Этюд в изумрудных тонах, или Дело скользкой щуки (джен)

В хмурый июньский полдень забегаловка «Ульрих поверженный», радующая глаз своей вывеской, на которой гоблин Ульрих II, мертвецки пьяный, падает под стол от кружки эля, не пустовала. В крошечный подвальчик набились как торговцы с Дрянн-аллеи, мелкие мошенники и прочий сброд, так и респектабельные колдуны, которые просто любили местный эль. Крепкий и горький, но настоящий, вересковый, как раз такой, какой нужно, чтобы пасмурный день заиграл солнечными красками. Дамы в подвал, понятное дело, почти не заглядывали, что мало кого беспокоило, а уж хозяина в первую очередь.

Глядя на обычную публику, собравшуюся выпить и обсудить последние сплетни, вряд ли кто-то поверил бы, что в самом дальнем углу под плакатами «разыскивается» сидят двое рядовых неописуемых, или, как еще их в народе называют — невыразимых сотрудника минмагии. За то, что они на самом деле неописуемые, можно было точно поручиться: особыми приметами колдуны неопределенного возраста и неопределенного сложения не обладали, лица имели незапоминающиеся. О цвете волос никакой сторонний наблюдатель не дал бы точного сведения: то ли русые, то ли рыжие, то ли темные. Тусклые и невзрачные. Цвет глаз обыкновенный, болотный. Даже их имена остались бы неизвестными, вздумай кто подслушать разговор: в дружеской беседе они употребляли только — настоящие или нет? — фамилии. У одной стены под плакатом «Тысяча (зачеркнуто и исправлено на «Пять тысяч») галлеонов за поимку Альбуса Дамблдора» развалился якобы Стэнджерсон, а у другой под плакатом «Сто галлеонов за сведения о местонахождении любого из азкабанских беглецов» сидел якобы Грегсон.

— Что-то наш друг опаздывает, — Грегсон с невыразимым выражением лица уставился на плакат с Дамблдором, который как ни в чем не бывало разворачивал конфету.

— Он придет, ему некуда деваться, — Стэнджерсон в очередной раз неописуемо скривился от оскала Сириуса Блэка.

Неописуемые давно привыкли выражаться как можно лаконичнее и додумывать все остальное за собеседника.

— Ты ему чересчур доверяешь.

— А ты нет, и тем самым вдвоем мы представляем идеальную объективность.

— Стэнджерсон, он тебя случайно не подкупил? Прости за вопрос.

— Ничего-ничего. В наше время никому доверять нельзя. Особенно министерскому.

— Почему ты веришь сведениям Щуки?

— Потому, Грегсон, что Щука боится.

— Боится?

— Он желает активно сотрудничать, чтобы не оказаться в тюрьме.

— И давно сотрудничает?

— Я не читал его дело.

— И я не читал.

— А он в курсе? — Грегсон кивнул в сторону плаката с лимонными дольками.

Стэнджерсон обернулся и посмотрел на Альбуса Дамблдора.

— Нет. Он сам по себе. Мы не можем позволить, чтобы нами руководили люди, которые не являются неописуемыми, независимо от их регалий и целей.

— А Фадж поднял расценки за его поимку, — заметил Грегсон.

— Ставлю сикль, — усмехнулся Стэнджерсон, выбивая пальцами левой руки дробь на столешнице, — что отдел учета выполнения финансовых обязательств согласовал сумму только потому, что подобное никому не под силу. Дамблдор может сидеть рядом с нами, и, если не захочет, мы его даже не заметим.

— Собственно, то же самое относится и к нам самим. Если мы не захотим, на нас никто не обратит внимания.

— Никто? В том числе и Темный Лорд?

— Уверен, что и он.

— Грегсон, ты еще пока новичок, поэтому настолько беспечен. Я бы лично воздержался от подобных заявлений.

— Новичок? Интересно, двадцать лет только под твоим руководством…

— Тссс!

— Господа, — раздался тягучий, но приятный голос, совсем не похожий на невыразительные голоса неописуемых, — простите, что заставил ждать.

Перед ними стоял их старый знакомый информатор, известный под кодовым именем «Щука», одетый как всегда в черную мантию и длинный плащ с наброшенным на голову капюшоном. На лицо при таком освещении падала тень, хотя Щука мог применить и обыкновенные затемняющие чары.

— Мы не скучали, — вежливо ответил Стэнджерсон, имея в виду, что опоздания не заметил.

— Эль все так же хорош? — отодвигая стул, поинтересовался информатор.

— На мой вкус, сегодня терпковат, — ответил Грегсон, замечая, что информатор брезгливо приподнял полу плаща, усаживаясь на колченогий стул. В отличие от людей подобного сорта, Щука держался с большим чувством собственного достоинства, плавно перетекающим в спесь. А с ними зачастую вел себя, будто пришел поболтать со старыми друзьями. Хотя какие у Щуки могут быть друзья? Только враги покрупнее и враги помельче. С первыми Щука предпочитал договариваться, вторых съедал сам. Все как в жизни. Неописуемый, вербовавший Щуку, очень точно подобрал псевдоним.

Официант поставил перед ним кружку, и информатор, словно делая одолжение, пригубил темный эль, не снимая перчаток.

— Погода сегодня не радует, — Стэнджерсону надоело молчать, но напрямик спрашивать о цели встречи, на которой настаивал информатор, не стал.

Интересно, кто из приближенных к Темному Лорду сидел сейчас рядом и пил эль с таким видом, будто плакаты и публика его не интересуют?

— К вечеру, возможно, вы забудете о погоде, — снисходительно усмехнулся Щука.

— Хорошие новости?

— Скорее плохие. Мне хотелось бы увидеться со своим куратором.

Стэнджерсон нагнулся к столу, пытаясь всмотреться в лицо информатора. Тщетно.

— Мистер Щука, — заговорил он, — я уполномочен при чрезвычайных обстоятельствах взять на себя эту обязанность.

— Вы не читали мое дело?

— Нет еще, пока нет. Не имею права.

— Согласно договору, заключенному с отделом тайн, я могу потребовать, чтобы мне по первой просьбе выделили осведомленного куратора?

— Конечно, — Стэнджерсон достал из кармана хроноворот, — прошу прощения, дайте мне пару секунд, вы и не заметите моего отсутствия.

Щука слегка кивнул в знак согласия.