Три феечки (джен)

Три усталых феечки присели на скамеечке.

У скамеечки были изящные ножки и подлокотники, выполненные в виде львиных лап и орлиных крыльев соответственно, а спинку украшали искусно вырезанные из дерева морды грифонов, оскаленные в добродушной улыбке. Стояла скамеечка в укромном уголке дивного сада — изумрудно-зеленого в большей своей части, хотя на клумбах гордо заявлял о себе нежно-розовый цвет.

Небо над садом сияло лазурью и где-то очень далеко и высоко — радужными бликами силового поля, защищавшего всю эту красоту от посторонних взглядов.

Вокруг сада и силового поля располагался мир: огромный, изобильный, шумный. В твердь планеты вгрызались индустриальные гиганты; по морям, влача длиннющие шлейфы из кислородпродуцирующих водорослей, дрейфовали огромные биофермы, на которых выращивали всевозможных созданий — от рачков до китов. А еще — города, заселенные миллиардами людей, которые создавали при помощи транспорта настоящий хаос и, наверное, как-то существовали в тесных отсеках жилых кварталов. Чем они заполняли свое существование? Хороший вопрос. Чему-то учились, в кого-то влюблялись, а затем вдруг умирали.

Возможно, между указанными тремя событиями случалось и что-то еще, но последствий, таких, чтоб долетели до высокого горного плато, пересекающего северный материк планеты, и расположенного на его вершине дивного сада, как правило, не наблюдалось.

Итак, сад.

Сад прилагался к замку. Его возвел архитектор, посчитавший, что истинные шедевры создаются из музыки и утреннего света; поэтому замок не стоял — он парил, слегка опираясь на скалистую кручу. Его башни играли фуги с помощью облаков, окна жонглировали витражами, а балконы и узорчатые решетки пленяли, завораживали, очаровывали…

Жить в таком прекрасном месте могли исключительно чудесные создания. Поэтому на ветвях платанов, привезенных с Земли, дремали огненно-красные фениксы, по изумрудным газонам прогуливались венерианские лирохвосты, чье оперение так легко спутать с драгоценными камнями, у фонтана застыли алмазные черепашки, а на дорожках иногда можно было заметить таукитянских бусинных ящериц. За полем с разметкой для спортивных состязаний, которое заканчивалось рядами шпалер, увешанных белоснежными цветочными гирляндами, на выпасе неспешно бродили две лошадки и черно-лилово-оранжевый велоцераптор — из тех созданий, которые три десятилетия назад просто взорвали традиционные представления о верховой езде у любителей активного отдыха. Велоцераптор иногда порыкивал, вскинув морду, потом убегал, азартно обнюхивал кусты, перепрыгивал через низкую мраморную оградку, но всегда возвращался. Лошадки игриво били копытами и с места срывались в галоп; тогда ящер пристраивался в погоню, экстатично виляя мясистым хвостом.

С высоты голубых елей и бирюзовых кедров за пробежками следили райские птички и видеокамеры.

Феечки посмотрели по сторонам, убедились, что в данный конкретный момент времени камеры развернуты в другую сторону, и зашуршали содержимым карманов.

— Держите…

— Мне давай…

— Осторожно! — шикнула на подружек третья феечка.

В потайном уголке райского сада воцарилась напряженная тишина: из трех бумажных кульков с великими предосторожностями было извлечено их содержимое. Три женских личика — симпатичных, как и полагается феечкам, — замерли; в трех пар глаз сияли голод, вожделение и восторг. Четвертым ингредиентом счастья была убежденность в пользе порока — если чего-то нельзя, но очень хочется, то можно.

— О создатель, это же сахар, — сдавленно прошептала первая феечка.

— Полторы тысячи калорий, не меньше, — добавила вторая.

— И масло, натуральное, из снятой коровы…— подвела итог третья.

— Корову разве снимают? Откуда? С небоскреба? — засомневались две первые. — Разве их не давят?

— Давят? Зачем давить коров?

— Я не знаю… — призналась вторая феечка со слезами на глазах.

— Хватит болтать, — решительно скомандовала третья феечка. — Ешьте!

Команда была выполнена немедленно. Три феечки вонзили белоснежные ровные зубки в сладкие, истекающие сливочным кремом булочки, и в дивном саду раздались стоны, свидетельствующие о глубине гастрономического грехопадения.

Каждая из трех падших переживала личное фиаско по-своему:

— Создатель, почему раньше я не знала, что такое марципан? — возрыдала первая.

— Нас же уволят!.. Хотя пусть увольняют, теперь мне ничего не страшно!

Третья феечка поедала булочку молча и сосредоточенно.

Та, к сожалению, очень быстро подходила к концу.

— Уволить могут за что угодно, — заявила третья феечка, скептически рассматривая сладкие капельки на кончиках пальцев. — Например, гем-леди Люани выгнали за то, что она пообещала ей, — местоимение было тщательно подчеркнуто уважительной интонацией и сопровождалось еле заметным кивком в сторону белоснежного павильона, возвышающегося вдалеке, — успешное замужество.

— А что же в этом плохого? — недоуменно пожала плечами вторая феечка.

— Плохо, что для Люани идеалом супруга был старый, погруженный в важные государственные дела аут-лорд. Не то, чтобы кого-то беспокоила разница в возрасте, да и пока наступит наше совершеннолетие, неизвестно, каков будет статус созвездия Наварр, — третья феечка снова продемонстрировала великое уважение к обитательнице дальнего павильона, — но она взбунтовалась от одной мысли, что у кого-то найдутся занятия, более важные, чем она сама. Так что Люани уволили.

— Туда ей и дорога, грымзе, — первая феечка презрительно фыркнула. В отличие от своих благовоспитанных подружек, она все-таки не стала церемониться и облизала остатки сладкого крема с пальцев, и только после этого, все еще причмокивая от удовольствия, принялась уничтожать улики с помощью санителя. — А до Люани еще большая дура была: шутила, что если она (и здесь последовали уважительное понижение голоса и легкий поклон павильону) продолжит озорничать, то облысеет, станет, как ба, и ее отправят выполнять поручения Звездных Ясель в какую-нибудь глушь, наподобие Барраяра. Как можно пугать несчастного ребенка такими глупостями! Не понимаю…

Вторая и третья феечки хором осудили поступок сгинувшей няньки, и на скамеечке на минуту воцарилась тишина.

Далекая кукушка хорошо поставленным гулким серебристым сопрано возвестила о приближении вечера. Каждая из трех феечек по привычке загадала, сколько ей жизни осталось. Бедная птичка на секунду застыла с отверстым клювом, поняв, в какую беду попала, но потом встретилась взглядом с суровым оком видеокамеры, сглотнула и приступила к выполнению биологически заложенных программ.

Своя генетическая программа была и у феечек. Инстинкты матёрых гувернанток, воспитывавшиеся в них уже шестнадцать поколений, не ограничивались умениями уместить сложнейшие вычисления на половину листа ученической тетради либо следовать за подопечным — пусть на лыжах, снегоступах, верхом на ручном велоцерапторе, или даже на зонтике, подгоняемом восточным ветром. К сожалению, инстинкты требовали хоть иногда, но обсуждать своих воспитанников.

Создатели феечек знали об этом дефекте генопрограммы, но пока не удаляли его, считая отчасти полезным — ведь именно в спорах, как говаривал пра-аут педагогики Сократ, рождается истина.

Хотя, конечно, есть версия, что Сократ не был аутом в полном генетическом смысле этого слова.

Но есть вполне доказанная теория, что именно в жарких спорах ауты и рождаются. По крайней мере, естественный отбор, сопровождавший такие интересные социальные явления, как войны, Реформацию, Конкисту и прочее, оставлял для потомков самые интересные и продуктивные генетические комбинации.

Но сейчас не про генетику.

Итак, три феечки сидели на грифоньей скамеечке, оттирали пальчики от сладких булочек, с которыми только что согрешили против собственного метаболизма и правил диетического питания, и им чертовски хотелось обсудить свою воспитанницу.

Первой не выдержала третья феечка:

— А завтра мы начнем готовиться к зимнему сезону!

Вторая и первая феечки удивленно охнули. Для них, уже который год не покидавших летнюю резиденцию созвездия Наварр, зима давно превратилась в отвлеченно-теоретическое понятие.

— Да, к зимнему, — сурово повторила третья фея. — Достанем сноуборд, потом велоцераптора поставим на коньки для дино-айс-поло… Через пару лет нам нужно выиграть зимнюю Олимпиаду — сначала здесь, на Сигма Кита, а потом будем готовиться к Имперской. Зимние виды спорта имеют очень важное значение для поддержания идеального баланса сердечно-сосудистой системы, а если вспомнить о тренировке проприоцепции…

Мускулистая, поджарая, как гончая, третья феечка решительно стукнула кулачком по ладони и принялась с жаром доказывать и демонстрировать чудеса владения телом, которые собиралась в самом ближайшем будущем передать своей высокопочитаемой воспитаннице.

Первая и вторая феечки слушали ее, поджав губки. Дождавшись легкой заминки, вторая едко спросила, правильно ли она поняла, что на изучение биологических дисциплин времени почти не останется?

— «Ключ к нашему будущему», — экзальтированно заявила вторая фея, по памяти цитируя изданный крайне ограниченным тиражом пленарный доклад юбилейной 150-той всецетагандийской конференции по генной инженерии, проводимой под покровительством Звездных Ясель, — «творческое пере-созидание природы. Довольно ждать милостей от естественных экосистем и устоявшихся геномов! Сотворим новых людей для светлого завтра!»

Первая феечка на секунду улыбнулась, усмотрев в лозунге нечто другое, помимо воззвания к генетикам Цетаганды активнее перемешивать содержимое выданных им чашек Петри. Но возразить не посмела.

В итоге некоторое время вокруг скамеечки плескался педагогический диспут. Третья феечка качала пресс, отжималась на мизинцах, с разбегу залезала на окрестные деревья и с боевым визгом прыгала с них, доказывая, что спорт — это жизнь. Вторая догоняла ее, настойчиво тыкала длиннющим указательным пальцем в твердое накачанное плечо (или другую мышцу) профессиональной спортсменки и выкрикивала нескладный, но очень искренний гимн генетике, биохимии и науке вообще.

Сидеть на скамейке и слушать охрипшую кукушку через некоторое время стало скучно. Первая феечка поднялась и с достоинством пошла по тропинке.

На повороте ее обогнал счастливый велоцераптор. Вживленные в его череп устройства управления поведением светились в подкрадывающихся сумерках, как рубины в короне древних королей.

Феечка похлопала ящера по плечу, подошла к белому павильону, утопающему в зарослях изысканных розовых орхидей, и осторожно позвала:

— Аут Пел? Могу ли я войти?

— Заходи, — послышался недовольный детский голос.

Она явно не скучала. «Удивительный ребенок», — подумала первая феечка и тут же одернула себя. Собственно, а чего другого ждать от такого дитяти?

«Она всего лишь ребенок. О создатель, какие глупости я иногда думаю…»

Девочка подняла на воспитательницу серьезный взгляд, и та искренне порадовалась, что ауты еще не научились читать мысли своих подданных.

— Осмелюсь ли напомнить, аут Пел: через час наступит время ужина. Вы желаете, чтобы я распорядилась включить голограммы ваших родителей в столовой, или желаете ужинать в другой компании?

— Я желаю, — девочка повелительно нахмурилась, строго наставила на воспитательницу палец и заговорила «грозным» голосом: — чтобы ты перестала со мной разговаривать, как с куклой. В самом деле! Нас же никто не видит, зачем соблюдать все эти глупые условности? Садись поближе.

Девочка заерзала, освобождая краешек дивана для феи.

Всё еще радуясь невозможности телепатии, воспитательница подошла, заглянула на экран комма, который воспитанница с охотой продемонстрировала, вчиталась.

— Вы взломали мой личный комм, миледи.

— Не сердись! — в аут Пел на секунду проглянуло нечто, чему действительно было всего лишь десять стандартных (то есть по продолжительности равных земным) лет. Детское? Как бы не так… Ауты даже пеленки пачкают, сознавая превосходство своей расы над остальной частью человечества. Но, по крайней мере, что-то похожее… — Мне стало интересно, что ты читаешь, и я нашла этот сайт. Зачем ты всем этим занимаешься?

Аут Пел вывела десяток «окошек» с текстами, голоснимками и аудиозаписями.

— Старое увлечение, — улыбнулась феечка. — В годы молодости моей бабушки это называлось «Битва Поклонниц». У каждого более-менее известного голо-видеошоу — или сочинителя, музыканта, или художника — были свои поклонники, которые высказывали свое уважение к таланту кумира, создавая нечто свое — может быть, наивное, но всегда очень искреннее и пылающее страстью. А когда оказывается, что твой сосед уважает другой талант, а не тот же, что и ты — возникает повод для соперничества, а может быть, и битвы.

Девочка фыркнула и рассмеялась. Голосок у нее был хрустальный, очень звонкий. Да и могло ли быть по-другому?

— И ты читаешь весь этот вздор? Девяносто пять процентов этих сочинений просто набор слов! Ты меня разочаровываешь!

«Прощай, хорошая непыльная работа!» — где-то внутри, погребенное так же глубоко, как и сладкая булочка, взвыло чувство самосохранения. Подпитанное глюкозой правдолюбие, наоборот, подняло голову и заставило ответить:

— Слова — это такое же оружие, моя милая леди, как и знание. Зная о том, что дорого тому или иному человеку, мы можем сказать ему только одно, но очень верное и правильное слово. И он умрет за нас. Или, наоборот, останется в живых тогда и там, где это невозможно, если верить расчетам лучших ученых Вселенной. Я же рассказывала вам об основании первых колоний: Колония Альфа продержалась недолго именно потому, что недооценивала силу убеждений. Организаторы и вдохновители Колонии Бета, наоборот, зашли с главного козыря. Они начали с идеи — пусть это и были «всего лишь слова», — воспитательница чуток поддразнила девочку, скорчив смешную рожицу. — Но они нашли правильные слова. И выжили.

Аут Пел слушала с великой серьезностью. Ее большие выразительные глаза яркими звездами выделялись на аристократически бледном лице. Сказать, что девочка была красива — все равно, что назвать солнце жарким. Совершенство аутессы подавляло, вызывало дрожь и восторг. Неистовый, сумасшедший восторг, который мог приводить только к истерическим слезам и бессвязным воплям. Восторг, который заставлял пасть ниц и отдаться на волю этого высшего существа, раствориться в его могуществе, его силе…

Первая из феечек проиграла выстроившуюся в воображении картинку до конца. Итог получался настолько спорным, что трудно было выбрать, плакать или же радоваться.

— Вы очень красивы, миледи, — воспитательница присела рядом с девочкой и автоматическим, бессознательным жестом принялась заплетать в тонкие косички светло-медвяные локоны будущей властительницы мира. — В этом ваша сила. Но сила, если вы внимательно слушаете объяснения гем-леди Дианы, вызывает противодействие. А из уроков гем-леди Инольты вы уже усвоили, что в любом поединке важно использовать не одну уловку, а множество. Поэтому, если кроме силы красоты научитесь использовать силу слов…

Гем-леди Шиатто, старшая из воспитательниц созвездия Наварр, предпочла выдержать паузу и дать юной аут Пел самой прийти к ответу. Девочка насупилась и принялась перелистывать открытые «окна» медленнее, явно стараясь вникнуть в новую информацию.

— Сказать по правде, — Шиатто решила вернуться к стилю общения «феечка на скамеечке» и заговорила нарочито бодрым беспечным тоном, — я сама не понимаю этих «батальных поклонниц». Но мне интересно отслеживать социальную динамику — все эти споры, ссоры, варианты лидерства, моббинг и боссинг… Замечательный полигон для социальных экспериментов.

— Серьезно? Леди Шиатто, а что такое «+33»?

— Нет-нет, моя леди, не стоит этим интересоваться, — всполошилась феечка. Девочка тут же ткнула пальчиком в экран, демонстрируя упорство и волю к победе. Феечка сдалась: — О, миледи… Понимаете, некоторые темы, которые обсуждают поклонницы, очень… пикантны и … э-э… ну да, пикантны.

— Секс? — с долей презрения уточнила Пел.

— Ах, конечно же нет, кому в современном мире придет в голову выносить за скобки секс? Хотя, — вовремя спохватилась феечка, — некоторые способы удовлетворения либидо… скажем так, не находят широкого применения… э-э… в некоторых сообществах. Поэтому существует правило озвучивать информацию о такого рода сексуальных практиках только участникам, уже обладающих должным житейским опытом.

— Поэтому «+33» — это нестандартный секс, — сделала очень правильный вывод аут Пел. — А «+55»?

— Нестандартные способы самореализации. Ну, допустим, тренировка выживаемости при разведке новых планет; выстраивание отношений с враждебно настроенным коллективом… А «+88», — предупредила леди Шиатто следующий вопрос любопытной подопечной, — это такие… прямо скажу, гадости, которая уважающей себя юной леди знать просто нежелательно. Этнокультурные гадости. Например, что в некоторых слаборазвитых цивилизациях считается приемлемым отсутствие… — феечка сглотнула подступивший к горлу ком и закончила скороговоркой: — …должной регулярности в отправлении естественных функций организма.

— Бе-е! — сморщила носик аут Пел. Потом девочка округлила глаза: — А так действительно — бывает?!

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — мягко улыбнулась леди Шиатто, уходя от неделикатной темы.

— Почему же они не введут в геном нужную мутацию? Всего-то и нужно — прекратить естественное размножение, наладить систему генетических контрактов…

— Это невозможно в пределах всей культуры, — мягко поправила феечка.

— А зачем — всей? — искренне удивилась аут Пел. — Только для правящего класса. А остальные — не в счет!

Гем-леди Шиатто подождала продолжения, сохраняя на губах мягкую полуулыбку.

Аут Пел нахмурилась.

Шиатто перевела взгляд на тонкую косичку и аккуратно заправила ее в прическу аутессы.

Молчание расплывалось. Оно растекалось по комнате — не кабинету взрослой леди, специалиста с уникальными знаниями и уникальной же сферой приложения талантов, но и не обычной детской. Здесь стоял удобный круглый диванчик, изящный столик с комм-панелью, аппаратура для воспроизведения голофильмов и аудиозаписей; в углу валялись игрушки; в другом углу ждали урочного часа фехтовальные рапира и маска; на стене в дорогих золотых рамках висели портреты сиятельных родителей аут Пел Наварр, еще выше — парадные портреты Императора и Старшей Императрицы. У распахнутого окна ластились розовые цветы, над ними — виднелись аккорды замка и небо, перекрашивающееся в закат.

Во всем чарующем великолепии вечнолетнего сада растекались маслянистыми капельками непроизнесенные фразы: о том, что всегда есть «остальные», и если они «не в счет», если их судьба состоит в том, чтобы вовремя подать богам стакан воды, вознести хвалу и выполнить их волю… То способны ли «боги» сами напоить себя водой, не прибегая к помощи «низших существ»? Так ли они величественны? И тогда…

— Мы все очень разные, моя леди, — порывисто сказала Шиатто. Она засуетилась, зачем-то вытерла уголки глаз. — Простите. Простите меня. Конечно же, я забылась, и мне нет прощения. Мы все очень разные, мы созданы, чтобы служить вам, а вы — чтобы служить Звездным Яслям, и если из моих слов можно сделать какой-то другой вывод…

— Например, что все мы немного люди? — прошептала Пел.

Шиатто вдруг на секунду обняла воспитанницу. После чего, непрерывно продолжая просить прощения, поспешно удалилась.

— Все мы немного люди, — задумчиво повторила Пел, подходя к окну. Тихий, чуть заметный теплый ветерок принес ароматы ночных цветов. За клумбой стоял велоцераптор, поблескивая «короной», пасть его была раззявлена в садистской ухмылке. — Или даже динозавры…

* * *

Две феечки сидели на скамеечке.

— И как Шиатто умудрялась доставать сладкие булки? — спросила гем-«фея» Инольта, давясь зерновым батончиком. В нем была чертова уйма полезных веществ, но вкус оказался исключительно подметочный.

— Я так и не поняла, почему она уволилась, — проворчала спортивная «фея». — Блажь какая-то. Сказала, что больше ничему не может научить ее.

— Ну, чтобы чему-то научить наших покровителей, действительно нужно много мозгов, — ревниво заявила Инольта. — Хотя… Мне казалось, что Шиатто самая умная и настырная из нас.

— Она была такой, — поддакнула Диана.

После чего феечки занялись батончиками.

Аут Пел еще раз посмотрела запись: аппаратуру установили в одной из глазниц скамеечного грифона, поэтому слышимость была прекрасная. А вот обзор далек от идеала: по спинам женщин оценить их искренность было сложно.

Поэтому оставалось только вслушиваться в произнесенные слова.

И думать о тех, которые так и остались невысказанными.

Гем-леди Шиатто была прекраснейшим специалистом в области истории и языков, созвездие Наварр дало ей прекрасные рекомендации, хотя и не понимало, почему столь высококвалифицированный воспитатель пожелал сменить место работы.

Сама леди Шиатто объяснила уход тем, что больше ничему не может научить аут Пел.

Что касается аут Пел…

Она считала, что гем-леди Шиатто, хитрая пройдоха, все-таки сумела донести до нее главный постулат, на котором строились ее социальные теории и культурные концепции.

Молчание разливалось по дивному саду, оседало невидимыми каплями на зеленых листьях и розовых лепестках, собиралось росой на камнях и скамейках…

Все мы одинаковы. Все мы творим мир.

Но если в мире, сотворенном тысячами, живет лишь один…

Жив ли он?