[6:45 AM] (гет)

Наручные часы Артура показывают без четверти семь.

Иногда он думал, что будет с ними, когда миссия провалится, если Кобб не сможет сделать внедрение. Артур не новичок в этом деле, но все же не исключает неудачного исхода событий, когда вводит себе в вену иглу с сомнацином. Если все пройдет гладко, то, может быть, этот Имс перестанет считать его посредственностью, иначе в один прекрасный момент он все же не удержится, и набьет этому несносному снобу его наглую морду. Лайнер авиакомпании, любезно купленной накануне Сайто, плавно набирал высоту, город под ним удалялся, по громкой связи желали хорошего полета. Он покосился на Ариадну, сидевшую в отдельном кресле поодаль от него и притворно-сосредоточненно разматывавшую проводки от наушников. «Если все будет хорошо, приглашу ее на ужин», — подумал он, устраиваясь более удобно. Мысль о новом архитекторе невольно вызвала у него улыбку. Артур закрыл глаза.

Резкй порыв невесть откуда взявшегося ветра заставил поежиться от холода. Неужели началось? Саднила правая нога, руки ныли от перетаскивания непомерно тяжелого груза. Он все еще злился на ненадежного помощника, бросившего их в самый неподходящий момент. Пожалуй, не стоило доверять такое дело этому вечно упоротому недоумку, но на поиски других союзников времени уже не оставалось. Он осторожно открыл глаза и вдруг... понял, что остался совсем один. Откуда-то доносился вой сирены патрульных машин, но разглядеть что-то было довольно сложно: ранее утро заволакивало все туманом, да и вряд ли бы это удалось с высоты 110-го этажа. Артуру вдруг показалось, что он стоит на берегу бескрайнего океана. Пламенеющее солнце, едва пробивающееся сквозь тяжелые грозовые тучи, золотило прямоугольные островки крыш многочисленных домов, которые складывались в затейливый узор лабиринта улиц и тянулись куда-то за горизонт, и как бы Артур ни вглядывался, он так и не смог разглядеть их край. Может быть, этот город бесконечен и раскинулся по всему континенту?.. Величественная картина пробуждающегося города-гиганта, раскинувшегося перед ним, заставила забыть обо всех невзгодах, сопровождавших его во время воплощения безумного замысла, врываясь в сознание свистом ветра, свободно гулявшим между стальными опорами недостроенного небоскреба, и бешеным стуком собственного сердца.

«Если я сейчас перенесу весь свой вес на трос, то стану канатоходцем», — неожиданно пронеслось в голове.

Он опустил глаза, мельком взглянув на свои ноги. До него вдруг дошло, что холодная поверхность на краю ужасающей бездны, на которой он сейчас находится — это тонкий стальной трос, натянутый между крышами башен-близнецов. Артур содрогнулся, с трудом вдохнул прохладный воздух, который теперь казался вязким, как вода. Мысли выветрились из головы, исчезли, вероятно, тоже подвластные оцепенению, которое им овладело. Волосы на голове зашевелились то ли от ветра, то ли от дикого страха. Все его существо сжалось, к горлу подступила тошнота, ноги ослабли, стали ватными. В животе все связалось тугим узлом, потные ладони судорожно сжимали... Что это? Балансир? Какого черта?! Что он здесь делает?! Почему его выбросило не в тот сон?..

— Philipppe, avec toi tout va bien ?

Французская речь. В отчаянии он даже не разобрал, что ему пытались сказать на ломаном английском.

— Все нормально, Филипп?

Он вдруг осознал, что все усилия были совершенно напрасными. Леска — тонкая веревка — канат — стальной канат. Незаконное проникновение на крышу торгового центра. Поиск союзников, переезд в этот шумный, даже по сравнению с Парижем, город. Все усилия, годы тренировок. Он понял, что в его голове все еще роятся чужие воспоминания. Как нелепо. Ну что там опять надо тому, который лопочет по-французски. Он нетерпеливо оборачивается и понимает, что стал терять равновесие. Руки предательски задрожали, вибрация от ноги передалась тросу.

-Philipppe, donne me la main!

Поздно. Артур беспомощно черпает воздух, ненужный балансир падает, больно ударив колено. Земля и небо меняются местами. Вест-стрит стремительно приближается к нему, распахивая смертельные объятья, шум просыпающегося Манхэттена становится все отчетливее и громче. А серым громадам нет никакого дела до сорвавшегося трюка, равно как и до чужих амбиций. Они равнодушно подставляют свои стены под робкие лучи августовского солнца. На вечно бурлящей людскими потоками Вест-стрит часы показывают без четверти семь.

Как глупо. Кажется, напоследок, перед наступлением абсолютной темноты, он снова слышит крики того француза.

— Philippe!

Филипп подскакивает в постели от сильного раската грома. За окном льет как из ведра, а в их съемной квартире тепло и сухо. Рядом безмятежно спит Ари… нет, Ани. И чего это он вдруг вспомнил героиню греческой мифологии?.. В последнее время ему часто снятся кошмары, ему снится, как он падает. Должно быть, всему виной нервное перенапряжение, которое не отпускает его с тех пор, как он увидел на страницах какой-то газеты фото двух башен, похожих друг на друга как две капли воды, и решил, что именно между ними он протянет свой трос. Если у него все получится, это будет самый удивительный и невероятный трюк за всю историю человечества. Он сделал все, чтобы его честолюбивые мечты сбылись.

Филипп понял, что заснуть ему уже вряд ли удастся. Он осторожно поднялся с кровати. В матрасе гулко расправились пружины, под ногами скрипнули половицы. Филипп зло шикнул на них. В потьмах было сложно что-то разглядеть, но все же, натыкаясь за всякие предметы, он нащупал то, что ему было нужно.

Филипп тихо прокрался в гостинную, аккуратно переступая через ноги и руки своих спящих вповалку товарищей. Так чья это была идея заночевать всем вместе накануне его «Дня Икс»? Неудивительно, что даже в гостиной для всех мест не хватило, и кому-то пришлось ютиться прямо на полу. Один из спящих всхрапнул. Филипп испуганно замер, сжимая в руке молоток.

Спящий что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Филипп облегченно выдохнул. Переступив еще через кого-то он, наконец, оказался в коридоре, у выхода.

Он вспомнил об одной очень важной вещи.

Он забыл заколотить гроб.

Джозеф вздрогнул, вырываясь из цепких оков кошмара. Ужас, который им овладел от увиденного образа собственного тела, помещенного в узкий деревянный ящик, от неестественно бледного лица и впалых щек заставляет колотиться сердце, гоняя по венам кровь еще быстрее. «Это же всего лишь сон», — успокаивает он себя.— «Просто страшный сон». Он устало потирает лицо руками. Было бы неплохо сходить на кухню, глотнуть чего-нибудь, отогнать прочь видение собственной кончины. «Сны более чем реальны, когда мы в них находимся», — Джозеф усмехается, вспоминая свою работу в «Inception» в 2009-м.— «О, да, мистер Нолан, маэстро, как же вы правы». Он набрасывает халат, тщетно пытается попасть ногами в тапочки. Бросив это бесполезное занятие, плетется босиком, поеживаясь, шлепая голыми ступнями по полу.

Дверь за ним тихо закрылась. По крыше стучит дождь, серое утро медленно вступает в свои права. Предметы тают в сумраке, теряя привычные очертания. Все вкруг дышит покоем и сонливостью. Одеяло еще теплое от тела хозяина, только что покинувшего его. Часы на прикроватном столике показывают без четверти семь.