самолюбию и отомстить за приниженную гордость в разы сильней. Ударить так же больно, как минутой ранее ударил он, поставить перед фактом собственной беспомощности, ткнуть носом в свою же привязанность и спросить, знает ли он, что так же зависим?

Гиноза смотрит в огромные, светло-карие глаза, видит бушующий океан ярости, негодования и отчаянной мольбы о помощи и думает о том, что вот такую Цунэмори Аканэ та никогда и никому кроме него увидеть не позволит. Эгоистично радуется, что ужалить вышло больнее, чем теперь пытаются кольнуть его, испытывает к себе небывалое по силе отвращение, но поделать ничего не может.

Стыдно перед собой и перед Шиньей, но Аканэ так долго не видела в нём никого, кроме друга, так долго держала подле себя, не позволяя дотронуться, что…

— Аканэ, — Кунидзука выходит на крыльцо, переводит взгляд с исполнителя на инспектора и кивает куда-то за дверь. — Хинакава закончил моделирование, посмотришь?

Цунэмори вздрагивает, отчаявшись разглядеть правду в обыкновенно спокойных и так яростно сверкающих сейчас глазах Гинозы, отворачивается и проводит дрожащей рукой по лбу.

— Я… не вовремя? — спрашивает Яёй, только сейчас заметив, как крошится в пыль ступенька под стальной ладонью Нобучики.

— Всё в порядке, — глухо отвечает инспектор и отряхивает юбку. — Пойдём.

Поднимается по ступенькам, и едва не спотыкается о последнюю, услышав негромкое, но твёрдое:

— Нет.

Гиноза выпрямляется в полный рост, в глаза смотрит прямо, без утайки. Во взгляде ни стыда, ни угрызений совести — только усталое раздражение и застарелая печаль.

— Вот такой вот замкнутый круг, — пожимает плечами он и переводит взгляд на Кунидзуку. — Перекрёстное сравнение?

— Семьдесят две целых и восемь десятых, — отчитывается та. — Мы перепроверили всё ещё раз, думаю, не лишним будет…

Они проходят мимо Цунэмори, обсуждая составленный вместе с Когами план, ставят цели, задачи, спорят о размещении людей и оружия, а Аканэ…

А Аканэ думает о том, что она не может без Шиньи, Гино не может без неё, и задаётся всего одним вопросом.

А Когами? Когами может без них обоих?