Hypnotic (гет)

Всё в тебе притягивает,

Ты заворожил меня...

Zella Day — «Hypnotic»

Они кружились в танце который час, не в силах оторваться друг от друга. Зелёные глаза Лили сияли радостью, вдохновляя Джеймса всё больше и больше. А он, лучезарно улыбаясь, одновременно прокручивал в голове очередную авантюру под названием «подкатить к Лили», причём без последствий в виде, к примеру, яростной пощёчины или брошенной в порыве гнева фразы «Не дай Мерлин ты ещё раз приблизишься ко мне, Поттер!» И как только можно было быть таким ослом целых два года? Те самые два года, в течение которых он, едва завидев Лили издалека, начинал выделываться, выламываться и вообще вести себя как последний идиот.

Влюблённый идиот.

Давно бы уже был счастливым обладателем звания «бойфренд Лили Эванс». Но не так быстро, Джеймс, не так быстро.

И вот сегодня, когда зов разума, души и тела снова заявили свои права, он рискнул подойти к ней — к слову, спустя почти целый семестр после последней попытки. Стоит ли добавлять, что та самая последняя попытка оказалась провальной?

Он шёл в библиотеку — самое вероятное место, где она могла быть — после сборища в Клубе Слизней.

Клуб Слизней, придумают тоже! Гораций решил возобновить эти вечерние посиделки, чтобы расширить свою так называемую коллекцию. Строит из себя добродушного толстячка и хитрит, но раскусить его легко: ему нужны выгодные знакомства. Только на черта они ему на старости лет?

Лили сегодня там не было: Макгонагалл вызвала её и Рема на старостат. Кажется, на повестке дня стоял вопрос неуспеваемости первокурсников... Лили так переживает за эту малышню, подумать только! Меня всегда поражала её бесконечная доброта и слабость к детям, этим далеко не всегда послушным, безобидным и милым существам. Может, чтобы привлечь её внимание, нужно вновь стать первокурсником с оценками «тролль»?

Сосредоточившись на своих мыслях, Джеймс тем не менее ловко подмечал самые мелкие детали, которые встречались ему по пути в библиотеку. Чуть приотворённая дверь в класс зельеварения, куда он заглянул, дабы убедиться, что Лили там действительно нет, лестница из подземелья на первый этаж с одной ложной ступенькой, коридор, ещё несколько лестниц и снова коридор, из конца которого что-то надвигается... Точнее, кто-то. Или всё-таки что-то? Это Кровавый Барон, слава Мерлину, значит, Пивза точно нет рядом. На днях они с Сириусом пытались подорвать полтергейста с помощью хлопушки, и теперь тот в бешенстве летал по всей школе, распевая в адрес мародёров гневные песни и грозясь облить их чернилами из всех чернильниц мира, чтоб вовек не отмылись...

— Добрый вечер, Барон!

— И тебе того же, — сухо буркнул тот, пролетая в дюйме от лица Джеймса.

Вот и дверь в библиотеку, возле которой в углу копошится серо-пепельная кошка с тёмными полосами и отметинами вокруг красноватых глаз.

Миссис Норрис, конечно. Вечно суёт свой нос куда надо и не надо, прямо как хозяин.

Так, а это ещё что?

Джеймс вынул палочку и направил на обрывок пергамента, шепча заклинание. Но нет. Вроде не заколдованный.

— Разбросают вечно, потом ходи убирайся, — пробурчал он вслух, поднимая пергамент. — Не удивлюсь, если это тоже проделки Пивза.

Вдруг ему в голову пришла идея: а не сделать ли Лили маленький сюрприз? Можно будет незаметно сунуть ей в карман или между страниц учебника прямо во время урока трансфигурации — единственного, где он сидел в непосредственной близости от неё и целыми уроками мог, слушая Макгонагалл вполуха и записывая лекцию через раз, рассматривать её прямую спину и рыжие шелковистые волосы, свободно лежащие на плечах или заплетённые в тугую косу. Мисс Непослушные Волосы на седьмом курсе наконец-то научилась справляться с ними. Хотя, по большому счёту, Джеймсу было всё равно, уложены они в красивую причёску или безбожно растрёпаны, как после бурной ночи...

Так, всё. Не думать о ней, не думать о ней хотя бы в таком ключе! Она слишком давно и слишком сильно мне нравится.

Джеймс быстро и аккуратно сложил из клочка пергамента цветок, стебель оставил как есть, а бутон с помощью магии перекрасил в тёмно-вишнёвый цвет. Закончив с капельками росы на лепестках, он дёрнул на себя дверь библиотеки, почему-то уверенный, что Лили там как назло не окажется.

Но, как это всегда бывает в самые важные моменты, случилось чудо. Она сидела за дальним столом в гордом одиночестве: все ученики уже разбрелись по гостиным спать, время было позднее. У Джеймса не было никакого желания идти к себе комнату, где разговаривать-то было невозможно из-за раскатистого храпа Сириуса и мышиного попискивания Пита, не то что спать. А тут так кстати — она. Его мечта. Одна, на высоком стуле, с какой-то книжкой в руках — неизменно. Слава Мерлину, это не учебник. Учебники Джеймсу уже порядком надоели.

— Что читаешь?

Лили выглянула из-за книги, смерила его недоумённым взглядом, от которого у него что-то сжалось в желудке. Ох уж эти изумрудные глаза...

— Чарльз Диккенс.

— Хм-м, не «Копперфильд» случайно?

— Именно, — не оценив его остроумия (Джеймс хотел впечатлить её тем, что так лихо угадал название книги, тогда как оно и без того красовалось на форзаце, и Лили это знала), сказала она убийственным тоном и снова спряталась за книгу, очевидно, не намереваясь продолжать разговор.

— Мало тебе волшебства в жизни? — Джеймс, напротив, не собирался так быстро отступать.

— Слушай, чего ты хочешь? — устало спросила Лили, вынужденная вновь отвлечься.

Ответь, что я тебе нужна, ну ответь же! Когда же ты посмотришь на меня без хитринки, без лукавства, а как-то иначе? Когда?

— Поговорить надо, — Джеймс уселся на стол напротив неё, скосив глаза на место мадам Пинс — оно пустовало — и закинул ноги прямо в обуви на незанятый стул.

— Немедленно убери ноги.

— Ни за что, — фыркнул он и уставился в потолок. Отчётливо осознав, что больше тянуть не может — он и так два года ждал удобного момента — он решил пойти не самым лёгким, зато самым увлекательным путём. — Ты же не староста школы, так чего тебе волноваться?

— Зато я староста факультета, — спокойно ответила Лили, запоминая страницу и закрывая «Копперфильда» окончательно. — Но вообще, если кому и влетит, то только тебе, Поттер. Получишь, наконец, по заслугам.

Джеймс еле заметно приподнял бровь. При всей эмоциональности мисс Эванс трудно было вывести из себя, но он попробует.

— Да плевать я на это хотел!

— А на Ремуса? — быстро среагировала Лили. Она прекрасно знала, что к друзьям Джеймс относится по-особому и ни за что их не подставит.

— Речь не о том сейчас, — отмахнулся он.

— А о чём?

— О нас с тобой.

Лили иронично улыбнулась, хотя сердце её пропускало удар за ударом.

— Может, скажешь уже, чего ты всё-таки добиваешься? Я спать хочу.

— Тебя.

Вот оно, вот! Только почему я вдруг испугалась? Он ведь нравится мне. В первые годы обучения я и не замечала его, да и вообще не смотрела в сторону этого квартета из-за этого заносчивого засранца Блэка, но теперь, когда нас с Ремусом назначили старостами, я невольно сблизилась с мародёрами, и они оказались... не такими уж плохими парнями! К тому же, нам всем уже по восемнадцать, мы повзрослели, и кроме ослиного поведения Джеймса, нет никаких других препятствий для нашего нормального общения.

Северус. Он был мне другом в истинном смысле этого слова. Всегда именно другом. И как же мне жаль, как безумно жаль, что всё вот так рухнуло из-за одного слова. Но гордость — моя вторая натура. Или третья — после доброты, о которой говорят окружающие... Да, мне очень жаль, но с другой стороны, нужно быть реалисткой. Вряд ли я смогла бы в дальнейшем сохранить Северуса в качестве друга. Да, он пробовал за мной ухаживать. Но он остался тем же замкнутым подростком, у которого лишь одно истинное увлечение: Тёмные искусства. Я ни минуты не сомневалась, что если бы поставила его перед выбором, я или Тёмная магия, он бы предпочёл последнюю. Эх, Северус... Мы слишком хорошо друг друга знаем. Знали. Спасибо за всё хорошее, что было между нами. Но ты всё ещё варишь свои зелья и пребываешь в эйфории от клейма на левом предплечье. Тебя заботит главным образом то, как Волан-де-Морт укрепляется в своём псевдовеличии... А я на другой стороне. И, как это ни глупо, я задумываюсь о семье. Сейчас, сегодня. Я хочу любить и быть любимой, выйти замуж, переехать в уютный домик где-нибудь в Годриковой Впадине... Мерлин, что я такое говорю? В любом случае, в качестве спутника жизни мне нужен человек, который мыслит со мной в одном направлении.

Джеймс всё время всех веселит, а иногда и выводит своими шутками, проявляя ко мне особенное внимание везде, где мы только пересекаемся. Интересно, он понял, что я не только это замечаю, но и даже... ох, даже приветствую! Всё изменилось как-то незаметно для меня самой. За ним увиваются многие девчонки, да и как иначе? Парень из семьи чистокровных волшебников, с искромётным чувством юмора, обаятельный, жизнерадостный, богатый, верный друг, классно играет в квиддич... Такой не может не привлекать. И неважно, что он с Гриффиндора — сейчас наш факультет в некоторой опале из-за набирающего обороты Волан-де-Морта — он всё равно остаётся весьма популярный объектом внимания даже у слизеринок.

Джеймс, Джеймс... В коридорах, в Большом зале, на занятиях у мракоборца Грюма, да в той же гостиной я чувствую на себе твой решительный взгляд и схожу с ума от того притяжения, что возникает между нами. Ты прожигаешь меня глазами цвета растопленного шоколада, а я всё прячусь в свои книжки, лишь бы вечно быть чем-то занятой, лишь бы быть поглощённой разными делами, чтобы некогда было думать о том, что творится внутри, в душе.

Задумавшись, Лили замерла на несколько минут, но потом, преодолев некую робость, которую она всегда испытывала, когда он был рядом, продолжила разговор с внешней непринуждённостью:

— Конкретизируй.

Джеймс вскинул голову, вприщур разглядывая девушку напротив.

Решайся, Поттер! Решайся, такой шанс не выпадает дважды!

А вслух сказал:

— Что непонятного во фразе «Я добиваюсь тебя»? Ну, хорошо, я конкретизирую — персонально для тебя. Скажем чуть по-другому... ты будешь со мной встречаться?

— Упаси меня Мерлин! — был её молниеносный ответ, и Джеймс даже приподнялся на столе.

— Что?!

Сердце колотилось как сумасшедшее.

Он предложил мне! Но как? Нет уж, Джеймс, так не пойдёт. Слишком уж я гордая. Слишком долго я этого ждала.

— А ты думал, что после такого «предложения» я побегу за тобой на край света?

— А что, нет что ли? — ухмыльнулся он, медленно сползая на стул, поближе к ней.

Она закатила глаза, в данный момент предпочитая промолчать.

— Ах да, я и забыл, ведь в таких случаях принято что-то дарить, — он достал свой сюрприз и протянул Лили. — На, держи.

— Спасибо, — её глаза заблестели искренней благодарностью; удивительно, её многое могло растрогать, но вот вывести из себя — совсем нет.

— Да не за что, — небрежно ответил Джеймс. — Наколдовал за тридцать секунд. Делов-то!

— Необязательно было говорить, за сколько ты его наколдовал, — удручённо покачала головой Лили. Нет, он совсем не знает и не хочет знать никаких правил ухаживаний и этикета! Тоже мне, чистокровный волшебник из древнего состоятельного рода. — Да, кстати, не думай, что этот спектакль с танцами на столе сойдёт тебе с рук просто так. И стряхни со стула пыль.

— Чёрта с два! Не слишком ли много указаний, Эванс?

— Вполне достаточно, Поттер.

— Короче, мы теперь вместе?

— Ну уж нет! — вспылила Лили, вскакивая и потуже затягивая пояс на форменной юбке, словно готовилась идти в бой. — Ничего подобного! И вообще... с чего ты взял, что я захочу встречаться с таким остолопом?

— Значит, ты не такая уж умная, раз не замечаешь очевидного, — усмехнулся Джеймс, вертя в руках свою палочку. Потом, почесав ею за ухом, он медленно направил её в сторону Лили — её палочка, в свою очередь, уже была наготове.

— Заставишь меня согласиться? — язвительно спросила она, стараясь показать своё возмущение, но глаза выдавали совсем другое. Джеймс еле заметно приблизился, вглядываясь в её лицо.

Проклятье! Да в её глазах так и прыгают бесенята. Ей это нравится. Ну, всё!

— Конечно, заставлю.

— Поттер, не боишься опозориться? — прищурилась Лили. — Я сильнее тебя и в заклинаниях, и в защите от Тёмных искусств.

— Твои оценки ещё ни о чём не говорят, — он сделал ещё шаг вперёд. — Я управлюсь с тобой в два счёта.

— Ну давай, покажи мне свои магические супер-навыки, а я понаблюдаю, — она ехидно улыбнулась.

— Неа. Ты и так на полпути, чтобы согласиться.

— Да уж, самоуверенности тебе не занимать.

— Экспеллиармус!

Лили была так взвинчена, что не ожидала этого, и палочка вылетела у неё их рук. Джеймс ловко поймал её и расплылся в торжествующей ухмылке.

— Ты!.. Ты напал на девушку! — она вся так и кипела.

— А я предупреждал, — он пожал плечами, небрежно бросая обе палочки на стол позади себя. — Слушай, почему ты решила записаться к Грозному глазу в группу для подготовки мракоборцев?

— Какое твоё дело?!

— Сама же говоришь: ты лучшая на курсе в заклинаниях и защите. Да и, пожалуй, в трансфигурации. Как раз те самые три предмета, за которые необходимо получить высокий балл на ЖАБА, чтобы тебя с радостью взяли в Аврорат. Возвращаясь к теме: ты и так неплоха в защите. Зачем тебе тренировки у старины Аластора?

— Надо значит надо!

— Мммм, наверное ты записалась туда из-за меня. Смею предположить, что ты заинтересовалась мной ещё курсе эдак на четвёртом. Правда, потом вся эта неприятная история с Нюнчиком и твои вечные попытки послать меня куда подальше... Ты записалась, чтобы проводить рядом со мной ещё больше времени.

— Ты точно остолоп! К Грюму записываются, чтобы изучать и оттачивать боевые приёмы!

— А, ну то есть ты не отрицаешь, что заинтересовалась мной?

Лили не находила слов от негодования и лишь глубоко дышала и не могла оторвать взгляд от этих пьянящих тёмно-карих глаз, изо всех сил пытаясь не выдать своих истинных эмоций. Джеймс Поттер предложил ей встречаться! Хоть Лили и назвала его остолопом, она не считала так на самом деле: весь облик этого парня дышит не только остроумием, но и живым умом, а по движениям и походке чувствуется — он быстрый, как молния, если чего-то захочет, тотчас схватит, опомниться не успеешь. Схватит и, может быть, стиснет в руке и раздавит, но не бесцельно, не бессмысленно, а с тончайшим расчётом. Только не в случае с ней.

— Ты самоуверенный нахал.

— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, Эванс.

— Нет, не так! — вырвалось у Лили словно против воли: ну как тут было устоять? — Ты не самоуверен, а, скорее, прекрасно знаешь, какой ты обаятельный.

Внешне Джеймс и бровью не повёл, а про себя уже праздновал победу.

— Знаю ли я или нет — неважно. А вот то, что ты находишь меня обаятельным, это важно.

Конечно, нахожу. Совсем недавно я попыталась прикинуть, какова была бы я в роли твоей девушки, и ты как нарочно именно сегодня спросил об этом! Но для себя я решила, что ничего ещё неизвестно, что нужно жить сегодняшним днём, здесь и сейчас. Но что значит жить? Учёба, любимые родители и друзья — это всё, конечно, замечательно. А как насчёт личной жизни? Ведь ты давно мне нравишься, мистер Поттер, я просто не могла себе в этом признаться. Теперь мне не сбежать от тебя. И как столько лет я была вне твоей власти? Просто поразительно...

Если бы он дал ей это сказать вслух, то пришёл бы, пожалуй, к прямо противоположному выводу: что такой способ завоевания из ряда вон плох, что его время ещё не настало, и действовал бы иначе. Но она не успела вымолвить ни слова, лишь посмотрела на него — с желанием; он уже был рядом и схватил её в объятия. На добрых двадцать секунд она замерла, беспомощная, одержимая одним — найти в себе силы устоять под этим неистовым, бешеным порывом. Не сдаваться же вот так сразу? Но его губы, осыпающие поцелуями её лицо... это чудо. А руки, сильные, крепкие, с такой нежностью прижимающие её к мускулистому торсу... просто невообразимо.

Джеймс запустил пальцы в её скрепленные заколкой волосы, с улыбкой заглянул в глаза.

— Ты нужна мне.

Лили ухватилась за его запястья, вернее, вцепилась ногтями, чуть не до крови. Отступила на шаг, другой. Глаза огромные, испуганные, грудь тяжело вздымается.

Джеймс сделал маленький шажок навстречу, но это была ошибка. Как ужаленная, она проскочила под его рукой и выбежала из библиотеки в коридор, громко хлопнув дверью. Он бросился было за ней, но, когда выскочил за дверь, её мягкого стремительного бега не было даже слышно.

На самом деле он вовсе не собирался её догонять, раз она, видно, этого опасалась. Саднили разодранные в кровь запястья. Джеймс промокнул их по очереди носовым платком, пожал плечами, очистил заклинанием покрытый пятнами платок и постоял, прислушиваясь к собственным ощущениям. Немного погодя, когда на своё место вернулась грозная мадам Пинс, он вышел в коридор, спустился по мраморной лестнице к главным дверям и выбрался на морозный воздух. Если бы ему кто-то и встретился в такой поздний час, то не догадался бы по его лицу о том, что он чувствует в эти минуты. Все, чего он желал, к чему стремился, было уже в руках — и вот потеряно. Лили... Когда она, наконец, сдастся? Он же увидел в её глазах отклик на своё сумасшедшее чувство. Он не находил себе места после каждой их стычки, которой неизменно заканчивались его попытки поухаживать за ней.

Джеймс был по натуре из тех, что умеют и проигрывать, и выигрывать. С последнего раза он нарочно выждал подольше, прежде чем ощутил в ней перемену и решил вновь попытать счастья. И, видно, поторопился. Ну ничего. Всё ещё может обернуться по-другому — завтра или позже, через полгода, через год. Что-что, а сдаваться он не намерен даже после окончания Хогвартса. Надо только быть начеку, и однажды счастье ему улыбнётся. Ничего, мисс Эванс, мисс Гордость и Неприступность! Поживём — увидим.

И вот сейчас, на выпускном балу, чувствуя в своих руках её гибкое тело, спустя месяц нейтралитета, сохранявшегося обеими сторонами, он выхватил её прямо из танца, опасаясь приглашать заранее, не желая получать отказ.

Сегодня он наконец заговорил с ней — впервые после того случая в библиотеке.

— Ты здорово выглядишь, — сказал он, кружа Лили чуть ли не в десятом по счёту танце. Они были одними из немногих, кто остался в школе на каникулы, но им казалось, что они одни на всей планете. Растворяясь в глазах друг друга, таких разных и в то же время чем-то неуловимо похожих, они упивались близостью друг друга: каждый по-своему, но оба — одинаково сильно.

От этих слов Лили немного смутилась, но виду не показала.

Дурацкое упрямство! Упрямство и гордость! Ну что мне стоит намекнуть ему хоть жестом, хоть словом, что я вовсе не прочь быть с ним? Сколько всего я передумала за эти недели... Ох, у меня просто нет сил!

— Я не могу больше держать это в себе... Ты серьёзно тогда говорил, Джеймс?

От звука своего имени его разом отпустило, и он с огромным облегчением продолжил вести её в танце.

— Что именно? И с каких это пор я стал Джеймсом? — лукаво спросил он.

— С тех самых, — она опять начинала заводиться. Подумать только, никто на всём белом свете не способен был разжечь в ней столь сильные эмоции!

— Так о чём?

— О том, что ты сказал в библиотеке тем вечером... Что я тебе нужна.

Она отвела глаза. Ноги двигались сами по себе, совершенно независимо от головы. Да и Джеймс был отличным партнёром в вальсе.

— Зачем же это вспоминать? — вздохнул он, вполне убедительно играя недоумение. — Ты мне тогда дала понять, что мои чувства не взаимны, и я надеялся, что ты хотя бы из приличия воздержишься от разговоров на эту тему.

Лили никак не думала, что в этот вечер, чем бы он ни закончился, она окажется в таком неловком положении — всё-таки ведь это он, Джеймс, сделал первый шаг, вот и ждал бы, чтобы она изменила своё решение. А он всё обернул против неё. И теперь она чувствовала себя напроказившей девчонкой, которую отчитывают за какую-то выходку.

— И как ты ухитряешься меня до этого довести? Хоть бы раз доставил мне удовольствие, дал переспорить тебя!

— Если б я хоть раз тебе поддался, ты бы про меня забыла, как про старую тряпку, — сказал он с невозмутимой улыбкой.

— Это я и сейчас могу сделать!

— Да конечно. Если до сих пор не забыла, так уже и не забудешь. Ты теперь не сможешь без меня, потому что со мной ты как на иголках.

— Поэтому ты и сказал, что нуждаешься во мне? — через силу спросила Лили, боясь услышать ответ. — Просто схитрил, чтоб держать меня «как на иголках»?

— А как по-твоему?

— По-моему, ты просто нахал! — процедила она сквозь зубы, в процессе танца придвигаясь к нему вплотную: пусть получше разглядит, до чего она разъярена.

Он что, всё это время играл со мной? Все парни одинаковы, Мордред их подери... Не будет ему прощения!

— Только попробуй ещё раз сказать хоть слово о чувствах или отношениях, несчастный остолоп, и я оглушу тебя чем-нибудь покрепче Обезоруживающего заклинания!

Джеймс лишь ухмыльнулся.

— Нет, Эванс, больше я этого не скажу, и не жди. Ты хочешь проверить свои собственные чувства, а что по отношению ко мне это несправедливо, подумать не потрудилась.

Музыка оборвалась так неожиданно, что Лили не успела отшатнуться — он нагнулся к ней, переместил руки с талии на плечи, стиснул её железной хваткой, не давая ни малейшей возможности вырваться. И вмиг её ярости как не бывало — кулаки разжались, тело стало податливым, она чуть запрокинула голову, непроизвольно подставляя ему свои губы, мечтая в эту секунду только о том, чтобы он поцеловал её. Но он этого не сделал. Разнял руки, отпустил её и, учтиво поклонившись, стремительно покинул Большой зал. Растерянная, в полном замешательстве, Лили стояла посреди нескольких танцующих пар и думала: как же быть дальше? Да, следовало раньше понять, что с такими, как Джеймс Поттер, шутки плохи. Он непреклонен, прямо как она, хотя на вид и не скажешь. Ну почему она не сказала ему всё как есть? Что не может без него существовать больше ни минуты?

Не помня себя, она вышла из зала и направилась к лестнице, ведущей в Гриффиндорскую башню. Обдумать, всё нужно обдумать. Это нелёгкая задача — надо затолкать то, что случилось, куда-нибудь в самый дальний угол сознания — и не вспоминать. Она это умеет, последние два года она совершенствовала эту технику: каждый раз, когда видела Джеймса с очередной смазливой девчонкой.

Она прошла за портрет в совершенно пустую и тёмную гостиную. Шепнула:

— Люмос.

Серебристо-синий свет озарил небольшую область прямо перед ней. Этого было достаточно, и Лили пошла к лестнице, ведущей в спальни девушек, но вдруг у самого подножия заметила какое-то движение позади себя, в общей комнате. Ведомая любопытством и каким-то шестым чувством, она обернулась.

Джеймс сидел в полной темноте на диване, лениво играя с карликовым пушистиком Марлин Маккиннон: тот взбирался по его руке, потом по плечу, забегал за шею и спускался по другой руке.

— Ты здесь?! — изумилась Лили — пожалуй, вышло слишком запальчиво.

Джеймс расплылся в широкой улыбке.

— Как видишь. Эдгар Боунс, кажется, перебрал со сливочным пивом и даже не заметил, как я проскользнул вслед за ним. Даже не пришлось называть пароль, — Джеймс с делано-задумчивым видом обвёл глазами тёплую уютную комнату. — Может, камин зажжём?

— Прекрати вести себя так, будто я у тебя в гостях! — вырвалось у Лили против воли. Да что ж такое-то? Когда Джеймс рядом, она словно теряет способность себя контролировать.

Джеймс молчал, заинтересованно глядя на неё.

— Никакого огня, никакого света... — прошептала она, словно говоря сама с собой, и зачем-то погасила палочку. Теперь они были в кромешной тьме.

Она видела, как он встал с дивана, запечатал все возможные двери заклятием недосягаемости, снял жилет, развязал галстук. Лили казалось, что её пульс участился раз в десять.

Джеймс подошёл к ней. Глаза понемногу привыкали к темноте, и можно было разглядеть выражение его глаз: ироничное, самодовольное, хитрое. Лили вдруг стало так страшно, так обидно за себя — какого чёрта она вообще разговаривает с ним? Он же ясно ей сказал, что признание было сделано лишь для того, чтобы раззадорить её. Не в силах сдерживать весь этот груз эмоций, она каким-то уголком сознания ощутила, как дрогнули её пальцы, сжимающие палочку, как задрожали губы. И две слезы предательски потекли по щекам.

Джеймс рванулся к ней как ненормальный.

— Нет, нет, солнышко, только не плачь! Прости, я не хотел довести тебя до слёз! Пожалуйста, Лили, прошу тебя!

Он так хотел прикоснуться к ней, погладить, утешить, сделать всё что угодно, только бы не видеть её слёз. Но ведь она так сопротивлялась, была такой ершистой, что он и предположить не мог, что это всего лишь маска — чтобы никого не пускать в душу. И он коснулся её, хоть и боялся, что это опять её отпугнёт. Коснулся, да ещё как. Одним резким, отчаянным движением притянул к себе, крепко обхватил одной рукой. Почувствовав её дрожь, другой рукой провёл по густым, вьющимся волосам — Мерлин, какое блаженство! Лили наконец подняла на него глаза, посмотрела сквозь пелену; теперь в его глазах, обычно насмешливых, было совсем другое выражение: беспокойство, забота, нежность...

— Джеймс... — сказала она, утирая слёзы и чувствуя себя невероятно несчастной и счастливой одновременно. — Я просто не могла поверить, что ты сказал правду...

Теперь он уже не делал вид, что не понимает, о чём идёт речь.

— Ну что ты, родная моя, конечно ты нужна мне. Как же иначе? Ведь я два года мечтал о тебе, ведь я так сильно тебя люблю...

Она вздрогнула, услышав это, но он не дал ей опомниться, приподнял её голову и стал горячо целовать веки, лоб, мокрые щёки.

— Я хотел посмотреть, далеко ли ты зайдёшь, если я не сделаю ни шага навстречу. Но, видно, я перестарался.

— Нет, нет, пожалуйста! Мне кажется, я разочарую тебя. Я никогда никого не любила и не умею это делать... не умею любить так, как об этом пишут в книгах.

— Ты всё прекрасно умеешь, солнышко, я это давно понял. И вообще, как ты можешь в себе сомневаться, когда ты со мной?

Это было так верно, что слёзы её разом высохли.

— О, Джеймс... — прошептала она, и он услышал в этом шёпоте гораздо больше, чем просто оклик. Это была просьба, желание, смирение перед неодолимой тягой. Джеймс наклонился к её губам и мягко коснулся их.

Мир перестал существовать для них; всё, что они чувствовали — это лишь дыхание, сладость губ, мягкие касания рук... Дикая истома, в которую погружаешься медленно, но так глубоко, и всё, что ощущаешь кожей, и на запах, и на вкус проникнуто страстью. Пальцы Лили взметнулись к пуговицам его рубашки, пальцы Джеймса — к молнии её юбки, потом он притянул её руку себе под рубашку, на грудь, где не просто угадывались, а ощущались на самом деле выпуклости мышц. Внезапно его губы крепко прижались к её шее, и, беспомощная и потрясённая, Лили едва не потеряла сознание. Ей показалось, что она падает, и оказалось, она и вправду распростёрта на алом ворсистом ковре гостиной. Она раскинула руки, чувствуя, как запястья крепко, но ласково скованы руками Джеймса, и подняла глаза, смутно различая над собой его лицо. На нём уже нет рубашки, а может быть, не только рубашки... В свете луны, заглянувшей в окно гостиной, видны лишь его сильные плечи и серьёзно сжатые губы. Не было и тени смеха, весёлости, ничего от того Джеймса, которого привыкли видеть все. Его тёмные глаза выражали сильное волнение — ещё бы, первый раз ему предстоит ночь с любимой и по-настоящему желанной девушкой. Только бы не испугать её, только бы не ранить...

Не переставая целовать её нежные губы, он медленно и осторожно, как только мог, проник в неё — и она не вскрикнула, не изменилась в лице, никак не выразила своих ощущений.

— Всё хорошо, Лили? — спросил он хрипло.

— Да... Только не останавливайся...

Ах, какое это было чувство! Губами, руками, всем телом он узнавал каждую её частицу, каждую клеточку, словно обрёл что-то извечно родное и всё же неведомое. Лили уже не тот колючий комочек, которым была все эти годы; она раскрывалась ему навстречу и понимала, что, похоже, в воображении он обладал ею уже тысячи раз. Это подсказало ей впервые пробудившееся женское чутьё. И она была беспомощна, обезоружена, полностью отдана в его власть.

Со всякой другой такая беспредельная близость, такая поразительная чувственность ужаснула бы его, но все эти «другие» давно были забыты, стёрты из его памяти. Сейчас он желал лишь одного: дать Лили понять без слов, что всё это — для неё одной.

И она поняла. До последнего мгновения, когда она закричала, не в силах больше ждать завершения, она так сжимала его в объятиях, что, казалось, раздавит.

Утолив первую страсть, Джеймс перенёс её на диван, наплевав на все школьные правила, наплевав на то, что, пока он не отменит действие заклятия, никто не сможет ни спуститься в гостиную из спален, ни войти из коридора. Этой ночью это была их территория.

Джеймс аккуратно обнял её стройное, словно воздушное тело и приподнялся на руках, стаскивая ненужные остатки одежды, чтобы снова слиться воедино. Он вновь вошёл в неё — медленно, с наслаждением; теперь оба дышали глубже и чуть ровнее. Постепенно их стиснутые руки разжались, и Лили ласково погладила его по спине, чуть царапая ноготками. Джеймс шумно выдохнул, поднялся на колени, притянул её к себе в безумном стремлении доставить ей как можно больше удовольствия...

Лили запрокинула голову, так что её распустившиеся рыжие кудри разметались по подушке. Глаза Джеймса сияли таким пронзительным счастьем навстречу её глазам, что она уже не могла вынести его взгляда, обвила его шею, притягивая к себе, и прильнула губами к его губам. Он восхищался её фарфоровой кожей, которая в лунном свете казалась полной загадочного мерцания, её нежными тёплыми руками, тонкими пальцами, изящной шеей, красиво очерченными губами... Наконец-то все его мысли о ней, чувства к ней и желание её соединились, отчего Джеймс совершенно потерял голову. Хотелось ещё и ещё, хотелось всё время чувствовать эту девушку, его половинку, всё время быть одним целым... Джеймс не мог, да и не хотел закрывать глаза; увидев, как соблазнительно Лили изогнулась под ним, он перестал сдерживать свой истинный пыл — спасибо магии. Его движения стали глубже и быстрее, он целовал её хрупкие плечи, ключицы, небольшую грудь и через пару минут громко застонал в бешеном приступе блаженства, а у неё на этот раз даже вскрика не вырвалось: беззвучная дрожь сотрясла всё её тело, она уже ничего не сознавала, только слепо наслаждалась полнотой каждого мига. Её влажные губы почувствовали благодарный поцелуй его губ, и тихо выдохнутое «Я люблю тебя, Лили...»

И я люблю тебя, Джеймс.