Winter sonata (гет)

"Я сильней, когда ты рядом

Ты побуждаешь меня быть лучше, чем я есть"

Josh Groban.

За прозрачным стеклом поезда мелькали заснеженные пейзажи, неуловимо поменявшиеся за столько лет. Столько всего изменилось в окрестностях города, где он вырос.

Такеши, повинуясь сентиментальному порыву, слегка провел рукой по покрывшемуся имеем окну. В голове замелькали воспоминания десятилетней давности, когда он так же вглядывался в пейзажи за окном, а его подруга детства оставила ему смятый клочок бумаги: «Обещай, что ты пойдешь навстречу к своей мечте, не оглядываясь на прошлое».

Он и правда исполнил свое обещание, хотя не оглядываться на прошлое было очень тяжело. Прошло десять лет, и одинокий молчаливый паренек стал известным всему миру музыкантом. Все эти десять лет он с нежностью лелеял воспоминая о той, кто и подтолкнул его к этому шагу. Все эти десять лет он представлял, как он однажды вернется в город, в котором вырос.

— И зачем тебе было нужно приезжать сюда? — недовольно спросил менеджер, кутаясь в куртку. Хаттори-сан до последнего был против этой поездки, из-за которой ему пришлось отменить ряд важных мероприятий и встреч, но Такеши был неумолим, ведь этой встречи с прошлым он ждал долгих десять лет.

— Я говорил вам, чтобы вы оставались в Токио, — в который раз напомнил менеджеру Такеши.

Хаттори-сан недовольно засопел и отвернулся к окну, а Такеши вытащил из кармана старую фотографию на которой была запечатлена девушка, сидящая за роялем. Он улыбнулся, сжал крепче в руках потрепанную временем фотографию и прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки музыки, доносившиеся из больших фирменных наушников. Десять лет назад, когда он еще не прославился по всему миру под прозвищем Тенши, он ездил в таком же поезде только в компании своих друзей. Интересно, насколько они изменились за эти десять лет?

До прибытия оставалась еще уйма времени, поэтому он позволил себе погрузиться в дрему, где ему снились события его детства.

Десять лет назад.

Когда в 3-А класс вошла невысокая черноволосая девушка, одетая в форму их школы, Така лишь безразлично окинул ее взглядом. О том, что в их школу переводится дочь директора, жившая до этого вместе с матерью в Америке, ходило много слухов. Местные сплетницы поговаривали, что она вернулась в Японию из-за своего неподобающего поведения в США. Что однажды ее мать не выдержав того, что она стала терять свои японские корни, выгнала ее к отцу. Така мало верил слухам, но образ Эрики с ярко подведенными черными глазами, тяжелыми металлическими браслетами на тонких запястьях и цветными прядями в волосах мало походил на образ примерной ученицы.

— Здравствуйте, меня зовут Ивасаки Эрика. С этого дня я буду учиться в этом классе.

Ивасаки вяло поклонилась классу, как от нее требовал этикет, но по лицу было видно, что делала это она без особого желания. Така заинтересованно прищурил глаза, наблюдая за тем, как новенькая старательно изображает на своем лице вежливую улыбку. Он знал эту улыбку, когда улыбаешься через силу, чтобы не казаться странным, Така часто к этому прибегал. Ему было так же знакомо и то, как ногти впиваются в твою ладонь, когда ты ее сжимаешь настолько сильно, что белеют костяшки. И в этих остекленевших карих глазах, в глубине которых прятался немой вызов окружающим, Така узнавал себя. Парень хмыкнул, потрепав себе волосы. Сегодня он явно не выспался, раз к нему в голову лезли абсурдные мысли.

Когда с формальным приветствием было покончено, новенькая гордо прошла к единственной свободной парте прямо позади него, не обращая внимания на назойливый шепот своих новых одноклассников. Эрика бросила на парту свой тяжелый рюкзак с бесчисленным множеством всяких значков и брелков и, с шумом выдвинув свой стул, села за парту. По скрещенным на груди рукам и сгорбившейся спине стало ясно, что говорить ни с кем она не желала.

«Одиночка» — хмыкнул Такеши, снова углубляясь в свою книгу, которую он читал до прихода новенькой.

* * *

— Эй, Така, — Хиро появился за его спиной неожиданно, отчего Такеши чуть не подпрыгнул и не расплескал только что купленный зеленый чай.

Такеши всегда считался одиночкой, несмотря на то, что рядом с ним постоянно крутился оптимистичный и веселый Хиро. Наверное, если бы не Хиро, то о нем ходили бы такие же слухи, как и об Ивасаки. Высокий темноволосый парень, вечно шатающийся по школе в одиночестве, привлекал к себе больше внимания, чем парень, шатающийся в компании своего лучшего друга.

— Кстати, как тебе новенькая? — Хиро прислонился к стене, спрятав руки в карманы форменных брюк. В эту минуту он выглядел как никогда серьезно.

— Как и все остальные, — пожал плечами Така, сделав глоток из жестяной банки.

— Почему ты всегда такой безразличный ко всему? — снова оживился в лице его лучший друг.

Така лишь пожал плечами и отвернулся к окну, выходящему на школьный двор.

Он никогда не стремился к людям, предпочитая быть в тени. Така всегда отделял себя от всего остального мира, прячась, словно улитка в своей раковине. Хиро был одним из немногих людей, которые выносили его скверный, скрытный характер. Друг чутко понимал, когда ему нужна поддержка, а когда нужно предоставить ему самому разбираться со своими проблемами.

— Ладно, пошли в класс, — Хиро растрепал свои волосы. — У нас скоро урок начнется.

Така сделал последний глоток из банки и отправил ее лететь навстречу к мусорной корзине.

  * * *

  

Он увидел ее еще издали, но только не сразу узнал в плачущей девушке, сидящей на скамейке, поджав к себе ноги, и так по-детски вытирающей свои слезы, свою новенькую одноклассницу. Така сделал пару шагов в сторону Эрики, не зная, с чего начать разговор. Он мало общался с девушками, чтобы вот так вот запросто подойти к ней, а с плачущими девушками он вообще никогда не имел дела. Наверное, было бы лучше, если бы он просто прошел мимо, но что-то заставило его сесть рядом с Ивасаки.

В эту самую минуту не было ни стен, которые она тщательно выстраивала вокруг себя, ни иголок, которыми она обрастала в обществе людей. Перед ним сидела самая обычная старшеклассница.

За всю ту неделю, что они проучились вместе, сидя за соседними партами, он понял, что она одиночка и вовсе не намерена впускать кого-либо в свою жизнь. Грубая, язвительная, она пресекала любые попытки сблизиться с ней.

В школе Эрика выглядела, как комок острых иголок и словесного яда, так не похожая на остальных девушек, которых знал Така. Ее каждое утро привозила черная машина задолго до начала занятий, но Ивасака не заходила в класс до самого начала урока. Она ни с кем не разговаривала, а тех немногих, которые захотели узнать ее поближе, она просто-напросто грубо отшивала. Прошло семь дней, и уже никто не делал попыток сблизиться с ней, кроме Харухи Накамуры, которая все время крутилась вокруг новенькой.

— Привет, — замявшись, сказал Така, потрепав себя по волосам.

Ему почему-то вдруг неимоверно захотелось провалиться сквозь землю, но получив на свои слова лишь испепеляющий взгляд, который говорил красноречивей любых слов, чтобы он уходил по своим делам, лишь вызвал у Такеши азарт.

— Почему ты плачешь?

Такеши не была интересна причина, почему она плачет. Ему не было интересно, почему она предпочитает оставаться в одиночестве. Он привык подмечать детали, выстраивать цепи взаимосвязи. С тех пор, как умер его брат, в его в жизни больше никогда не происходило потрясений. Он ходил в школу, общался с друзьями и помогал матери. Така привык жить по течению, а все остальное было ему безразлично. Об этом никто не знал, разве что Хиро. Такеши привык улыбаться своей наигранной вежливой улыбкой и незаметно переводить темы.

— Не твое дело, — грубо бросила она.

На миг Эрика повернула в его сторону голову, раздраженно фыркнув. Сквозь призму раздражения и вновь воздвигнутых стен, Така увидел в карих глазах напротив какую-то тщательно скрываемую слабость и боль, которая раздирала одноклассницу изнутри. Он никогда не считал себя проницательным, но угадывать эмоции в глазах собеседника Така мог как никто другой.

Такеши по привычке нацепил на себя веселую улыбку и снова потрепал себе волосы.

— Ага, ясно, — кивнул парень. — Но ты ведь моя одноклассница и…

— Отвали! — Ивасаки резко повернулась в его сторону, встретившись с ним взглядом и явно пытаясь сдержать свое раздражение.

— Ивасаки, я…

— Я сказала: отвали! — вскипела Эрика, яростно на него посмотрев. В ее карих глазах не осталось и следа грусти, но была злость. — Или ты глухой?

— Прости, я не хотел тебя ничем обидеть, — вежливо улыбнулся он.

— Ненавижу! Ненавижу ваши наигранно-вежливые улыбки, — Эрика зло фыркнула. — Думаешь, я не вижу, что все твои улыбки не более, чем фарс для окружающих? Что ты хочешь показать другим под этой наигранной беззаботностью и таким же наигранным участием? Ненавижу таких людей, как ты! Без мечты и цели, выбравшие просто существование, а не жизнь.

Она резко встала, подняла с земли рюкзак, с которым, похоже, она никогда не расставалась, и ушла, оставив Такеши в растерянности сидеть на скамейке, обдумывая ее слова. Ивасаки Эрика была первым человеком, который вот так вот с ходу смог угадать то, что он тщательно прятал в самых затаенных уголках своего сердца. Она была права — у него не было мечты. Больше не было.

* * *

Така задумчиво крутил в руках толстую розовую тетрадь с блестками и стразами на ее обложке. Он бы мог подумать, что она принадлежала обычной девушке, если бы не видел, как эта тетрадь выпала из сумки куда-то спешно убегавшей Ивасаки. Така и подумать не мог, что у мрачной и жесткой Ивасаки найдется что-то настолько девчачье.

«Может, дневник?» — подумал он и тут же положил тетрадь к себе на рабочий стол. Читать чужие записи он не собирался.

Утром в школе он хотел догнать и вернуть ей тетрадь, только Ивасаки слишком быстро запрыгнула в черную машину, не обращая внимания на крики одноклассника. Она была странной. Не то, чтобы Така наблюдал за ней. В школе Эрика сидела позади него, а на уроках физкультуры и домоводства именно ему доводилось становиться партнером Ивасаки. Другие от этой участи сразу же отказывались.

Ивасаки мало походила на остальных его сверстников. Она ни с кем не сплетничала, забиваясь в стайки, не читала мангу, даже на уроках она порой выпадала из реальности. Многие обходили стороной мрачную Ивасаки, которая смотрела волком на любого, кто осмеливался посягнуть на ее личное пространство. Исключением была Харухи, которой она позволяла быть рядом.

Такеши взъерошил свои волосы, откинувшись на стуле. Ивасаки постоянно слушала музыку. Увидеть ее без наушников было редкостью. Но и то, обычно в эти минуты она была или на уроке или рядом с Накамурой. Было странно осознавать, что столь несхожие личности, как Эрика и Харухи, с вечно веселым и оптимистичным взглядом на жизнь, были друзьями.

Он потряс головой. Что бы там между Ивасаки и Накамурой не происходило — это было не его дело. Такеши списывал свое увлечение Эрикой на банальное любопытство. Ему было интересно — до жути хотелось разгадать, что же скрывает в себе его одноклассница.

Така взял со стола дневник Эрики и покрутил его в руках. Ему все же хотелось прочитать, что было написано там, хотя он и понимал, как это неправильно. Такеши осторожно развернул обложку дневника.

«….Мне было трудно ее видеть такой. Блеклой, хрупкой и невероятно беспомощной. Она лежала на белоснежной больничной кровати и казалась какой-то чужой, ненастоящей. Мне хотелось закричать, что это не моя мать. Моя мама не может быть этой замученной женщиной с грустной улыбкой.

— Совсем скоро меня не станет, малышка…

Ненавижу эти слова. Ненавижу ту, которая так легко стала разбрасываться ими. Хочется кричать до посинения, срывая свои связки, хочется крушить все вокруг себя, а приходится только ждать. Ждать окончания обследования, вердикта врача и…

…Все, это конец. Ей осталось не больше двух месяцев…»

* * *

— Ты читал его? — только и спросила Ивасаки, когда Така, слегка замявшись, протянул однокласснице ее личный дневник.

Девушка смотрела на него прямо, не пряча свой взгляд и не забирая из его рук дневника. Такеши, наверное, в первый раз видел в ее карих глазах, густо обведенных черным карандашом, несмотря на постоянные замечания президента студсовета, страх.

— Нет, — выдохнул он, стараясь не отвести свой взгляд.

— Ты читал его? — снова спросила она.

Такеши сжал дневник сильней. Вчера он успел прочитать только отрывок, тут же поймав себя на мысли, что если бы он был на месте новой одноклассницы, то ему бы не понравилось, чтобы кто-то влез в его душу. А Така влезал в ее, читая те откровения, те чувства, которые она прятала от всех за высокими стенами, которые Ивасаки воздвигала вокруг себя.

— Я…

Он растерялся, но одного взгляда на Эрику хватило Таке, чтобы понять — она никогда не поверит ему, если он начнет отрицать. Ивасаки Эрика не хуже его разбиралась в людях.

— Да, — он склонил голову, не решаясь посмотреть ей в глаза и ожидая, как минимум, гневной тирады.

Но Ивасаки молчала. А ему хотелось провалиться сквозь землю, только чтобы не чувствовать на себе ее тяжелый взгляд.

— Ясно, — механически произнесла Ивасаки и, резко развернувшись, медленно скрылась за углом школьного коридора.

А Такеши так и стоял, заворожённо наблюдая за ее сгорбившейся спиной.

* * *

Он нашел ее в заброшенном музыкальном классе. Ивасаки сидела за роялем, то и дело нажимая на одну и ту же клавишу и почти не обращая внимания на то, что происходило вокруг нее. Така даже с самого начала хотел предательски уйти и оставить одноклассницу наедине с собой, но совесть не позволила ему поступить так. Ему надо еще было вернуть тетрадь и попросить прощение у Ивасаки за то, что он прочел ее дневник без спроса.

— Меня оказалось так просто найти? — Така не смог понять, действительно ли это был вопрос, или она просто констатировала факт.

Он промолчал, сделав несколько неуверенных шагов в ее сторону. Неожиданно он поймал себя на мысли, что ведет себя слишком… по-другому? Хиро часто называл его безынициативной амебой, ссылаясь на то, что в основном Така проводил все свое свободное время, шляясь по городу. Он уверенно отвергал попытки друга завлечь его в какой-нибудь школьный клуб и почти никогда не интересовался тем, что происходит вокруг него. Он привык жить в своей боли и чувстве вины.

— Я хотел попросить у тебя прощения за то, что прочитал твой дневник, — Такеши посмотрел прямо в глаза своей однокласснице, протягивая ей дневник. — Это было неправильно, и я сожалею.

Эрика хмыкнула, забирая обратно свою тетрадь. В карих глазах было слишком много боли, и Така даже подумал, что она вот-вот расплачется, но вместо этого Ивасаки ровным голосом спросила:

— И насколько много ты теперь знаешь обо мне?

— Только то, что твоя мать смертельно больна, — таким же тоном ответил он ей. Така знал, что гораздо хуже, когда в твоем голосе звучит жалость или грусть. Ивасаки не из тех людей, которые хотят, чтобы их жалели.

— Была. Она умерла три месяца назад.

— Я сожалею, — Такеши склонил голову.

— Ты здесь не виноват, — совсем невесело рассмеялась Ивасаки. — Последняя стадия рака. Уже ничего нельзя было сделать.

Така молчал, не зная, что ответить Эрике. Он помнил себя, когда узнал о смерти брата. Для его семьи это стало большой трагедией. Гораздо большей, чем когда его отец, знаменитый композитор, не выдержав давления критиков, повесился.

Он почти ничего не помнил о том времени, но в душе его старшего брата смерть отца оставила большой отпечаток. У матери — тоже. Ему тогда было шесть, брату — четырнадцать.

Ивасаки, то ли чувствуя замешательство Такеши, то ли в попытках самой убежать от своей боли, начала что-то играть на рояле. Лицо ее было сосредоточено, глаза полуприкрыты, а руки уверенно порхали по клавишам инструмента. Музыка выходила слишком грустной.

— Это ты ее сочинила? — спросил Така, садясь на свободный стул рядом с Эрикой. О том, что они оба безнадежно опоздали на урок, никто из них не думал.

— Нет, — отрицательно покачала головой она. — Это — мамина работа.

— Расскажи о ней.

— Она была замечательной, — Эрика резко остановила игру и посмотрела на Таку. — Почему ты сторонишься людей?

— А почему ты ненавидишь их?

— Я не ненавижу, — она пожала плечами. — Я с четырех лет жила в Америке. И, несмотря на то, что мама всячески старалась сохранить у нас дома дух Японии, для меня японцы такие же чужие, как и для тебя будут американцы.

Такеши улыбнулся, слегка потрепав свои волосы. К нему как-то запоздало пришло осознание того, что это у них с Ивасаки первый нормальный разговор за все их знакомство. Он все еще помнил тот день в парке, когда застал одноклассницу плачущей.

— Как так оказалось, что ты со своей матерью уехала в Америку, а отец остался здесь?

— До того, как мать встретилась с отцом, она подавала большие надежды в качестве пианистки. Ей даже предлагали в будущем учиться в Лондоне, но она посчитала, что отец и их будущий ребенок важнее ее карьеры музыканта.

— Но вы все же уехали, — Такеши неуверенно заерзал на стуле, осознавая, что задает уж слишком личные вопросы.

— А потом сказка закончилась, — лаконично сказала она. — Когда мне исполнилась четыре, мать решила, что нам с ней будет лучше в Америке. Отец не сильно этому сопротивлялся.

Ивасаки приобняла себя за плечи и стала раскачиваться вперед-назад. Взгляд ее ничего не выражал, но Така, даже не заглядывая вглубь ее карих глаз, мог сказать, что там за «ничего» царила боль. Пусть Эрика нарочито равнодушно, чуть даже ехидно отзывается о своей семье, но Така видел, что потеря матери для нее — большой удар.

Он сам через это проходил, когда всем стало известно, что его брата больше нет в живых. Сочувственные взгляды и постоянные вопросы его преследовали везде,

и он так же, как и Ивасаки, научился скрывать свои чувства за напускным равнодушием.

— Такеши, почему ты скрываешь, что любишь музыку?

— Ты о чем? — сразу насторожился он.

Така не любил подобные вопросы. Трудно отвечать на них, когда твой отец был известным композитором, а брат… Во всяком случае, он тоже был.

— О том, что ты часто приходишь сюда и всегда играешь одну и ту же мелодию, — Ивасаки неожиданно повернулась к роялю и начала играть вступление к песне, которую когда-то знала вся Япония. — Ее, кажется, пел… как его там? Сато Хироши?

Така до боли сжал свои кулаки, стараясь не показать своих истинных эмоций. Он попытался улыбнуться, но получилось как-то криво, и Така молил всех богов, чтобы Эрика ничего не заподозрила.

— Не знал, что ты слушаешь японский рок, — он попытался перевести тему.

— Было дело, — пожала плечами одноклассница и резко прекратила играть. — Ты думаешь, что раз я росла в Америке, то я ничего не знаю о Японии?

— Ты сама сказала, что мы тебе чужие, — хмыкнул Такеши.

— А ты представь себе на минутку: вдруг тебя выдернули из Японии и ты оказался в незнакомом месте, с незнакомыми людьми. И вроде бы все в порядке, но ты вечно ведешь себя не так, как ожидают от тебя эти люди. Твое поведение, твой взгляд на мир и твои привычки в корне отличаются от тех, которые привыкли видеть другие.

Така хмыкнул, откинувшись на спинку стула. Он узнавал одноклассницу с совершенно новой стороны, которую вряд ли знали другие. Его собеседница не походила на вечно угрюмую Ивасаки. Это была совершенно другая девушка, которая недавно потеряла свою мать и пыталась научиться жить в чужой стране. И Таке почему-то эта девушка стала нравиться.

— Прости, — он склонил голову. — Но если мы не поторопимся, то опоздаем на еще один урок.

Эрика встала и с улыбкой протянула руку Такеши. Он удивленно и непонимающе смотрел на нее, пока Ивасаки рассмеявшись не сказала:

— Я это и имела в виду, когда говорила, что Япония для меня чужда. В Америке обычно не смотрят на тебя так удивленно, когда другой человек протягивает тебе руку, чтобы помочь подняться.

Така виновато улыбнулся и взял одноклассницу за руку, подумав, что у них выйдет довольно странная дружба. Десять минут спустя, когда они оба веселые вошли в класс, их одноклассники подумали примерно о том же.

* * *

— И как это теперь понимать? — Хиро подозрительно сузил глаза и с характерным звуком открыл банку сока.

Така закатил глаза, откинувшись на перила. Он, в общем-то, ожидал допроса от своего лучшего друга, но от этого жеста не смог отказаться. Хиро на это не обратил внимания, так как был больше занят своим бенто. Они коротали обеденный перерыв на крыше их школы, где обычно почти не было народу. Разве что иногда сюда забредали парочки, которые искали себе укромный уголок. Хиро обычно потешался над такими школьниками.

— Ты о чем?

— Я о том, что тебя и Ивасаки не было на английском, а потом вы оба ввалились в класс, как ни в чем не бывало. У тебя есть что-то с ней?

Така чуть не поперхнулся водой. Их друзьями-то с трудом можно назвать, а Хиро намекает об отношениях. От этой мысли Така поморщился.

— Хиро, не говори глупостей, — фыркнул Така. — Я лишь вернул ей ее дневник.

Хиро сузил глаза. Он не верил ему, а Такеши не собирался ничего доказывать.

— Тебе она нравится?

— С чего ты взял? — скучающе спросил Така, бросив мимолетный взгляд на школьный двор. Там среди школьников замаячила одинокая фигура Ивасаки, в руках которой была большая стопка книг.

— Ты смотришь на нее как-то по-другому, не как на остальных девушек, — Хиро пожал плечами, отправляя себе в рот очередной онигири.

— А как я смотрю на остальных девушек?

— Как на предмет мебели, — рассеяно ответил друг и чуть позже добавил уже серьезным тоном: — Ты изменился с тех пор, как к нам перевелась Ивасаки, Такеши.

Така потрепал свои волосы, наблюдая за тем, как к Ивасаки подходит какой-то парень. Даже стоя на крыше, Така признал в этом парне Суо Акиру, местную знаменитость, по которому сходили с ума все девушки этой школы. Така чуть сжал свои кулаки, когда Суо неожиданно схватил у Ивасаки ее стопку книг.

— Изменился, значит, — задумчиво произнес Такеши.

* * *

— Как дела в школе?

— Хорошо, — бесцветным тоном ответил Така.

Он все еще думал над словами Хиро, а картина с Суо и Ивасаки на школьном дворе никак не хотела уходить из головы. Такеши был зол. Нет, не просто зол — он был чертовски зол об одной лишь мысли о Суо. Така закрыл глаза и попытался досчитать до десяти прежде, чем снова открыть их.

— Сегодня на ужин у нас карри.

Мать поставила перед Такеши миску с едой и села напротив него. Когда-то Цубаки-сан считалась красивой со своими угольно-черными волосами и добрыми карими глазами, но сейчас она выглядела уставшей. Она казалось слишком хрупкой — одно неверное движение и мать рассыпется на глазах. В слишком тощих руках Цубаки-сан держала чашку с чаем.

— Ты есть не будешь?

— Я не голодна, — она улыбнулась и грустно посмотрела в их сад через окно.

Осень была в самом разгаре, и слива, которую когда-то посадил брат, словно полыхала в огне. Для их семьи осень всегда будет ассоциироваться со смертью, холодом и одиночеством. Жить после потери близких всегда трудно, но они с матерью сумели по крупицам восстановить свой мир, разрушившийся в одночасье. Смерть отца пошатнула их семью, но мать — сильная женщина, которой когда-то хватило смелости остаться рядом с человеком, которого вечно окружали люди, сплетни и творческие муки. Она нашла в себе силы снова улыбаться, смогла оградить свою семью от трудностей и подарить своим сыновьям любовь, которую может дать только мать. Но когда им сообщили, что Сатоши больше нет — мать сломалась. С тех пор она ни разу так и не улыбнулась.

— Скоро будет два года, как Сатоши больше нет, — тихо произнесла мать, резко поставив на стол чашку с чаем.

Така лишь вздохнул, отложив палочки в сторону. Аппетит пропал напрочь. Така медленно прикрыл глаза.

Хотелось встать и сбежать куда-нибудь подальше. Хотелось уйти, раствориться, забыться.

— Да, — кивнул он.

* * *

— Почему? Почему? ПОЧЕМУ?

Така изо всех сил бил по дубовой коре, стирая костяшки своих рук. Хотелось наорать, причинить себе физическую боль, чтобы она хоть на миг притупила боль от душевных ран. Он снова срывался. В последний раз это случилось весной, до того, как начался его последний учебный год. В тот день он держал в руках перочинный нож, подаренный когда-то Сатоши, и неспособный оторвать от него взгляда. Если бы тогда его не увидел Хиро, то он бы вскрыл свои вены. Так предательски и трусливо, как когда-то сделал и его брат.

В эти минуты он ненавидел Сатоши. Он представлял себе, как ударит того по лицу, несмотря на то, что был его старшим братом. Така мечтал сломать Сатоши нос, вовремя вправить ему мозги, чтобы он и не думал о самоубийстве. Такеши ненавидел брата за то, что он оставил его одного, сломав все его мечты, которые он до этого лелеял. Он ненавидел Сатоши за то, что брат выбрал легкий путь для него, но даже и не подумал, будет ли этот путь так же легок для его семьи.

— Ненавижу тебя, Сатоши! — закричал Така и в очередной раз впечатал свой кулак в кору старого дуба.

— Кто такой Сатоши и почему ты его ненавидишь?

Такеши резко обернулся, услышав тихий, но уверенный голос Ивасаки. Она стояла позади него, сложив свои руки на груди и прислонившись к одному из деревьев в парке. Возле одноклассницы лежал ее объемный рюкзак.

Така прикрыл свои глаза и выдохнул.

— Это неинтересная история, — устало произнес он и сел на землю.

Ивасаки хмыкнула и стала что-то искать в своем рюкзаке. Затем, наконец, вытащив оттуда две банки колы, она подошла к Такеши и села возле него, протянув ему одну из банок.

— Эй, я рассказала тебе о своей матери! — она шутливо толкнула его по плечу. — Теперь твоя очередь делиться секретами. Кто такой Сатоши?

— Мой старший брат, — бесцветно ответил Така.

— Видимо, он совершил что-то из разряда вон, раз ты так зол на него, — Ивасаки старалась быть веселой, чтобы приободрить Такеши, но он чувствовал, как дрогнул ее голос.

— Он покончил с собой.

Така откинулся на пожухлые опавшие листья и стал смотреть на ночное небо, густо усыпанное звездами. Он чувствовал, как напряглась его одноклассница, как неловко Эрика стала сминать в руке банку колы. Смерть и самоубийство — не тема, которую можно перевести в шутку, а Такеши не спешил разрядить обстановку.

— Прости, — тихо сказала Ивасаки, тоже откинувшись на листву.

Така чувствовал, как ее темные длинные волосы стали щекотать его шею — так близко Ивасаки легла рядом с ним. И ее аромат — ваниль с нотками цитруса — полностью заполнил его легкие. Но смущения не было, и Така не хотел отодвигаться от нее. Просто… у него не было больше сил. Он лежал, прикрыв глаза и растворяясь в ночной прохладе. Вместе с осенним холодом, медленно пробиравшимся к нему под кожу, пришел и покой.

— Откуда ты здесь?

— Я была на тренировке, — тихо ответила Ивасаки, чуть повернув голову в его сторону. — До того, как я переехала в Японию я занималась скейтбордингом.

— Научишь?

— А ты этого хочешь? Не так-то легко встать на скейт, а уж делать трюки! — Ивасаки замолчала, подняв в воздух свою руку.

— Это лучше, чем…

— Слоняться по городу в одиночестве? Маяться от безделья?

— Жить без мечты и цели, Ивасаки. Без мечты и цели…

Такеши не помнил, сколько они так вместе лежали на опавшей осенней листве, слушая, как с ближайшей улицы доносятся шум машин и голоса немногочисленных прохожих. Рядом с Ивасаки он не пытался убегать от себя, от нее, от мира вокруг.

* * *

Така скучающе смотрел в окно, когда в классную комнату вошла их классная руководительница и привычным звонким голосом попросила всех сесть по своим местам. Он даже не взглянул на нее. Учителя уже перестали бороться с его нелюдимостью и постоянной отрешенностью от мира. Перестали возмущаться тому, что он часто не слушает их, предпочитая погружаться в свои мысли. Главное — он хорошо учился и был в первой двадцатке по успеваемости.

— У меня для вас есть интересная новость, — объявила Ито-сенсей, прислонившись к учительской трибуне. — Вы, наверное, уже слышали, что в январе будет проводиться музыкальный конкурс среди школ?

Така хмыкнул и откинулся на стуле. Он привык к таким объявлениям, которые время от времени делала его классная руководительница.

На памяти Такеши одноклассники не очень радовались к таким вещам, разве что участники школьных клубов. Но в их школе музыкальный клуб прекратил свое существование еще до того, как сюда поступил Така.

— Есть желающие участвовать? — Ито-сенсей с надеждой посмотрела на учеников, но никто, несмотря на возникший в классе возбужденный гул, не поднял своей руки.

Сенсей вздохнула и сказала, что запись на конкурс закончится через две недели.

* * *

— Что ты думаешь о конкурсе? — спросила Иваски, неожиданно оказавшись за спиной Такеши.

Вы время обеденного перерыва весь класс пуще прежнего начал обсуждать предстоящий конкурс, и Така под шумок решил сбежать в заброшенный музыкальный класс. Он не любил разговоры о музыке. Ему всегда становилось душно и тесно, и только в этом месте ему удавалось найти равновесие.

— Говорят, там будут представители каких-то агентств, — Така пожал плечами, не глядя на одноклассницу, которая села на свободный стул возле него.

— Ты снова играешь ее? — Эрика мягко развернула Такеши за плечо, и он не смог противостоять ей. Ивасаки Эрика была единственным человеком в его жизни, которому он почему-то позволял каждый раз узнавать о нем то, что он скрывал от всего остального мира.

Така не ответил. Вместо этого он начал наигрывать мелодию из старой песни на рояле, а затем неожиданно даже для самого себя начал петь. Ивасаки слушала его молча, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

— Эта песня очень много для тебя значит, — тихо заметила девушка, слегка наклонившись в его сторону.

— С чего ты взяла? — стараясь произнести как можно будничнее сказал Такеши. Его голос даже не дрогнул. — Песня как песня.

— Не обманывай меня! — возмутилась одноклассница. — Я вижу по твоим глазам, как она дорога тебе. С ней связанно что-то важное?

Така промолчал, но резко остановил свою игру. Сердце невольно стало биться в груди, и его стук не давал Такеши мыслить трезво. На него накатывал страх. Тайна, которую он хранил много лет, могла бы быть раскрыта странной девушкой, сидящей возле него. Он этого не хотел. В конце концов, он обещал брату.

— Ладно, не хочешь говорить — не говори.

Ивасаки примирительно подняла руки вверх, улыбаясь непривычно широкой улыбкой. Такой заразительной, что Така невольно заулыбался ей в ответ. Рядом с Ивасаки он чувствовал себя как никогда свободно и спокойно.

— Кстати, — она неожиданно прекратила улыбаться и серьезно сдвинула брови, — а ты не хочешь участвовать на конкурсе?

Така резко сжал кулаки и отвел глаза. Он и подумать не мог, что Эрика загорится желанием участвовать в этом конкурсе. Слишком он привык к своим одноклассникам, которые никогда не изъявляли желания участвовать в подобных вещах.

— Нет, — он покачал головой.

— Ты ведь хорошо поешь, — Ивасаки удивленно подняла свои брови. — Я думала, что ты захочешь участвовать.

— Ты ошиблась, — резко сказал Така и встал. — Я пойду в класс. Скоро начнется урок.

Такеши уверенно прошел к двери, даже не обернувшись к своей однокласснице, которую оставил одну удивленно смотреть вслед себе. Он тихо закрыл за собой дверь, развернулся и, закрыв глаза, сполз по деревянной поверхности. Где-то глубоко внутри защемило, а из глаз брызнули слезы.

«У меня была когда-то мечта. Выйти на сцену и спеть рядом с тобой. Почему ты ее отнял у меня, брат?»

* * *

— Ты сегодня позже обычного, Такеши, — заметила мама, когда Така вошел в дом.

Он кивнул, поставил свою сумку на стул и сел за обеденный стол. Он сегодня задержался в школе благодаря Ивасаки, которая прицепилась к нему вместе с Харухи после уроков. Оба просили его выступить в соревновании вместе с ними. На его резонный вопрос, почему они взяли, что он хочет этого, Харухи, потупившись, промямлила, что он единственный из них когда-то серьезно занимался музыкой. Да и семья у него состояла сплошь из музыкантов.

Одного удивленно взгляда Эрики хватило, чтобы понять, что она не знала об этом. В ее карих глазах в тот миг появилось возмущение и непонимание. Така чувствовал, что вопросов ему не избежать. Он вздохнул. Такеши не любил, когда кто-то врывался в его жизнь. Большинство из его знакомых, даже зная его историю и сплетничая о нем на переменах, никогда не упоминали о его семье в присутствии Такеши. А Ивасаки не была из тех, кто забивается в девчачьи стайки и сплетничает о парнях.

Мать поставила возле него стакан с холодной водой, в которой плавал кусочек лимона. Так уж завелось в их семье, что холодную воду они пили, даже когда за окном шла метель. Сатоши было всегда жарко, и в памяти Такеши брат остался веселым парнем, который вечно ходил в футболках, несмотря на морозы за окном. Така сжал кулаки — и здесь Сатоши оставил свой след, постоянно напоминая о себе.

— Спасибо.

— Ужин еще не готов. Ты подождешь? — мать, как всегда, отвернулась от него и посмотрела в окно.

— Да, — кивнул он.

Он привык к одиночеству и боли, которые сквозили в каждом слове его матери. Брат умер два года назад, но его присутствие незримо чувствовалось вокруг них. Он был везде — дома, когда они с матерью по вечерам ужинали вдвоем; в школе, где его брата все еще помнили, как блестящего и талантливого ученика, который был увлечен музыкой. Даже на улицах их небольшого города, где Сатоши часто импровизировал на своей гитаре вместе с друзьями, Така чувствовал его незримое присутствие. Это и сводило его с ума.

Така бросил мимолетный взгляд на свою мать, которая машинально что-то жарила на сковороде. Словно она — не его мать, а какая-то чужая женщина, пришедшая в его дом, чтобы накормить и создать видимость присутствия. Мать стала похожа на призрака после смерти Сатоши.

Правда была в том, что из двух своих сыновей Цубаки-сан больше любила старшего, а когда он покончил с собой, она просто сломалась, как фарфоровая кукла, которых она когда-то коллекционировала. Но Такеши привык обманывать себя во всем — в том, что ему нужно закончить школу, поступить в университет, а затем устроиться на работу в какую-нибудь компанию и закончить свою жизнь обычным офисным планктоном. И что его мечта выступать на сцене и петь, вдохновляя людей — не более, чем просто несбыточные грезы, на которые не стоит обращать внимания.

Злость с новой силой начала накатывать на него. Почему… почему это он должен забыть о своих желаниях? Не следовать зову своего сердца?

— Завтра годовщина смерти брата, — как бы невзначай сказала мать, поставив перед ним плошку с рисом. — Я поеду к нему.

Такеши понадобилось немало сил, чтобы удержаться и не усмехнуться, но он не смог не сжать свои кулаки. К счастью, они были скрыты столешницей. Така прикрыл глаза, стараясь унять внутреннюю дрожь. Он очень сильно любил свою мать, но ненавидел в ней то, что она до сих пор цеплялась за брата, не обращая на Такеши внимания. Сатоши был дня нее всем, а Така… на него она всегда смотрела в последнюю очередь. И сейчас, спустя два года после предательского самоубийства брата, мать хотела пойти к нему на могилу и ожидала от Такеши того же самого. А он просто ненавидел себя и брата, за то, что у них обоих не хватило смелости сопротивляться.

— Я сыт, — грубо бросил он, вставая из-за стола.

Така не хотел видеть свою мать. Он мечтал сбежать, даже не смотря на то, что это сильно ранит ее. Он больше не мог спокойно смотреть на нее и видеть в ее глазах только своего покойного брата. Оказавшись в своей комнате и закрыв за собой дверь, он позволил слезам покатиться по своим щекам. Сил сопротивляться и снова обманывать себя, запятая уже не было.

* * *

— Может, ты все-таки подумаешь об участии в конкурсе? — Ивасаки появилась возле него неожиданно, протягивая ему баночку колы.

Она пила ее всегда, когда не пила кофе. А пила она кофе постоянно. На вопрос Такеши — как ее организм может переносить столько кофеина, Эрика пожимала плечами и говорила, что ее организм не может жить без этого.

— Я уже отвечал на этот вопрос, — несколько холодно сказал Така, шумно закрыв книгу. — Меня это не интересует.

Така не взял из рук одноклассницы банку газировки, и Ивасаки обиженно насупилась. Было странно видеть ее такой. За то время, что они сблизились, Така узнавал о ней все больше и больше вещей, которые не замечал раньше. Когда Ивасаки слушала свою музыку — исключительно рок — она раскачивалась в такт. Такеши иногда казалось, что одноклассница порой забывала, что находилось в школе, среди людей.

Многие ее называли бесчувственной одиночкой, а Така научился распознавать каждую эмоцию Ивасаки в ее ее голосе, движениях и даже в мимолетном взгляде. Когда Эрика была чем-то заинтересована, она подавалась вперед и слегка склоняла свою голову к плечу. Когда ей было весело, Ивасаки часто раскачивала своей ногой, словно в такт музыке и иногда изображала что играет на вымышленной барабанной установке. А когда Ивасаки было грустно и ее снова раздирали противоречивые мысли, Ивасаки закрывала глаза и включала музыку. Всегда одну и ту же песню старой британской рок-группы.

Такеши настолько привык исподтишка наблюдать за своей одноклассницей, что уже даже не мог понять, что же он делал, когда Ивасаки еще не перевелась к ним. Это было его любимым развлечением. Даже стал себя ловить на том, что сам стремится к ее обществу, пытается быть к ней чуточку ближе. Рядом с противоречивой одноклассницей он забывал обо всех своих проблемах и казался обычным школьником.

— Я слышала, как ты пел в музыкальном классе, — вдруг сказала Ивасаки, когда Така раскрыл учебник английского, дожидаясь прихода учителя. — Ты очень хорошо поешь.

— Ну и что? — равнодушно спросил Така, уже привыкший, что многие его знакомые отмечали это в нем.

— Никогда не думал выступать на сцене?

Така вздрогнул. На секунду забыв, как дышать, он шокировано уставился на страницу учебника, не понимая и строчки из того, что там написано. Сердце забилось где-то у горла, не давая ему ничего сказать. Он не ожидал, что одноклассница спросит его о таком.

— Нет, — соврал он некоторое время спустя. — Я никогда этим не интересовался.

Он повернулся в сторону Ивасаки и встретился с ней глазами. Лучше бы он этого не делал, подумал он, отводя свой взгляд. Ивасаки Эрика поняла, что он только что соврал.

* * *

— Я знал, что найду тебя здесь, — хмыкнул Хиро, прислонившись к перилам рядом с ним.

В тоне голоса друга не было его обычной беспечности. Напротив, Хиро был серьезен. Така прикрыл глаза, глубоко вздыхая. Он почувствовал, что разговор будет у них не из легких.

— Слышал, Ивасаки стремится затащить тебя на тот конкурс, — Хиро со щелчком открыл банку с кофе. — Ты действительно этого не хочешь?

Така хмыкнул и положил свои руки на перила, глядя куда-то за горизонт. Хотел ли он участвовать на конкурсе? Хотел ли он выступать на сцене? Да, черт подери, он этого очень хотел. Но не мог. Така не хотел разбивать матери сердце. В очередной раз.

— Не знаю, — выдохнул он. — Все слишком сложно.

— Жизнь всегда была сложной, — хмыкнул друг, отпив глоток из банки.

Така прикрыл глаза, глубоко вздыхая. С неба стал моросить мелкий осенний дождь, но ни Така, ни Хиро не спешили уходить с крыши. Хиро лишь поставил банку кофе вниз и засунул свои руки глубоко в карманы ветровки, которые он носил вместо пиджака.

— Сегодня годовщина смерти брата, — тихо сказал Такеши, наблюдая за тем, как все школьники стали спешить скрыться со двора в школе.

— Я помню, — вздохнул Хиро. — Сегодня вы снова пойдете к нему на кладбище?

Така промолчал, сильнее сжав кулаки. Что-то в нем кричало о том, чтобы он не шел сегодня к брату. Он не хотел снова видеть слезы матери по тому, кто, так предательски оставив семью, разбил все его мечты. Теперь из-за Сатоши ему приходится врать всем вокруг — Эрике, Хиро, матери, а главное — себе.

— Не знаю, — наконец выдохнул он. — Я ничего не знаю.

Хиро лишь хмыкнул и потрепал его по плечу, прежде чем развернуться и уйти с крыши. Он понял,что пришло время оставить друга в одиночестве.

* * *

Такеши увидел Эрику еще издали. Она сидела на той самой скамейке, где он чуть больше двух месяцев назад увидел ее плачущей. Только в этот раз она что-то старательно выводила в своем кричаще-розовом дневнике, мало обращая внимания на то, что происходит вокруг.

Така замедлил свой шаг, наблюдая за Ивасаки. Он не знал, почему позвонил ей сегодня и попросил о встрече. С тем же успехом он мог позвать и Хиро, но когда он сегодня пришел домой раньше обычного, и матери еще не было, Така понял, что просто не сможет пойти сегодня к брату. Не в этот раз. Он знал, что потом мать будет смотреть на него с немым обвинением во взгляде, но ничего поделать с собой не мог.

— Давно ты здесь? — спросил Така, подойдя поближе.

Ивасаки вздрогнула, подняла на него непонимающий взгляд, а потом улыбнулась. Искреннее. Так, как улыбалась только в его присутствии. Она резко закрыла свой дневник и наклонилась, чтобы засунуть его в такой уже привычный для Такеши рюкзак.

— Где-то полчаса, — пожала она плечами.

— Прости, что заставил ждать, — выдохнул Така, садясь возле нее.

Она усмехнулась, поежившись в своей тонкой кожаной куртке. Така улыбнулся. Ивасаки всегда старалась выглядеть независимой, гордой и взрослой, но в такие минуты всегда вела себя как ребенок. То, как она упрямо надевала не по сезону легкие куртки или растерянно теребила свои пальцы.

— Замерзла?

— Нет, — покачала головой она, хотя щеки у нее уже раскраснелись от холода. Така не мог сдержать свой смех.

— Прости, что позвонил тебе, — тихо сказал он, отсмеявшись.

— Ты сегодня много извиняешься, — хмыкнула Эрика. — Лучше скажи, зачем я тебе понадобилась.

— Я не мог оставаться один. Я боюсь, что могу совершить какую-нибудь глупость.

Така смотрел на землю, избегая её взгляда. Он боялся одиночества. Впервые за долгое время он не хотел оставаться один на один с собой. Боялся совершить что-нибудь необдуманное.

— Тогда ты обратился по адресу, — улыбнулась Ивасаки. — Я, конечно, не обещаю избегать неприятностей, но со мной хотя бы будет весело.

Она по-дружески, так как делают это в американских фильмах, стукнула своим кулаком по его плечу, но от него не скрылась тревога в её глазах. Он понял, что теперь и она знает о трагедии в его семье.

— И как давно ты знаешь? — хмыкнул он, вставая и уже по привычке протягивая Ивасаки свою руку.

— Хиро задержал меня после школы и сказал, что если сегодня ты мне позвонишь и попросишь о встрече, то мне не следует оставлять тебя в одиночестве.

Така усмехнулся. Такого и стоило ожидать от Хиро. Он был единственным, кто знал всю правду, но всегда делал вид, что не в курсе этого, чтобы Такеши не чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке.

— Прости, — она на минуту склонила голову, но потом резко подняла свой взгляд на Такеши. — Если ты думаешь, что теперь я буду с тобой нянчиться и сидеть со вселенской грустью в глазах, то ты ошибаешься!

Ивасаки резко вскочила на ноги и, грозно сложив руки на груди, ухмыльнулась ему. Что и стоило от нее ожидать. Она не была похожа ни на одного знакомого Такеши человека. Всегда действовала непредсказуемо и всегда могла поднять ему настроение, помочь.

— Тогда что же мы с тобой будем делать? — весело улыбнулся Така.

— Это я должна спрашивать, — фыркнула Эрика. — Ты как-то говорил, что хочешь научиться кататься на скейте?

* * *

— Она была красивой, — негромко сказал Така, разглядывая старую фотографию в рамке, где была изображена его одноклассница со своей матерью.

Ивасаки, сидящая за своим столом, слегка откинулась на стуле, чтобы разглядеть, о ком говорит Така, и неоднозначно пожала плечами. В домашней одежде — старых выцветших джинсах и растянутой футболке, которую она надела сразу, как оказалась дома, — с забранными наверх волосами и с ложкой во рту — Ивасаки выглядела не так, как всегда. В ней не было ничего из привычного Таке — Ивасаки Эрика выглядела совсем по-домашнему.

— Ты очень похожа на нее, — вдруг подметил Такеши, скосив взгляд в сторону подруги.

Та лишь равнодушно пожала плечами.

Такеши никогда бы не подумал, что их импровизированная тренировка на скейте завершится у Ивасаки дома. Просто после того, как он несколько раз рухнул на асфальт, изодрав свои коленки как какой-то малолетка, Ивасаки флегматично предложила оставить тренировку на потом, иначе за последствия она не отвечает. Отчаявшийся к тому времени хоть как-то стоять на доске Такеши обреченно вздохнул. Это только со стороны казалось, что встать на скейт легко.

— Я всегда думала, что мы с матерью совсем разные, — неожиданно сказала Эрика, разглядывая свои ногти, покрашенные в черный цвет. — Не только внутренне, но и внешне.

Она замолчала и посмотрела на Такеши. В ее взгляде была грусть, но при этом ещё и какая-то уверенность. Така невольно вспомнил взгляд растерянной и напуганной Эрики, когда нашел ее в заброшенном музыкальном классе. Тогда она ему показалась маленькой девочкой, которая отчаянно желает спрятаться от жестоко мира за стеной своей отчужденности. Возможно, раньше так и было, но сейчас девушка, сидящая перед ним, была очень далека от той, что испуганно спряталась в классе.

— Но в последнее время многие говорят, что мы были очень похожи, — она улыбнулась. — Даже странно как-то это слышать.

Такеши вздрогнул. В горле снова начал образовываться тугой ком, а глаза защипали от непрошеных слез. Когда брат был еще жив, многие говорили, что они были очень похожи. Такеши был не против того, что их постоянно сравнивали. Наоборот, он сам стремился быть таким же, как и его брат. Только вот… его больше нет, а Така все еще здесь.

— Ты сильно ее любила?

Ивасаки бросила на Таку ехидный взгляд, и он уже пожалел, что задал такой вопрос, когда произнесла:

— Мы с ней никогда не ладили, — она пожала плечами, снова отворачиваясь к окну. — И я всегда отвечала, что мечтаю никогда больше ее не видеть. Мы часто ссорились.

Она горько вздохнула и постаралась как можно небрежней смахнуть накатившую слезу. Така даже на минуту представил, как Ивасаки яростно хлопает дверью, кричит на свою мать и говорит о том, чтобы той больше не было в ее жизни. Ему тоже иногда так хотелось сделать, но он всегда позволял матери оставлять последнее слово за ней.

Но Ивасаки Эрика ненавидела себя за прошлые мысли и поступки, Такеши знал это наверняка.

— А сейчас?

— А что говорить сейчас? Она до последнего скрывала от меня свой диагноз. Я узнала о том, что она больна раком, случайно, когда мать упала в обморок во время очередной нашей ссоры. Она и не думала мне рассказывать о том, что смертельно больна.

Ивасаки встала со своего места, растрепала свои волосы, чтобы скрыть за этим движением свое волнение. Получалось у нее это не очень, и Така видел ее насквозь. Трудно терять дорогого для тебя человека, еще трудней — осознавать, что, возможно, именно ты сделал так, чтобы его теперь не стало.

— Она говорила, что хочет отправить меня в Японию. Прикрывала это тем, что ей не нравятся мои друзья и моя группа, в которой я стала играть, скорее, чтобы позлить ее, чем самой получать удовольствие. Но она любила музыку, надеялась, что я пойду по ее стопам, а я… была неправильной дочерью. Я всегда все делала ей наперекор.

— Как это? — не понял Така.

— Я с детства занималась музыкой, и мать мечтала, что однажды я стану знаменитой пианисткой или чем-то вроде этого.

— Но?

— Но я решила делать ей все назло. Тогда я жутко злилась на мать из-за того, почему мы не можем быть с отцом. Поэтому я бросила уроки игры. Но сама я любила музыку, поэтому вскоре начала играть на гитаре. А потом один из моих друзей решил создать свою группу. Я была там басисткой.

Ивасаки легла поперёк кровати, закинув ноги наверх на стену. Её голова запрокинулась вниз, а слегка отросшие волосы касались паркетного пола. Дом у Ивасаки был в западном стиле.

— Мы долго ругались из-за этого. Мать считала эту музыку недостойной. Она ничего не понимала в роке и вечно ругала меня, когда я включала ее на полную громкость. А я это делала часто. И назло.

Она грустно улыбнулась, наверное, вспоминая эти события. Така случайно наткнулся взглядом на огромный плакат, на котором было изображение Статуи Свободы. Для Такеши Америка была далекой, чужой страной, но для Ивасаки это был ее дом, который она оставила позади.

— Ты хочешь вернуться туда? — спросил Така, смотря на плакат.

Ивасаки проследила за его взглядом и, поняв, к чему он клонит, неоднозначно пожала плечами.

— Не знаю. Раньше я бы все отдала, чтобы вернуться туда.

— А сейчас?

— Сейчас многое изменилось. Я изменилась.

Она резко спустила свои ноги со стенки и села на кровать по-турецки. Ее черные волосы с несколькими разноцветными прядями, которые она так и не перекрасила в нормальный цвет, несмотря на ежедневные скандалы с главой студенческого совета, были растрёпаны, несколько прядей лезли в глаза. Она раздраженно смахнула их.

— Знаешь, почему я так хочу участвовать в этом конкурсе?

Така пожал плечами.

— Так я хочу ей сказать «прощай», — Ивасаки неуверенно улыбнулась ему. — Я ведь… Когда она умерла, меня даже не было рядом с ней. Я тогда боялась находиться с ней рядом.

— И сейчас ты бы все отдала, чтобы вернуться в тот момент? — как-то горько спросил Така.

— Да, — она кивнула. — Но это невозможно.

Такеши несмело улыбнулся ей. Он чувствовал боль своей подруги, понимал, почему она хочет выступить. Только сказав своей матери «прощай», она по-настоящему сможет жить дальше и двигаться вперед. На секунду он прикрыл глаза. Он ведь тоже так до сих пор не сказал Сатоши «прощай».

— Два года назад в этот день мой старший брат покончил жизнь самоубийством, — неожиданно для себя тихо сказал Така, глядя куда-то в потолок.

Ивасаки молчала, давая ему время самому рассказать то, что было у него на душе. Такеши был искренне признателен ей за это.

— Его обвинили в том, чего он никогда не совершал и… он просто не выдержал, — горько произнес он. — Мой брат, Сатоши, был известным музыкантом. Вокруг него всегда было много людей и слухов, но последний… Раньше, до того как он прославился, Сатоши был другим — веселым, общительным, всеобщим любимцем. Но слава изменила его. Мы почти ничего о нем не знали. Он стал слишком занят, чтобы помнить о своей семье. А потом по новостям мы услышали, что он покончил с собой. Очередной музыкант, творческая личность, которая не выдержала прессинга общественности.

Такеши говорил тихо, медленно подбирая слова, пробуя их вкус. Их вкус был горьким, как и те эмоции, которые он испытывал к своему брату. Такеши казалось, что он неожиданно оказался в пустой комнате, где не было ничего и никого. Только он и его боль. Он привык жить этим. Привык быть один. Но…

— Твоего брата звали Сато Хироши, — Ивасаки не спрашивала, она утверждала.

— Да, — выдохнул он, невольно сжав кулаки.

Ивасаки несмело улыбнулась. Еще одной преградой между ними стало меньше. Така чувствовал это, и это было странным. О том, кем на самом деле был его брат, не знал никто, разве что Хиро, но тот сам об этом догадался. Хиро никогда не говорил о Сатоши напрямую, думая, что это причинит Такеши боль. Хиро всегда был… отстранен, хотя и был рядом. Но Ивасаки была другой. Она всегда выглядела отстранённой, слишком независимой и равнодушной, но она всегда была готова поддержать его. Если не делом, так словами. Она всегда была рядом.

— Если я скажу, что ты для меня стала самым близким человеком на свете, то ты не обидишься?

Эрика криво усмехнулась. Така понял — нет, не обиделась.

— Я тоже хочу сказать всему «прощай», — тихо произнес он, имея в виду не только Сатоши, но и свою мечту, которую он когда-то потерял.

— Так скажи, — хмыкнула Ивасаки. — А я тебе помогу, — уже тише добавила она. — Всегда.

* * *

Така сидел на крыше школы, опершись на перила. На душе было противно и муторно. Хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Но вопреки его желаниям в голове роились тяжелые мысли. Почти такие же, как и свинцовые тучи над его головой. Така до боли сжал свои кулаки.

Вчера, когда он вернулся домой, уже перевалило за полночь. Он хотел тихо пройти в свою комнату и никого не видеть, но мать ждала его на кухне. Как он и думал — в ее взгляде было слишком много немого обвинения. Она ничего ему не сказала, но для Такеши ее молчание было громче криков. Мать чувствовала себя преданной.

— Что мне делать, брат? — прошептал он.

С глаз брызнули слезы, и Така быстро их стер. Он стоял на перепутье и не знал, как поступить. Вчера он для себя решил, что будет участвовать в этом конкурсе, пусть даже это будет первым и последним разом, когда он выйдет на сцену под свет софитов. Так он сможет отпустить свою мечту и перестать винить во всем Сатоши. Просто не судьба, просто так получилось.

— Как ты мог, Сатоши? Почему из-за тебя я должен забыть о своей мечте? Почему я?

Сейчас он понимал, что не сможет этого сделать. Не только из-за матери, которая не сможет принять того, что и второй ее сын подастся в музыку, но и из-за того, что он сам вряд ли сможет после этого с легкостью отпустить свою мечту, сдаться.

Такеши прикрыл глаза, изо всех сил сдерживая крик, который вот-вот готов был вырваться наружу. Он до боли сжимал свои кулаки и кусал губы. Така должен был решить, что ему делать дальше.

«Как мне поступить, брат?»

На крыше послышались шаги, но Така не спешил открывать свои глаза. Он ожидал, что это Хиро. Это было их местом. Местом, где они предпочитали прятаться от всех. Таким же убежищем, как и заброшенный музыкальный класс, где Така неизменно виделся с Ивасаки. Но рядом с ним сел не его старый друг, а девушка, от которой витал запах ванили с нотками цитруса.

— Я искала тебя в музыкальном классе, — сказала она.

— Мне нужно было побыть одному.

— Знаю.

— Но ты все равно здесь? — Така резко открыл глаза и повернулся в сторону Эрики.

Ивасаки тоже смотрела на него. В ее взгляде было слишком много грусти и сопереживания ему. Она понимала, что он стоял на перепутье.

— Почему ты не хочешь выступать на конкурсе? — резко спросила она. — Твой ответ, что тебя это просто не интересует, я не приму.

— Ивасаки, все слишком сложно, — выдохнул Така, отворачиваясь, но Эрика твердой рукой снова развернула его к себе.

— Сложно — это когда ты в деревянном ящике, а над тобой земля, а все остальное решаемо, — мягко сказала она, несмотря на жесткие слова. — Я ведь не слепая. Я вижу, когда человеку небезразлична музыка.

— Иногда этого не достаточно. Я просто не могу.

— Не можешь? Из-за своего брата?

Така прикрыл глаза, с силой прикусив губу. Все было слишком сложно. Если бы не брат, покончивший с собой, если бы не отец, который повесился, возможно, он сейчас не стоял бы на перепутье. Но сейчас он просто не мог идти за зовом своего сердца. Музыка убила двоих членов его семьи, если и он решится на этот путь, мать просто не выдержит. Она и так сейчас походила на сломанную куклу.

— Посмотри на меня, — Ивасаки мягко развернула его к себе, осторожно обхватив его лицо ладонями. Така вздрогнул, но не отстранился. — Ты — не твой брат. У вас разные судьбы. Если Сато Хироши покончил с собой, это не значит, что и ты это сделаешь, Такеши.

— Все не так просто, — Така осторожно поднял свои руки и прикрыл ими ладони Ивасаки. — Мой отец был известным композитором. Он повесился. Брат вскрыл свои вены. Они оба были музыкантами. И если и я… если и я выберу этот путь, моя мать… она не выдержит.

— У вас разные судьбы. Если твои отец и брат решили самостоятельно уйти из жизни, это не значит, что и ты захочешь. Ты сильнее, чем они. Следовать своей мечте трудно, но найти в себе силы отказаться от нее ради кого-то — еще трудней. Такеши, ты сильнее, чем кажешься. Ты — другой. Ты никогда не повторишь судьбу своего брата.

Эрика резко подалась вперед и сильно прижала Такеши к себе. Он слегка опешил, но тоже обнял ее. Крепко, сильно и жадно, будто бы она была сейчас его воздухом. Хотя это было недалеко от истины. Ивасаки вселяла в него надежду. Така чувствовал, как быстро бьется ее сердце, ее запах полностью заполнил его легкие, придавая ему уверенности. Он выступит и найдет в себе силы, как бы трудно ему не было отказаться от своей мечты и жить, как и все остальные. Он сможет.

Эрика осторожно отстранилась от него и слегка улыбнулась. В ее глазах он видел заботу и нежность, а также решительность. Ивасаки утверждала, что он сильный, но сама она была сильнее его. Она осторожно сжала его ладонь и, немного поколебавшись, подняла с земли листок, который принесла с собой, и протянула его Такеши.

— Это бланк заявки на участие в конкурсе, — тихо сказала она. — Его нужно сдать сегодня до трех.

С этими словами она поднялась со своего места и стала спешить к выходу из крыши. Лишь возле двери она остановилась и, слегка обернувшись, уверенно сказала:

— Ты сильней, Такеши. Ты сможешь.

* * *

— Ты выбрала песню, которую будешь исполнять на конкурсе?

Така прислонился к стене, смотря на прямую спину своей подруги, которая что-то наигрывала на рояле. Он почти не виделся с ней с тех пор, как подал заявку на участие в конкурсе талантов. Иногда ему казалось, что все вернулось на круги своя, что его жизнь стала такой же, как и до прихода Эрики в его школу: он все так же шатался по школе вместе с Хиро, а потом бродил по городу, избегая встреч с матерью. Домой он приходил лишь поздно ночью, когда та уже засыпала. Иногда Така замечал, как Ивасаки уходит из их класса вместе с Харухи, а иногда он словно выпадал из этого мира, почти как раньше.

— Да, — Эрика кивнула, но все так же не повернула голову.

Така неуверенно сделал шаг в сторону Ивасаки, не зная, что сказать. Почему-то только сейчас он понял, что они не общались друг с другом почти месяц с того дня на крыше. На улице теперь вместо монотонного дождя падал белоснежный снег, укрывая под собой серые дома. Но наступление зимы не принесло Такеши облегчения — вместо тягучей ноющей боли в душе царило какое-то непонятное оцепенение, ожидание чего-то.

— Ты когда-нибудь слышал о Зимней сонате? — вдруг спросила Ивасаки, резко развернувшись.

Така покачал головой и сел на один из обшарпанных стульев, которыми был завален этот класс. Раньше это место было его убежищем, сокровенным местом, в котором он мог ото всех спрятаться. Как-то слишком незаметно его место превратилось в их, его страхи и трагедии в их общие. Така понимал это, и почему-то на душе становилось так… тесно? Будто бы что-то вырывалось наружу, и он уже несколько раз ловил себя на мысли, что хочет подойти к Ивасаки и заключить ее в свои объятья. И не отпускать — никогда.

Такеши пожал он плечами. Ивасаки нахмурилась и, резко развернувшись к роялю, начала играть какую-то смутно знакомую Таке мелодию. Она была грустной, но в то же время в ней отчетливо слышалась какая-то надежда.

— Это…? Почему она мне кажется такой знакомой? — Така растрепал свои волосы.

— Это была мама. Это последняя мелодия мамы, которую она так и не закончила перед смертью. Я сделала это для нее, — Ивасаки прекратила играть и теперь радостно смотрела на него. Така улыбнулся.

— Это её ты играла мне тогда? — Такеши не стал уточнять когда, потому что знал, что Ивасаки помнит тот день, когда они впервые заговорили. Сейчас казалось, это было тысячу лет назад, но прошло лишь пара месяцев.

— Точно, — кивнула она. — Я долго думала, что хочу сыграть. Думала, что-нибудь из классики, но потом я нашла ее ноты у себя в вещах, которые привезла из Америки, но так и не успела до конца разобрать. Тогда мне показалось, что это она направила меня и указала, что мне делать.

У Ивасаки была грустная улыбка, но в ней больше не было чувства вины. Она смирилась с утратой и шаг за шагом научилась жить дальше. Это было сложно. Это было почти невозможно, но Ивасаки Эрика смогла наконец простить себя. Глядя на нее, Такеши обещал себе, что тоже не опустит руки. Будет трудно принять свою мечту, перестать ненавидеть старшего брата и больше не чувствовать вину перед матерью, но он сможет.

— Я думал, что ты выберешь что-то из репертуара своих любимых Битлов, — пошутил Така, слегка растрепав волосы Ивасаки.

Она удивленно посмотрела на него, а затем недовольно нахмурила брови.

— Об этом я тоже думала, но мама их ненавидела, — хмыкнула Ивасаки. — Кстати, а что ты будешь исполнять?

— Я думал, ты догадаешься, — грустно улыбнулся Така.

— Одну из песен своего брата?

— Да, — Такеши кивнул. — Самую первую. Только так я смогу проститься с ним.

* * *

Свет прожекторов ослеплял. Такеши шагнул в центр сцены, плотно зажмурив глаза. Его переполнял страх, но в то же время он был уверен в себе. Така чувствовал себя окрыленным впервые за очень долгое время. Он чувствовал незримую поддержку Ивасаки, которая сейчас стояла за кулисами и взволнованно наблюдала за ним.

«Все будет хорошо!» — тихо прошептала она, сильно сжав его ладонь. — «Не отказывайся от своей мечты только потому, что боишься, что ее не примут».

Он неуверенно сжал гриф гитары. Изначально он не хотел сам играть на ней, но потом понял, что это нужно сделать, как отдать последнюю дань своему брату. Сатоши никогда не расставался с этой своей гитарой. Така помнил, как брат, незадолго до своего самоубийства, когда все еще было хорошо, отдал её Такеши, небрежно сказав, что она ему больше не нужна и он может купить себе еще много таких. Сейчас, стоя на сцене, Така понимал, что Сатоши никогда не расстался бы со своей гитарой без причины.

«Я верю в тебя» — когда-то давно говорил ему брат, когда учил Таку играть на гитаре, а он никак не мог запомнить аккорды.

Така будто бы видел сейчас Сатоши. Он стоял в зале, подпирая одну из колонн, и задорно улыбался своей широкой, теплой и по-братски обнадеживающей улыбкой. Он поднял оба своих больших пальца наверх, желая ему удачи.

Такеши улыбнулся и начал играть. Он пел песню своего брата, через строчки, через голос и эмоции рассказывая о Сатоши — о его мечте, о его победах и поражениях. Это была его самая первая песня, которая прославила его на всю Японию. И становилось легче. Будто бы уход брата, непосильной ношей сдавливавшей его плечи, перестал казаться таким предательским. Только стоя на сцене, он смог принять это. Иногда за свою мечту нужно платить.

Когда он заканчивал петь, то его взгляд прошелся по залу и зацепился за знакомое лицо. Там, среди множества незнакомых людей, для которых он был таким же незнакомцем, сидела его мать, по бледным щекам которой текли слезы. Она не пыталась стереть их, лишь во все глаза смотрела на своего младшего сына и улыбалась. Так, как не улыбалась со смерти Сатоши. В своих руках она судорожно сжимала тонкий стебель золотистой хризантемы. Она была с этим цветком на первом концерте Сатоши, а он, шутя, называл его любимым.

«Я с тобой» — читалось во взгляде матери, и Така вдруг почувствовал на своем плече чью-то теплую руку, невидимую для остальных. Потом, годы спустя, его мать скажет, что там, на сцене, она увидела обоих своих сыновей.

Когда Така закончил петь, понизив свой голос для последних слов, зал замер, прежде чем взорваться бурей аплодисментов. Люди все еще не забыли Сато Хироши, они все еще любили его песни, не смотря ни на что. Така поклонился и на ватных ногах поспешил за кулисы. Его переполняла эйфория и какая-то странная легкость во всем теле, будто бы он мог тут же взлететь, если бы захотел.

— Я знала, что ты сможешь! — громко воскликнула Эрика, повиснув у него на шее.

В нос ударил приятный аромат цитруса и ванили, заполняя каждую клеточку легких Такеши. Раньше он никогда не задумывался о том, что с недавних пор запах цитруса стал для него чем-то вроде наркотика — он успокаивал, поддерживал и всегда напоминал Таке о его подруге. Такеши любил этот запах.

Он несмело обнял Ивасаки в ответ, а затем улыбнулся и закружил ее в воздухе. Он был невероятно счастлив.

Никто из них не выиграл. Такеши занял четверное место только благодаря песне своего брата, а Ивасаки не прошла даже в десятку. Но, несмотря на это, он был счастлив. Для них было главное участие, а не победа.

* * *

Такеши смотрел в окно поезда. Спасть не хотелось, хотя за окном была уже глубокая ночь. Крупные снежинки хаотично кружились в воздухе, ударяясь в слегка запотевшее окно. Это завораживало.

Така любил зиму, ему нравились снег и холод. Раньше они с семьей часто проводили время на улице, играя в снежки. Обычно он всегда получал от Сатоши и возвращался домой промерзшим до костей, но невероятно счастливым. Последние две зимы пролетели мимо него незамеченными. Такеши все это время жил в той холодной зиме, оцепеневший и полностью погруженный в свою боль, но с приходом в его жизнь Ивасаки он снова стал чувствовать. Такеши больше не хотел жить в своей боли, виня в этом других.

Ивасаки Эрика научила его многому. Он снова стал петь, он снова мог держать в руках гитару брата и не испытывать ненависти. Он снова чувствовал себя целостным.

Со дня выступления прошел почти месяц, но Така все никак не мог забыть слова одного из жюри, который подошел к нему после объявления результатов и сказал, что хотел бы видеть Такеши в качестве одного из дебютантов.

Така уверял себя, что мечта о сцене и музыке осталось давно позади, но… Он снова и снова прокручивал в голове тот разговор.

— Спишь? — сонно спросила Ивасаки, потирая глаза.

Такеши обернулся к ней и невольно улыбнулся. Она выглядела словно маленький беззащитный ребенок, с растрепавшимися волосами. Даже потекший карандаш вокруг глаз, превращающий ее в панду, смотрелся весьма мило.

— Нет, — коротко ответил он, с трудом отрывая от нее взгляда и снова вглядываясь в снежную тьму за окном.

День за днем он стал ловить себя на мысли, что Ивасаки стала для него кем-то большим, чем просто друг. Рядом с ней хотелось нарушать границы. Рядом с ней он не чувствовал этих границ. С ней он был свободен. Тем сложнее было контролировать себя, раз за разом возвращаясь в реальность.

Такеши чувствовал напряженность Ивасаки. В последнее время он все чаще стал уходить в себя рядом с ней. Он видел, что она расстраивается каждый раз, когда он вот так обрубает разговор, но ничего поделать с собой не мог. Физически он был всегда рядом, но… Что-то не давало ему быть столь же откровенным с ней, как еще месяц назад. Така понимал, что это было связано с тем самым предложением после концерта, но каждый раз убеждал себя в обратном. Он не хотел верить в то, что все еще не отказался от своей мечты.

За два года Такеши почти разучился мечтать, насильно вырывал свои крылья, чтобы боль заглушила надежду, но с приходом в его жизнь Ивасаки Эрики он перестал мучить себя. Крылья вновь выросли, но теперь он боялся взлететь. Слишком много было того, что он потеряет, если пойдет за своей мечтой. И Ивасаки была одной из тех, кого ему придется оставить позади, если он последует за своей мечтой.

— Така, — Ивасаки мягко толкнула его в плечу.

Такеши повернулся. Ивасаки выглядела слишком серьезной и настороженной, в карих глазах таилась грусть. Така чувствовал, о чем хочет поговорить с ним подруга. Ему удавалось избегать этого разговор в течение последнего месяца, но сейчас все пути были отрезаны.

— Тогда, после конкурса, — медленно начала она, подбирая каждое свое слово, — я все слышала. Почему ты не хочешь попробовать? Ты все еще боишься повторить судьбу своего брата?

— Нет, — выдохнул Такеши, посмотрев ей в глаза. — Дело не в брате или матери.

— Тогда в чем?

— Если я дебютирую, то мне придется многое оставить позади, — честно признался Такеши. — Дом, мать, друзей и… тебя. Я не хочу тебя отпускать.

Ивасаки грустно улыбнулась, но решительно взяла Такеши за руку. Ее ладонь была очень холодной, и Ташеки сжал ее. По всему его телу разлился непонятный жар, и вмиг ему стало хорошо. И очень спокойно. Он справится со всем, если рядом с ним будет Ивасаки Эрика.

* * *

Такеши разбудил хмурый Хиро, встряхнув его по плечу.

— Что случилось с Ивасаки? — удивленно произнес друг, когда Такеши открыл глаза. — Она выбежала из поезда, как только он остановился.

Така растерянно потрепал свои волосы и автоматически засунул свои руки в карманы куртки. Там была записка:

«Обещай, что ты пойдешь навстречу к своей мечте, не оглядываясь на прошлое».

* * *

Он нашел ее в заброшенном музыкальном классе, играющей на рояле. Церемония выпускного уже прошла и уже бывшие школьники разбрелись по территории школы, делая последние памятные фотографии, но Ивасаки Эрика исчезла сразу, как только закончилась официальная часть.

— Я думала, что ты уже не придешь, — усмехнулась она, повернув к нему голову.

Эрика улыбалась, но не той грустной улыбкой, которая в последнее время стала привычной, а задорной и веселой, как в былые дни. Лишь на миг Такеши показалось, что у него вовсе и не было поезда через пару часов, который должен был увести его в Токио, но это ощущение прошло почти сразу же.

— Я здесь, — улыбнулся он, сев рядом с подругой.

— Не сожалей о принятом решении, — резко сказала Эрика, нажав на черно-белые клавиши, которые издали пронзительный звук.

— Я не сожалею.

— Ты врешь, — хмыкнула Ивасаки. — Знаешь, я считаю, нам стоит дать друг другу время. Как думаешь, десять лет хватит нам, чтобы исполнить свои мечты?

Ивасаки резко повернулась в сторону Такеши и улыбнулась ярко и неунывающе.

Наши дни

Такеши на секунду задержался в дверном проеме, прежде чем уверенно шагнуть в класс. Странным было то, что за все десять лет этот музыкальный класс так и не изменился. Серые стены украшали чьи-то надписи, старая деревянная доска была разрисована цветными мелками, а поломанные парты все так же грудой стояли возле стен.

Такеши шагнул к старому роялю с треснувшей крышкой, который все так же торжественно стоял посередине комнаты, искрясь в лучах полуденного солнца. Така помнил тот день, когда случайно забрел в этот класс со старым инвентарем и нашел этот музыкальный инструмент. Он почти и не изменился за все эти годы. Черный лак местами облупился уже тогда, а огромное красное пятно от краски появилось уже после того, как Такеши покинул школу.

Он осторожно откинул крышку и провел пальцами по клавишам. Рояль издал знакомые резкие звуки. Такеши улыбнулся. Для него это место всегда было особенным. Сначала потому, что это был его собственный укромный уголок, позже оно стало связывать его с братом, а потом с Ивасаки Эрикой, странной девушкой, переведенной в эту школы из далекой Америки.

Такеши помнил, как они часами сидели за роялем, наигрывая разные мелодии. Он помнил и слово "дурак", которое Эрика однажды нацарапала на крышке рояля, как и их инициалы. Они смеялись здесь, они разговаривали обо всем на свете и делились друг с другом своими слабостями.

Такеши снова нажал на клавиши и начал играть. Эту мелодию никто не знал. Он написал ее много лет назад, но никому не показал, зная, что однажды он сыграет ее той, которой и посвятил. Ивасаки Эрика была как комок острых иголок, никого не подпускала к себе и источала наигранную браваду. Только Такеши видел в ней такого же мечтателя, каким был и он сам. Мечтателя, который жил глубоко в сердце и пытался выжить в той зиме, которая царила в их душах. Мечтателя, который верил, несмотря ни на что.

Такеши нажал на последнюю клавишу и остановился. Он многое хотел рассказать. Он многое хотел сказать. И мелодия, которую он хранил почти десять лет, вряд ли бы смогла передать все его чувства.

Сзади послышался чей-то тихий вздох. Сердце Такеши на секунду пропустило удар. Он знал, кто это. Он ждал долгие годы этой встречи, и пусть за это время многое изменилось, пусть они стали старше, но глубоко в душе они навсегда останутся теми потерянными подростками, которые в этом огромном жестоком мире наши друг друга и дали друг другу сил, чтобы сражаться дальше. Вдохновили идти дальше и беречь своего внутреннего мечтателя.

Такеши широко улыбнулся и резко повернул голову.