Лучший антиванский лук (гет)

На Ферелден медленно, но неотвратимо надвигалась осень. Мелкий промозглый дождь колотил по окнам, пытаясь смыть прилипшие листья. Этот звук прекрасно успокаивал, особенно когда успокоиться любыми другими подручными средствами было попросту невозможно.

Кабинет героини Ферелдена пребывал на грани неконтролируемого взрыва.

Его величество Алистер меланхолично восседал в кресле, почти с умилением глядя на двух самых близких женщин в своей жизни.

Королева Анора, пыша жаром и почти физически излучая ярость, размахивала перед лицом канцлера какими-то пергаментами. Какими именно — Алистер предпочитал не интересоваться. Он внимательно наблюдал за Ашадой, за тем, как на ее лице саркастическая усмешка сменяется на раздражение и обратно, перемежаясь искренним увлечением своей идеей.

— Ваше величество, вы же понимаете, что мы должны действовать в интересах короны, а не потакать вашим минутным прихотям. Повышать налог на крупный рогатый скот неразумно, крестьяне и так прекрасно пополняют нашу казну. Конечно, нам стоит заниматься восстановлением замка, но…

Алистер перестал слушать и полностью сосредоточился на наблюдениях за канцлером. Анора, несомненно, знала о его чувствах к Ашаде, но молчала. Они с самого начала договорились, что этот брак будет только политическим. Однако постоянная близость любимой женщины, при этом за границей досягаемости, потихоньку начинала расшатывать эту самую границу…

Его размышления прервал короткий стук в дверь.

Ашада раздраженно повернулась к входу, не потрудившись даже слезть со стола, на котором нахально сидела. Впрочем, это был ее стол, ее кабинет. Алистер видел ее в куда более компрометирующих ситуациях, а на Анору ей было откровенно наплевать. Это злило Анору и еще сильнее умиляло Алистера.

— Что еще такое? Я же просила никого не впускать… — недовольно проговорила Ашада, испепеляюще глядя на запыхавшегося личного слугу, который пытался что-то лепетать в свое оправдание.

Но в следующее мгновение одним мощным движением его отодвинул в сторону гном.

— Малышка, тут такое дело. Я, конечно, в поводыри ваши и доносчики не нанимался, но совесть не позволила смолчать…

— Да говори уже, Огрен!

— Там эльф твой, нажья его задница, уезжать изволит. Говнюк неблагодарный, вот говорил я тебе…

Канцлер ласточкой спорхнула со стола и почти молниеносно выскочила за дверь, не дослушав. Свитки, лежавшие вокруг нее, живописно разлетелись в разные стороны, частично засыпав ноги Аноры.

— Это… драсьте, ваши величества. Чего это, заседать изволите? А гномов в совет не берут? А то я вам тут быстро назаседаю, хе-хе-хе.

Анора окинула нахального генерала испепеляющим взглядом. Алистор же тоскливо глядел на дверь, за которой мгновенье назад скрылась Ашада. Все правильно, он сам ее прогнал. Может, если бы он в свое время не побоялся возводить на престол эльфийку, она бы сейчас не мчалась догонять этого несчастного убийцу…

— Иди, чего сидишь, — негромко проговорила Анора. Она смотрела в окно, нахмурившись и поджав губы. Было видно, что вся эта ситуация и сама канцлер дико ее раздражают.

— Спасибо, — шепнул Алистер, поднимаясь. На ходу хлопнув Огрена по плечу, он направился вслед за Ашадой. Нет, ни в коем случае не подглядывать или как-то влезать в их отношения. Просто он чувствовал, что настанет момент, когда нужно будет оказаться рядом.

* * *

Ашада отчаянно не успевала. Конь, схваченный в конюшне чуть ли не за гриву, без уздечки и седла; наспех, прямо тетивой закинутый за плечо лук — и она все равно не успевала. Его не было ни дома, ни в конюшне, ни…

— Стоять! — закричала Страж, на всем скаку выбегая к главным воротам. Стражники уже лениво закрывали их, вероятно, кого-то успев выпустить.

Услышав громогласный вопль канцлера, они поспешно развели створки, выпуская взмыленную стрелу ее коня за пределы города.

Впереди, меньше, чем в четверти полета стрелы, был виден всадник. Он широкой рысью удалялся под завесу плотного тумана, поднимающегося на Денерим с моря.

Отпустив конскую гриву, Ашада выхватила из-за голенища одну-единственную прихваченную с собой стрелу и прицелилась.

Тетива свистнула, и конь недовольно повел ушами. Вероятно, ей попался не боевой скакун. Однако это сейчас было неважно.

Сумка, прикрепленная к седлу беглеца, дрогнула и отвалилась. Меткая стрела перерубила крепления. Конь затормозил и встал на дыбы. Всадник вцепился в поводья, успокоил коня и обернулся.

— Ты! — воскликнула Ашада, останавливая своего скакуна рядом с беглецом. — Ты!

— Моя дорогая, зачем столько экспрессии? Я, конечно, понимаю, что ты от меня без ума, но…

— Зевран!

Ашада соскочила с коня и, отпустив животное, схватила за поводья вороного коня под антиванцем.

Зевран спешился и сделал шаг к возлюбленной.

— Как это понимать, Зевран?

— Ну, любовь моя, я просто вышел прогуляться и…

— Зевран!

Девушку трясло от негодования. Она знала, что однажды это должно было произойти. Но совершенно не была готова к этому сейчас.

— Ты… ты меня покидаешь?

— Нет, конечно, радость моя. Я просто хочу проветриться. Съездить в Антиву, пощекотать нервы воронам… Ты же так их запугала, что они сюда и носа боятся казать. А…

— Тебе плохо здесь? Я делала все, чтобы ты не заскучал. Я отрядила тебе целое отделение шпионов. Ты мог бы щекотать нервы кому угодно и даже с официальным назначением, разрешением и прикрытием. У тебя…

— Милая.

Зевран отпустил повод коня, не опасаясь, что тот убежит. Если что, он всегда может вернуться за новым. Сумка-то все равно отстрелена.

— Милая, эта жизнь не для меня, — он запустил обе ладони в волосы женщины, удерживая ее лицо, не позволяя отвернуться. — Я затухаю. Прикрытие, назначение, официальность — это, конечно, удобно, но ощущения… тоже становятся прикрытыми. Я должен почувствовать, что я еще живой.

Ашада молчала. Она опустила взгляд, избегая смотреть в глаза своему безумному убийце, и наблюдала, как шевелятся его губы. Так хочется искусать их, до крови, чтобы он почувствовал…

— Ты мог хотя бы предупредить. Попрощаться!

— А ты бы отпустила? — Зевран горько усмехнулся, непривычно серьезный сейчас. Она редко видела его в таком настроении.

— И… я не хотел видеть именно этого. Твоего отчаянья.

— Ты эгоист.

— Прости, родная. Какой есть. Но, согласись, чертовски обворожительный эгоист?

Где-то вдалеке резко громыхнуло, и мелкие капли дождя ударили Ашаду по лицу.

С трудом выдавив улыбку, она закусила губу, стараясь не накричать на него или не расплакаться.

— Ну же, мой прекрасный канцлер. Ты должна меня понять.

Чертовски хотелось просто разреветься. Перестать быть канцлером, героиней Ферелдена, последним Серым Стражем — и стать просто женщиной, которую покидает любимый мужчина. Но показать эту слабость при нем… Искра, впервые мелькнувшая в его глазах, появилась в момент, когда разъяренная, словно тысячи порождений тьмы, она стояла на коленях, запачканная кровью врагов, прижимая кинжал к его шее. О какой слабости может идти речь?

— Ты вернешься.

— Это даже не вопрос? О, какая неописуемая…

— Зевран.

— Да, малышка. Я вернусь.

Не выдержав, Ашада вцепилась в его жесткую куртку, надетую поверх кольчуги, и обняла. Вдохнула пряный запах антиванской кожи, не покидающий его ни на минуту, а под дождем еще усиливающийся.

Позволила направить свое лицо и резко, ищуще, болезненно поцеловать.

— Иди, — глядя себе под ноги, выдавила Ашада.

Зевран улыбнулся, столь же чарующе, как и всегда. Но сквозь эту обычную маску проглядывал легкий отпечаток оседающей в глубине души тоски.

— Вот за это я тебя и люблю. До скорой встречи, моя радость! Я привезу тебе самый лучший антиванский лук, который только можно представить!

Конь ее, в отличие от коня Зеврана, развернулся и ушел в поле. Ашада стояла под дождем, ни о чем не думая, не собираясь догонять по бурелому коня и не предпринимая никаких действий. Она отстраненно ощущала, как промок канцлерский сюртук, и что в замшевых сапогах, предназначенных для передвижения по замку, уже хлюпала вода. Ладонь стискивала верхнее плечо лука.

Негромкий шелест возвестил о том, что Алистер приехал забрать ее.

Молча остановив коня, он забрал у нее лук и прицепил его к седлу.

— Ашада. Ты прости, но… тут… как бы… лучше вернуться домой.

Подняв глаза на короля, канцлер приняла протянутую руку и вскочила в седло впереди мужчины.

— Да, ты прав. Давай вернемся домой.

Он направил коня по дороге обратно в город и отпустил поводья. Закутав промокшую до нитки подругу в плащ, Алистер обнял ее, прижал к себе, перебирая намокшие белые волосы своей большой ладонью.

Только теперь, уткнувшись в теплую широкую грудь Алистера, Ашада позволила себе расплакаться. С ним она могла проявить слабость. Он… любил ее не за это.