Лесные видения (гет)

Митрич вышел из избушки родственника. Дядя отца невестки его дочери жил во вполне добротном доме, способном выдержать снегопады, что шли на прошлой неделе. Вот только жил этот гад далековато. Старик почесал затылок — надо успеть вернуться до ночи — зажигалка отнюдь не надежный источник света. Посмотрев на начинающее темнеть небо, он, отхлебнув еще немного из пузатой бутыли, выданной любимым родственником "на дорожку", решил срезать путь, пройдя через лес. То, о чем говорил собутыльник — что сельчане обходят этот лес стороной — чертовщина там какая-то творится всегда — Митрич забыл. Впрочем, забыл это он еще после второй бутылки. И, поправив сползшую шапку, старик, бодрым шагом, равномерно покачиваясь от одного забора к другому, направился к тропинке.

Лес кажется прекрасным, но чертовски подозрителен. Макушки елей вздымались в небо гребнем дракона, а то и вовсе казались частоколом неприступной крепости. Время от времени мелькали силуэты птиц; стрёкот кузнечиков потихоньку стихал, уступая место крикам ночных обитателей. Дорожка становилась всё уже, уступая место кустам и буреломам. Ноги заплетались, Митрич спотыкался о корни и камни, время от времени потирал ушибы и, матерясь сквозь зубы, всё больше желал покинуть это недружелюбное место. Кому хочется оказаться закуской для местных хищников, пусть жёсткой и проспиртованной как следует? От каждого шороха веток, жужжания и ветерка передёргивало. Когда заухал филин, он окончательно понял, что заблудился.

— И зачем только пошел через этот проклятый лес? — бормотал под нос старик — ругаться не осмеливался, ибо, воспитанный в деревенских традициях, знал — помяни нечистую силу, и она появится.

А темный лес все так же насмешливо поскрипывал ветками, словно веселясь над попытками Митрича выбраться.

Содрогаясь от пронизывающего ветра, избавиться от которого не помогало даже проверенное средство, он принялся осматриваться вокруг. Все-таки это же не неосвоенные людьми пустоши тайги, должен же кто-то ходить через лес. И вскоре ему на глаза попались человеческие следы. Двое неизвестных, проходившие здесь недавно. Старик, отхлебнув еще немного для храбрости, решил двигаться по этим отпечаткам.

Правда, если бы внимательнее осмотрел следы — вряд ли принял это решение. Они явно были оставлены босыми ногами.

Лесные шумы стали переплетаться с какими-то совсем уже неземными звуками. Пьяный затуманенный разум уже не мог подмечать перемены, так как всё, что сейчас заботило Митрича, сосредотачивалось лишь в поиске хоть какого-то человеческого жилья. В конце концов, кто-то же должен подсказать ему правильную дорогу.

Чем дальше уводили следы, тем меньше было уверенности, что они ведут на опушку, а не в густую чащу — дорожка не была особенно утоптанной, напротив, утопала в зелени, мшистых коврах и изъеденных грибами древах, чьи корни облюбовали муравейники. Зато какие-то глухие крики становились всё громче, ярче и, казалось, были даже осмысленными — так удачно чередовались.

"И что же тут за чертовщина творится?" — нахмурился старик, когда внезапно дикая дорожка привела к достаточно открытой и дружелюбной полянке. Как будто выдрали клок из лесистой земной шевелюры, оставив плешь.

Внезапный резкий звук заставил Митрича упасть за ближайшей корягой, так, чтобы взору открывалась вся поляна, а он сам был невидим.

Увиденное заставило его похолодеть и мысленно попрощаться с жизнью.

На поляне веселились двое обитателей этого леса. Вот только мало того, что были они не слишком привычны глазу сельского жителя — филина больших размеров еще можно объяснить здоровым рационом птички, но рысь в такой глуши-то откуда оказалась?

Когда дальней родственнице кошек надоело гоняться за уворачивающимся крылатым, она просто улеглась на землю.

А затем Митрич удивленно разинул рот — филин приземлился рядом и что-то проухал, получив в ответ мяукание и шипение. Судя по всему, звери прекрасно понимали друг друга. Бутылка, жалобно звякнув выпала из внезапно ослабевших рук.

— Чур меня, чур! Сгинь нечистая сила! — шепча под нос молитвы и просьбы к богу защитить его от порождений дьявола, старик бросился бежать не разбирая дороги. Сидящие на поляне лениво проводили его взглядом.

-Как ты думаешь, чего испугался этот старый хрен? Зверей, что ли, никогда не видел? — мяукнула пятнистая кошка, свернувшись в клубочек. Она откровенно обиделась на этот мешок перьев, который сегодня, вопреки обещаниям, так ни разу не дался в когти.

— А леший его знает! Я недавно пролетал рядом с деревней — представь, они наш лес проклятым считают. А этот еще и пьяный был, — как филин сумел скривиться — оставалось загадкой.

-Фу, как некультурно. Хоть бы раз с нами поделились, а то всё пустые бутылки выбрасывают, негодные. Совсем люди природу уважать перестали. Вот бы вернулись времена, когда в лесах столько нежити было, что и шагу ступить без талисмана или каких-нибудь ритуалов нельзя, — пробурчала рысь из клубка.

— Хех, последнего колдуна ещё при Советах расстреляли. Хотя... так и надо ему, недоучке. Даже смерть качественно сымитировать не смог. Вымирает скрытый мир, вымирает... — задумчиво проухал филин.

-Но мы-то не вымрем, правда? Конечно, собратьев в погонах нельзя считать достойными представителями вида, но и обычных созданий предостаточно. Мы же не призраки, чтобы активно плодиться от обилия самоубийц? — глазищи и кончик носа высунулись из меха. Уши с кисточками всё ещё улавливали вопли дедка, однако чащоба стихала. А в былые времена шума-то было... Рысь вздохнула.

— Сейчас, отчасти, проще стало — вот ему, к примеру, уже никто не поверит. Скорее всего — к психологу отправят, а будет упорствовать — насильно, — кивнул головой в направлении побега старика филин.

-Впрочем, какое нам дело до людей, Велимир? Пока есть леса, мы в безопасности. Ещё долго Русь дикой будет. А если уж совсем тошно, слышала, что в Малороссии есть место, где природа снова стала отвоёвывать у человека территорию...

— Так-то да. Если совсем мешать станут — можно по примеру старого друга поступить. Хех, знали бы те монахи, кто у них столько времени настоятелем был, — разнесся над поляной смех.

-Что ты опять всё о святошах, с тобой ни разу без упоминания религии не поговорить, — фыркнула рысь. — И, вообще, я уже достаточно отдохнула, на камнях спать долго не получится.

— А то — где еще такой замечательный пример одурманивания толпы найдешь. Да и вообще, может, пора уже уходить тогда с поверхности? Вон — снова снег повалил. Лучше уж в пещеры спуститься, к источнику, там хоть тепло.

-Ну, ладно-ладно, прекрати ухать напрасно. Давай, веди уже к пещерам своим, — раскрыв пасть, рысь зевнула во весь клыкастый зев и, поднявшись с земли, отряхнула языком и лапками осевшую на шубке пыль. — Пошли, Сусанин.

Филин что-то проухал, затем показал крылом на появившийся квадрат, вычерченный черными, дрожащими линиями. Одно из немногих убежищ в здешних лесах по-прежнему готово принять владельцев.

Рысь, с некоторым недоверием глянув на вход, сначала опасливо опустила одну мягкую лапку, а потом, убедившись, что её никто не оттяпал, зашла полностью. Дождавшись, пока крылатый спутник последует за ней, позволила перенести их в подземное убежище.

— Вот мы и в безопасном месте.

Филин, трижды ухнув, завертелся. Если первые обороты можно было считать естественными, то потом явно действовал уже ритуал — сам бы он уже перестал крутиться. А получившийся в результате сгусток темноты вытягивался, меняя форму и собирая энергию из пространства пещеры.

Рысь, не думая отставать, просто взяла и перекувыркнулась через голову. Ей всегда казались заморочки спутника излишними, а длаку — шерсть на загривке, остававшуюся, когда они были в человеческом облике — ни его, ни её метод не убирал. Зато его метод был не требователен к вещам. Единственным минусом было головокружение после перевоплощения. Но тут уж ничего поделать было нельзя. Прислонившись к стенке, парень выжидал, пока пещера перед его глазами перестанет качаться как корабль во время шторма. Внешне в нём действительно угадывались птичьи черты — чёрные волосы до плеч, несколько крючковатый нос и большие, глубоко посаженные светлые глаза, сверкающие немного исподлобья. Девушка же была небольшого роста, аккуратной и медно-рыжей. Фигурка её, по сравнению с огромным и грозным филином, казалась совсем уж хрупкой.

Велимир, отметив, что мир стабилизировался, взглянул на девушку. "Сколько встречались, а все равно, смотря на нее, каждый раз восхищаешься красотой. Вот и ответ на вопрос — а все ли приедается. Нет, далеко не все",— промелькнула голове мысль.

-Холодно тут, как в могиле. Ведь я же там была пару раз, — хихикнула Ярослава, закутавшись в постеленную на полу шкурку. Под землёй лето — прохладно, а зимой — тепло, поэтому жить там — благодать.

— А то! Потому и выбрал эту пещерку. А главное — тут комаров нет!

Вел ухмыльнулся, присаживаясь рядом. Шкур хватало — филином хотели поживиться многие хищники, заканчивающие свой жизненный путь на полу этого места.

-Ну да, ты же не летучая мышь или стрекоза, чтобы их есть, поэтому кровососы доставляют тебе только неприятности, — девушка улыбнулась, зарываясь в шкуру так, что осталась на холоде только голова.

Велимир, улыбнувшись, провел ладонью по волосам Ярославы. Она восприняла этот жест, скорее, со скукой, нежели удовольствием — от птичьей морды что-то оригинальное ждать не приходилось.

— Все-таки тебя в человеческом облике показывать людям нельзя — рты-то от восхищения пооткрывают, а челюсти вправлять некому, — улыбнулся оборотень, продолжая поглаживать волосы девушки.

-А ты на что? — усмехнулась она, дружелюбно щёлкнув парня по носу. — Смешной.

Вел улыбнулся, мысленно представив это избиение, после чего поцеловал Ярославу. Девушка, недолго думая, обняла того за шею, погладив шерсть на загривке.

-Знаешь, а таким ты вкусней, нежели был бы, оказавшись в кошачьей пасти.

Оборотень, усмехнувшись в ответ на комментарий, прижал девушку к себе, легонько укусив ее за носик.

-Ай, прекрати клеваться, — рысь надула губки. — Иначе кому-то влетит по... — с этими словами она сжала шерсть на загривке, коварно улыбаясь.

Филин нежно поцеловал девушку, прерывая ее возмущенную речь на половине, проведя рукою по волосам. В его светлых глазах плескалось веселье. Недолго думая, Ярослава, сбрасывая с плеч тяготившую шкуру, что мешала движениям, снова вернула ладони на загривок парня, и, обняв, прижалась к его груди, слушая, как в начинавшем разогреваться теле что-то гулко стучит и булькает. Велимир принялся гладить девушку по спине, целуя с легким покусыванием шею. Та, выгибаясь, медленно таяла под ласками. Всякой кошке нравится, когда её гладят. Продолжая легкие поглаживания, Вел осторожно уложил девушку на шкуры, устилающие пол. Кажется, именно эти шкуры год назад подарил их знакомый медведь-оборотень. Резко, реагируя на чувство чужого меха под боком, ещё не выветрившийся запах шкуры и близость спутника, Ярослава жадно впилась в его губы, как человек из лесной глубинки, первый раз увидевший на столе незнакомый плод и вкусивший его. Велимир прижал девушку к себе, отвечая на поцелуй, гладя ее изумительной красоты тело. Пальцы, когда-то бывшие когтями, легко скользили по обнажённой коже, будто в первый раз ладони изучали эти изгибы. Девушка непринуждённо отвечала на ласки лесного жителя, ведь правила их игры давно выверены до последнего хода. Оставив на её губах свой солоноватый привкус, оборотень скользнул языком по подбородку, увлажняя кожу в ложбинке шеи. Велу нравилось чувство власти над спутницей, сладкое осознание того, что его неосторожное или намеренное движение выпустит на волю алые потоки, и жизнь по капле уйдёт, как всегда уходила из жертв ночной охоты. Не сходя с тропы инстинктов, оборотень чертил кривые на коже девушки, слегка розоватые или прозрачные, но одинаково исчезающие через сущие мгновения. Ярославе же ничего не оставалось, кроме как запустить пальцы в тёмную шевелюру полюбовника, согревая зябнущие в подземелье руки.

Для Ярославы их вековые ночи не теряли остроты, каждый раз становясь испытанием — удастся ли на этот раз избежать власти чар Велимира, остаться выше его чувственных игр и оставить за собой победу. Раз за разом, раунд за раундом она сдавалась ему, размягчаясь и тая под его напором, но она не оставляла попыток. Поэтому, изредка покалывая ногтями кожу головы спутника, она старалась сосредоточиться на чём угодно, только не на руках и языке, бесцеремонно сканировавших её тело от головы до рёбер и ниже… Завитки, пунцовые круги от поцелуев — всё по сценарию, их история давно написана и перечитана на сотни раз. Когда ладони, уже с настойчивостью поглаживавшие бёдра, скользнули выше, и пальцы, сухие, холодные, проникли в нутро, Яра поджала губы от того, что Вел слишком хорошо знал её слабости и умудрялся находить точки, постепенно разрушая её стену самоконтроля. Приподняв голову и тут же встретив в свою сторону истинной звериный, мужской взгляд, девушка вновь откинулась на шкуры, вцепляясь в них, чтобы не дать сорваться с губ покорным звукам удовольствия. Припав к лону, Вел самозабвенно играл с её плотью, обжигая и дразня паскудной мягкостью уст и движениями языка. Раб или господин, хищник или жертва — какое это имеет значение, когда имеют уже тебя?..

Волны напряжения прокатывались по телу, начинаясь с кольца междуножия и, постепенно, уходя в бедра, стопы с одной стороны и выше, по ладоням, с другой, доходя до шеи и угасая где-то в начале позвоночника. Велимир нарочито оттягивал, не давая телу получить желанное расслабление, будто наслаждаясь тем, как извивается девушка, едва не вырывая как клоки шерсти из шкур. Будь сейчас в досягаемости Ярославы голова её возлюбленного мучителя, то пострадали бы и пряди.

— Мерзавец.. Трупоед, птица болотная… Потаскун… Твои таланты просто низкопробны, — прошипела девушка, обхватывая ступнями спину парня.

Тем самым она поставила Велимира в двойственное положение: с одной стороны, ему хотелось съязвить, а с другой, жажда добиться её подчинения неукоснительно напоминала о себе. Вместо ответа поэтому он резко отстранился и, упав на колени и приподняв бёдра Яры, вошёл, заставив притихнуть этот клубок из эмоций и сказочной рыжины волос, чьё матовое сияние многим почему-то напоминало о жар-птице.

На каждый толчок — вздох, губы вцепляются друг в друга, сжимаясь крепко, как створки раковин, а чьи-то запястья время от времени оказываются скованы чужими ладонями. Не ночь — война, с поднятием на штык слабеющего от ранений противника и клочками по закоулочкам. Вел прерывисто дышит, упрямая стойкость Яры постепенно истощает его, но он лишь почти злобно врывается в женское тело, стараясь интуитивно поддерживать темп, не выбиваясь из колеи. Руки его давно оставили на ягодицах девушки множество отметин, тогда как ногти той едва касались лопаток оборотня, даже с нежностью покалывая. Однако даже сырость и темнота пещер не могли охладить их пыла. Входя на полную и отстраняясь, Велимир буквально выбивал стоны из спутницы, так, что она сама стремилась к нему, подчиняясь его движениям. Стоны, рычание, клёкот — именно в человеческом облике у влюбленных оставалось меньше всего человеческого…

…Сколько ни рыскали по лощине местные, но им не удавалось обнаружить даже жалкого зайца — не то, что диких лесных хищников. Историю старика сочли за чудачество ослабшего от хмеля и возраста разума, и вскоре, после недель активных блужданий, последние заинтересованные охотники покинули эти края. Вот только изредка между деревенскими нет-нет, да пробегал слушок о криках, исполненных бесстыдства и безумных тембров, которые выбивались из природных шумов аккурат в тот момент, когда солнце отворачивало свой лик от неизбежно меняющейся земли.