Операция (гет)

Вечер.

Старк лежал, глядя в противно-белый потолок. Завтра всё решится. Завтра он станет нормальным человеком. Завтра он умрёт.

Или выживет. Пока это неизвестно. Однако, уже нельзя ничего исправить, прибор собран и дожидается его в операционной.

Он сел, привычным движением запустил руку под свободную больничную рубашку и ощупал реактор. Идеальный круг, теплый, немного теплее его собственного тела. Стекло и металл, засевшие глубоко в живой плоти. Настолько глубоко, что тонкая рука Пеппер погружалась в его грудь практически до запястья, если не больше. Идеально ровная яма.

Тони осторожно вытащил реактор, не обрывая проводов, и стал зачарованно слушать доступный только ему звук — звук, с которым билось его сердце. Стоило ему неловко пошевелиться, как один из проводов с неприятным звуком растянулся. Не затрещал, и он бы не оборвался, но гений поспешил вставить светящийся предмет обратно. Теперь его сердце колотилось, как безумное. Отлично, не хватало ему только новой панической атаки…

Старк сжался на постели, глядя на часы, стоящие на прикроватном столике. Сколько часов, возможно, ему осталось жить? Сейчас одиннадцать часов вечера, операция назначена на восемь. Значит, всего девять часов. Плюс-минус ещё первый час операции. Но он уже будет под наркозом, так что этот час можно не считать.

Девять часов. Девять. Это точно также, как с той неделей, что ему пообещал пять лет назад Инсен. Жутко, когда почти точно знаешь, сколько тебе осталось жить.

Впрочем, что он не сделал, чтобы всё прошло благополучно? И что не сделал на тот случай, если всё-таки завтрашняя дата будет выбита на его надгробии?

Завещание было составлено, все проекты завершены, Брюса он отправил проконтролировать завершение ремонта в одной из лабораторий Щ.И.Т.а. Беннер и вовсе не знал о том, что задумал Тони, и это было к лучшему.

Пеппер была здорова. Роуди получил несколько новых костюмов про запас.

Зачем ему жить?

Тони закусил губу. Он уже умел справляться с паническими атаками, но эта была не похожа на другие. Да его состояние вообще вряд ли можно было назвать паникой. Он холодно рассуждал о том, что ещё ему стоит уладить до того, как он сделает свой последний вздох. Страх в такой ситуации — вполне обычное явление, разве нет?

Он верил себе и не сомневался в таланте врачей, которые должны будут его оперировать. Но шанс неудачи был практически равен шансу счастливого исхода, так что задуматься о смерти стоило.

Старк на секунду закрыл глаза. Сегодня, как и пару дней до этого, он не виделся ни с кем из тех, о ком теперь думал. Он даже не звонил им и не отвечал, если они сами звонили ему. Не отвечал на звонки Пеппер, на звонки Роуди и даже на звонки Беннера, которому вдруг что-то понадобилось узнать. Чем дальше он будет от них сейчас — тем легче им будет, если его завтра не станет. Он поступал также, как и в 2010, когда палладий травил его организм. Пусть Пеппер на него обидится. Пусть снова станет холодной и неприступной бизнес-леди. А Роуди просто забудет о том, кто делал его костюмы. Пожалуйста.

Тони думал о том, что будет, если он завтра умрёт. Пытался представить реакцию своих близких. Надеялся, что сумел своим поведением хоть немного притупить боль утраты, которую они почувствуют. Вот только… Переоценивал ли он себя, или ему просто хотелось в это верить — это всё равно мало помогло. Телефон время от времени трясся, злясь на хозяина за то, что всё, что он мог — это вибрировать.

И Тони с завидным постоянством сбрасывал звонки.

Страшно. Но обратного пути нет.

Утро.

И Тони был распят на операционном столе. Сквозь прозрачную стену операционной он мог видеть Пеппер и Роуди. Они всё-таки пришли. Старк злился на них за это. Зачем они появились? Для чего? Неужели, не обиделись на него за то, что он вёл себя, как последняя сволочь?

Он почувствовал, что проваливается в сон. Снова. И вдруг некстати вспомнил, что вероятность того, что операция пройдет успешно, равна всего лишь пятидесяти процентам. Значит, вряд ли он теперь проснётся.

Старку не хотелось закрывать глаза. Он видел, как Пеппер с трудом контролирует свои эмоции, как она переживает за него. Как Роуди старается не выдавать того, что волнуется не меньше его спутницы. Тони опять стало страшно. Этот страх должен остаться с ним, нельзя ещё больше пугать самых близких на свете людей.

Он поднял большой палец, стараясь улыбнуться. Улыбка не вышла. Старк спустя пару секунд заснул. Рука сама собой расслабилась.

Тьма.

Сквозь неё донёсся тонкий, тихий писк, показавшийся почему-то даже приятным. Тони пытался понять, что он значит, когда его грудь стало буквально разрывать от боли.

«Странно. Вроде, под наркозом я не должен ничего чувствовать», — с удивлением подумал Старк. А потом, сложив два и два, вдруг понял, что происходит.

Он умер. Совершенно точно. Иначе как объяснить то, что он не может двигаться и дышать, но при этом слышит слова врачей?

«Так вот оно как. Значит, это смерть. Я не особо впечатлён», — мысленно хмыкнул гений.

— Мы его теряем!..

— Как долго нет пульса?..

Тьма слегка рассеялась, пространство вокруг Старка немного посветлело, а потом стало принимать какую-то форму. Тони молча, во всех смыслах, смотрел на то, что перед ним происходит. Нечто светлое сформировывалось в фигуру, и сейчас у этой фигуры стали появляться черты лица.

Старк вздрогнул. Точнее, ему показалось, что он вздрогнул. Он не понимал, как такое возможно, и где он сейчас. Если он жив, то почему кругом такая темнота, и почему слышится писк, означающий, что у него нет пульса? А если он мертв, то почему он чувствует боль в груди и абсолютно точно находится пока в пределах своего сознания? И вообще, сидит он сейчас или лежит?

И… почему у этой фигуры, что находится рядом с ним, лицо его матери?

— Мама, — попытался заговорить Тони. У него это получилось. Скорее всего, это означало то, что он ещё на шаг ближе к могиле.

Фигура его услышала. Женщина склонилась над Старком, осторожно коснулась его волос, нежно провела по ним рукой. В её взгляде на секунду загорелся восторг. Так долго она не видела своего сына, столько времени мечтала прикоснуться к нему…

Впрочем, радость быстро угасла. Наверняка Мария понимала, каким образом любимый сын оказался рядом с ней.

— Мам! — голос Старка сорвался. Он не мог знать, но какой-то частью своего сознания понимал, что происходит. Тони просто прижался к матери, не желая больше её никуда отпускать. Боль в груди стала постепенно ослабевать. Очень медленно, но Старк уходил в другой мир. Почему медленно? Потому что его тоже не хотели отпускать, кажется…

— Солнышко моё, — Мария не сдерживала слёз. Она целовала сына впервые за много лет, она обнимала его и разговаривала с ним. Разве что-то ещё могло сделать её счастливее? — Малыш мой, Тони, как же я скучала…

Старк не мог привыкнуть к тому, что не чувствует, как сильно в его груди бьётся, практически надрываясь, сердце. Из-за этого ему казались ненастоящими те чувства, которые он испытывал, хотя вряд ли он когда-то был настолько рад и удивлён в реальной жизни.

— Мам, я умру? — по-детски наивно спросил Тони, когда женщина, наконец, отстранилась от него.

— Только если сдашься, — она слегка сжала руку сына. — Я знаю, Тони, чего ты хочешь. Я всегда была с тобой. Я рядом. Не бойся ничего, просто постарайся сделать вдох. Я знаю, как это бывает трудно, родной, — её губы снова коснулись лба Старка. — Я с тобой…

— А у меня получится? — это вышло как-то жалобно, дрожащим голосом.

— Я верю в тебя, — раздался ответ. — Сосредоточься, малыш. Ты сможешь.

Тони помнил эту фразу. Сотни раз он её слышал дома, в теплых объятиях, сотни раз слышал по телефону, когда закрывался в комнате, после очередного тяжелого дня в институте, и звонил матери. И каждый раз он действительно находил в себе силы. Каждый раз мог сделать то, что не получалось до этого.

— Как папа? — почти шепотом спросил Старк. Мария грустно улыбнулась, кивнула, и что-то сказала. Тони с трудом расслышал короткую фразу:

— В порядке. Мы будем тебя ждать, солнышко… — черты матери окончательно растворились в воздухе. Или в том, что заменяло там воздух.

Невыносимая боль разрядом пронеслась по всей грудной клетке Старка, заставив его втянуть в себя спасительную дозу кислорода, и заставив аппарат снова запищать сначала с перебоями, а потом — в определенном размеренном ритме.

Свет.

Боль. Жажда. Попытка открыть глаза.

Окончательно его привело в чувство желание закричать от ужаса. У него снова не было пульса. Но он жив, это точно, он дышит, значит… Значит, у него из груди просто вырезали сердце? Зачем?

Он практически не мог говорить, и не мог объяснить замершей рядом с ним встревоженной, но счастливой Пеппер, что происходит. Тони смутно помнил, как она за ним ухаживала. Смутно помнил, как она была рядом с ним и с кем-то разговаривала, а её собеседник утверждал, что Старк тяжело переносит последствия клинической смерти и слишком медленно отходит от наркоза.

Сейчас он чувствовал её рядом с собой, но пока не мог поднять веки.

Нет. Паника вдруг отступила — также быстро, как и появилась. Он распахнул глаза, увидел бинты, и почувствовал, как где-то там, под ними, колотится его сердце. Только второго сердца, из стекла и металла, больше не было на месте, и теперь никогда не будет. Теперь он больше не будет чувствовать, как каждый удар, даже спокойный и размеренный, отдаётся в металлической стенке.

Маленькая ладонь легла поверх бинтов, словно заставляя страх исчезнуть. Тони, неожиданно для себя, ощутил не вибрацию от прикосновения где-то глубоко внутри, а легкое давление на грудь. Это было странно. Непривычно. Больно и вместе с тем прекрасно.

Пеппер всегда знала, что ему нужно. Кажется, в каком-то смысле, она даже заменила ему мать.

Тони отблагодарит её. Он уже знает, как.

И он не будет противиться, если там, на крыше, она не рискнет прижаться к нему, боясь причинить боль.

Теперь он обычный человек.

Обычный. Живой.

Человек.