Её глаза (гет)

Мисс Барашкис смеётся холодным смехом — но как-то наигранно, будто подражает плохому злодею из триллера. Нику совсем не страшно, этот звук его не пугает. В отличие от…

— Ни-ик! — отчаянный крик Джуди разрезает воздух и делит жизнь на две части, невидимым лезвием полосуя сердце. Время замедляется, и каждая секунда остаётся в памяти Ника чётким кадром, подробной фотографией. Прыжок Джуди длится всего пару секунд, растягивающихся в вечность.

Выражение отчаянной решительности, застывшее на милой мордочке, кажется, нельзя поколебать ничем. Она и не думала ни мгновения, а просто прыгнула — прикрыть собой, защитить, спасти...

Ник видит, как дёргается тело Джуди, когда в спину ей попадает капсула с препаратом. Как от боли её и так большие глаза расширяются ещё сильнее. Как встают торчком длинные уши.

Джуди наконец заканчивает прыжок падением — на Ника. Их тела прижаты друг к другу, а морды — на расстоянии пары сантиметров. И это намного ближе, страннее и непонятнее, чем Ник когда-либо представлял или испытывал. Он смотрит в огромные фиолетовые глаза Джуди и видит в них отражение своих сложных чувств.

Но понимание уходит из них по капле, медленно и неотвратимо. Исчезает, тает в дымке тумана неразумности и первобытных инстинктов. Глаза Джуди, обычно такие яркие, выцветают почти до серого.

«С ней это происходит медленнее, чем с другими, — думает Ник. — Или мне это лишь кажется?»

Джуди начинает отчаянно мотать головой и выпускать когти — неожиданно большие для кролика. А Ник продолжает смотреть, не в силах помочь или что-то изменить. Он ничего не успел сделать, и теперь уже ничего не исправишь...

Ник резко садится в постели, тяжело дыша и стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ночной кошмар приходит каждый раз, когда он пытается спать. Ник сжимает лапу, пытаясь пропороть когтями подушечки и заглушить душевную боль физической. Кровь редкими каплями падает на одеяло, но это не помогает — он всё ещё видит перед собой фиолетовые глаза...

Ник откидывает одеяло и идёт в ванную — помыть и забинтовать лапу. Кровь из только недавно затянувшихся ран не желает останавливаться, а моток бинта, лежащего прямо на раковине, — почти закончился. Ник невесело усмехается — прошёл месяц, а он похож на завзятого суицидника. Джуди бы не одобрила.

Включая свет на кухне, Ник бросает взгляд на часы — половина четвёртого. «Чуть позже, чем обычно», — думает Ник и заваривает себе чай. Он никогда раньше его не любил — ни одному хищнику не будет приятен напиток из листьев. Но теперь...

Наверное, он первый хищник в истории, вообще отказавшийся от мяса — даже ненатурального. Не то чтобы Нику так сильно хотелось выделиться — куда уж больше, — но при одном взгляде на мясо его начинает тошнить и мучить чувство вины. И кто знает, от чего ему хуже.

Как бы Нику хотелось, чтобы всё пошло по-другому. Чтобы сбылся хоть один вариант из его снов. Чтобы капсула попала не в него...

...Очнувшись в камере с исцарапанными стенами и полом, Ник первым делом спросил о Джуди. Ведь последним его чётким воспоминанием были испуганные фиолетовые глаза. Врачи молчали недолго, и, когда Нику давали в лапы газету двухнедельной давности, в их глазах не было осуждения и ненависти, только сочувствие.

«Героическая гибель Джуди Хопс!» — кричал заголовок. Пазл в почти не соображающей голове Ника сложился не сразу. Да и осознание пришло не быстро — сначала он прочитал статью трижды. Врачи поступили правильно, не став утаивать правду.

После попадания в Ника капсулы с сывороткой и последующего одичания он напал на Джуди — чувствам и разуму не заглушить инстинкты. Она отбивалась, как могла, но к прибытию полиции была сильно ранена. Капитан так и застал их — истерично хохочущую во всё горло Барашкис, окровавленную Джуди и скалящегося Ника, готового добить жертву.

Джуди защищала его до последнего вздоха, а по пути в больницу, с трудом вдыхая и выдыхая с распоротым боком, через боль говорила о предательстве, горлодёрах, невиновности...

Она умерла, врачи не смогли её спасти. Слишком много крови потеряно, слишком поздно доставлена в больницу, слишком... А Ник даже не смог побывать на её похоронах — лекарство нашли через две недели. Целых четырнадцать дней. Да и что бы он мог сказать над гробом, если сам себя считал убийцей?

Ник допивает последний глоток, давясь противными горькими листьями — акт ненависти и презрения к самому себе. Практически единственное, дозволенное ему — никто не воспримет всерьёз раскаяние хищника. Ник берёт из вазы один цветок, одевается и выходит из дому. Улицы Зверополиса пусты — жители спокойно спят в своих кроватях, и их не волнуют эпидемии или убийства.

Ник идёт в сторону кладбища — встречать очередной рассвет в компании той единственной, кто его всегда понимала. Он думает, что однажды сможет жить дальше, не вспоминая каждую секунду, не перебирая альтернативные варианты...

Ник резко просыпается в собственной кровати. В спальне темно, и единственное, что он может различить, — обеспокоенные фиолетовые глаза напротив...