Им вершить (джен)

Хаширама никогда не думал, что всё закончится так. После долгого, затянувшегося на целые сутки боя на землю рухнул именно он. Чакра кончилась, и никакое упрямство не придало бы сил подняться. Проиграл, без всяких хитростей и подвохов, в честном поединке, а противник всё ещё держался. Пусть и опустился на колено, опираясь на кусарикаму, пусть тяжело дышит, но в глазах его по-прежнему узор мангекью. Хаширама слабо улыбнулся, взгляд Мадары полыхнул яростью.

— Вот и всё, — тихо выговорил Сенджу. Закашлялся, прижал ладонь к груди. — Только ты смог меня победить.

Учиха смолчал. Поднялся, перехватил своё оружие. Взгляд цеплялся за мелочи: порванная перчатка топорщится от засохшей крови, тусклые блики на лезвии, сколы и царапины на доспехах. Хаширама знал, что он сделал всё, что было в его силах, и сейчас единственное, что осталось, — с достоинством принять смерть. А значит — без страха смотреть в лицо тому, кто его добьёт.

Это произошло слишком быстро. Вот замерло поднятое оружие, застыл, нависая, Мадара — и прыгнул назад, едва успевая отвести от себя удар. Брошенный кунай воткнулся в землю.

— Я не позволю тебе убить его, — прошипел брат.

Хаширама уставился в его спину, медленно перевёл взгляд в сторону, вниз. Белая рукоять, ставшая знакомой печать. Всё та же техника, отточенная до совершенства, но сейчас этого недостаточно. Брата тоже потрепали в этом бою, а Мадара слишком силён. В лучшем случае они убьют друг друга. Только сейчас Хаширама ощутил страх.

— Уйди, тебе не победить.

— Заткнись, — не оборачиваясь, бросил брат.

Вопреки ожиданиям, Мадара дрался молча, расчётливо и спокойно — без привычной ярости. Берёг силы. Брат запаздывал, но пока не пропускал удары, защищался. Изматывал врага.

Хаширама смотрел только на них. Вмешаться бы, оборвать бой — но нет ни сил, ни чакры это сделать. Он с трудом смог сесть, опираясь на руку. Дотянулся, выдернул кунай из податливо-влажной земли, отряхнул ладонь. Зря отвлёкся: самое страшное могло случиться лишь тогда, когда он отвёл взгляд.

Показалось, что каждая секунда растянулась на часы. Ясно виделось, как закончится каждый удар. Так, наверное, видят мир обладатели шарингана? Щелчок — нельзя бросить кунай, нельзя защитить только одного. Нельзя позволить им убить друг друга. Щелчок — решение. Единственно возможное.

Вдох. Хаширама вскочил, метнулся вперёд, страшась не успеть. Воздух противился движению, замедлял, будто вода, будто клейкая смола. Крохи чакры — их хватило, чтобы прорваться. Выронил, потерял кунай — ни к чему. Споткнулся.

Выдох. С хрипом, с кровью. Боль — доспехи не выдержали, но это уже почти неважно. Успел. Два смертельных удара — слишком много, когда нет возможности исцелить себя, и мир мутнеет.

— Заключите мир, — произнёс он, хватаясь за руку брата, падая. Улыбнулся другу. — Исполни мечту.

Хаширама силился сказать ещё, важное, зная, что брат будет винить себя, но не смог.

— Ты не можешь умереть сейчас, — Тобирама опустился на колени, обнял, покачиваясь. — Только не сейчас. Брат!

Мадара зажмурился, поднял лицо к серому небу, застыл, сжимая кусарикаму. О том, чтобы продолжать сражаться, не могло быть и мысли. Отчаянно не хотелось верить, что Хаширама умер. Он не мог так глупо погибнуть, не мог! Это всё только сон — только слишком реальный. Учиха медленно протянул руку, провёл ладонью, закрывая потускневшие глаза. Это уже не его друг-соперник, это лишь его пустая оболочка.

Рядом столпились люди из их кланов, разошлись, разделились. Бой стих сам собой.

— Перемирие, — выговорил Мадара. Влажный холодный воздух застывал комом в горле, мешал сделать вдох. На младшего Сенджу было страшно смотреть. Он смахнул капли с лица, глянул быстро и тут же отвёл взгляд.

— Согласен.

Помолчали. Мадара поднялся, шагнул в сторону, подобрал кунай. Печать на его рукояти выглядела знакомой. Уставился на Хашираму: спросить бы, узнать бы, почему он поступил так. Если у него в руках было оружие, что мешало бросить его во врага?

— О какой мечте говорил брат?

Невыразительное лицо, раскосые алые глаза, мёртвое холодное спокойствие. Быстро же он взял себя в руки после того, как убил своего старшего брата. Если бы не вмешался, может быть, и не пришлось бы добивать Хашираму.

— Создать деревню, где смогли бы жить оба наших клана, — Мадара искоса посмотрел на него, всё ещё держа кунай. — Где было бы безопасно, чтобы больше не приходилось сражаться детям.

— Ясно, — отозвался Сенджу. Оглянулся на своих, смерил взглядом Учих. — Я возглавлю клан. Сможем?

Мадара осмотрелся, пытаясь прикинуть, скольких убили в этом бою. Вспомнился тот самый день, когда он впервые ошибся. Если бы поверил, если бы согласился тогда, может, Изуна остался бы жив? Стоит ли месть за погибших жизни? Им решать.

— Должны, — коротко ответил и повернулся спиной. Удара не последовало, но он чувствовал чужой пристальный взгляд.

* * *

Остановившись на пороге комнаты, Тобирама на мгновенье закрыл глаза. Будь его воля, он здесь бы и уснул, рухнув. Долгий бой, где пришлось выложиться, попытка защитить брата, суматошный день, когда всем и сразу что-то надо, когда всем надо дать дело и поручение. Последний, завершающий штрих картины — слова старейшин. Он так и не понял, почему их так возмутила его молодость, брат был ненамного старше, когда возглавил клан, о чём Тобирама и напомнил со всей имеющейся вежливостью и оставшимся спокойствием. Они прониклись. Должно быть, сдержаться всё-таки не удалось, и старейшины разглядели его раздражение. И ничуть не стыдно.

Тобирама с силой потёр лицо ладонями, так, что заныли шрамы. Из-за лёгкой боли удалось ощутить себя бодрее и внимательнее: сейчас придется торопливо разбираться со всеми отчётами и прочими важными бумагами, до которых так и не добрался брат. Странно было пройти здесь, как хозяин, усесться за этот стол. Сколько раз брат после всех дел и тренировок засыпал за ним? Сколько раз сам Тобирама помогал во всём разобраться? Только вчера крался, чтобы укрыть, а сегодня...

К делу. Некогда вспоминать. Впереди долгая бессонная ночь, с делами надо разобраться сразу — и Тобирама принялся сортировать отчёты и письма, изучать, делать пометки: в памяти не задерживалось ничего. Порой он откладывал листы, снова тёр лицо, подумывал о том, чтобы бросить — и продолжал. По крайней мере, это занятие отвлекало, требовало всего внимания, и на то, чтобы предаваться скорби, сил уже не хватало.

Под утро, когда он уже подолгу сидел, пытаясь сосредоточиться на происходящем, а не уплывать в сон, осталось только одно дело, самое сложное. Тобирама не хотел бы видеть вообще никого из Учих днём, особенно Мадару, но ради брата придётся хотя бы попытаться. Будет легче, если знать, что сделано всё возможное. Письмо получалось слишком коротким, почти грубым, как он ни мучился, подбирая слова. Впору загадывать: если поймёт верно и придёт, значит, и договориться смогут.

* * *

Мадара остановился на берегу той самой реки, всмотрелся в лёгкую рябь её волн. Как и раньше, это умиротворяло, спокойный блеск воды завораживал, только сейчас она казалась куда более узкой. Он наклонился, подобрал гладкий камешек, подбросил в руке и метнул вперёд. Четыре всплеска, дробный стук. Детская забава сейчас потеряла свою прелесть, слишком легко оказалось добросить до другого берега.

Шорох. Так хотелось бы верить, что это запоздавший Хаширама с его вечной дурацкой улыбкой, но нет. Кто-то незнакомый, кто-то из его лесного клана. Тот самый обещанный в письме проводник. Мадара усмехнулся, но смолчал: будто бы он не знает, где находится их поселение. Сенджу глянул с лёгким неодобрением на вызывающе-алые доспехи, на оружие за спиной, махнул рукой и, чуть выждав, прыгнул. Глава клана Учиха медленно прошёл по воде, всматриваясь в глубину, но, похоже, и камешки, и оружие давно унесла река.

Следовать за проводником было легко. Мадара знал, что это может быть ловушкой, был почти уверен, что так оно и есть на самом деле, но его это ничуть не волновало. Ничуть не обеспокоило и то, что он оказался не совсем прав. Сенджу довёл его до совсем иного места. Впрочем, может, у них кладбище было далеко от домов. Их дело, сейчас это неважно.

Последний прыжок — вниз, с дерева, чтобы дальше уже идти. Сенджу расступались перед ним, смотрели настороженно и тут же отводили липкие взгляды, тихо переговаривались. Никто не рисковал встать за спиной, никто не смел возмутиться — и никто не пытался атаковать. И правильно: если удастся исполнить ту просьбу, время для сражений кончилось. Мадара усмехнулся и остановился: похоже, Сенджу признали его право быть здесь и видеть облачённое в белое тело Хаширамы. Дань уважения, чтоб её. Уж лучше бы он был живым и в этой своей дурацкой одежде.

Шепотки разом стихли. Мадара быстро оглянулся, зацепил взглядом белые волосы нынешнего главы клана и с вниманием уставился на осыпающийся край ямы. Давать кому-то повод думать, будто бы он использует гендзюцу, было бы неразумно. Как, впрочем, и решить, что возможен прочный мир между кровными врагами, до такого мог додуматься только Хаширама. Некстати вместе с его дурацкой улыбкой вспомнился тот разговор на берегу, и Мадара сильнее сжал пальцы, сосредоточился на ощущениях от плотной ткани, пытаясь не слышать, как рассыпается земля по светлому дереву. За спиной застыл младший Сенджу, достаточно близко, чтобы слышать его боль, достаточно в стороне, чтобы на него можно было взглянуть искоса. Спокойный, по нему и не видно, что скорбит

Тот разговор… Глупый, наивный, детский, но и сейчас Мадара не мог не признать, что тогда прозвучала хотя бы одна действительно верная мысль: нельзя заглянуть глубоко в душу другому. Стоит ли вообще пытаться? Младший брат Хаширамы никогда не заменит его самого, они слишком разные. И будто бы этого мало — именно он ранил Изуну, из-за него тот умер. Стоит ли пытаться с ним? Мадара ощутил на себе слишком пристальные взгляды, опустил руки, смирил свою ярость. Осторожно огляделся: показалось, что на него некоторые смотрели с сочувствием. Пора заканчивать испытывать их терпение и уходить.

— Приходи завтра к той реке, — обронил он, глядя в сторону, на медленно расходящихся Сенджу. — Там, где меня встретил твой проводник.

— Утром? — Тобирама нахмурился, соображая. — Приду.

Обратно Мадара шёл один.

* * *

Даже если бы он не слышал шагов, Сенджу выдавало отражение.

— Один? — Мадара, сидевший на берегу, не стал скрывать своё удивление. Потянулся с ленцой, поднялся. Оборачиваться не стал: в самом деле, не ударит же он сейчас в спину, а ему так явно спокойнее.

— Один, — произнёс тот.

— За мной, — он всё-таки оглянулся, оценил дохлый вид Сенджу и быстро отвёл взгляд. — Покажу, где хотели строить деревню.

Мчаться к нужному месту было легко, дорога — самая короткая, самая удобная — вспоминалась сама собой. Будто в детстве… Брат Хаширамы держался рядом, даже тогда, когда Мадара, не сбавляя скорости, легко взбежал на самый верх скалы.

— Здесь? — Тобирама прыгнул на большой камень, замер, скрестив руки на груди. Поодаль, да ещё и так, чтобы быть выше. Возможно, он хотел получше рассмотреть лес внизу, решить, согласен ли он с таким выбором, но больше веры было мысли, что он просто боится быть рядом.

— Да, — подошел к самому краю Мадара. — Мы разговаривали. "Построим наше селение здесь, и сделаем так, чтобы детям больше не приходилось убивать друг друга," — так сказал тогда Хаширама.

— Хорошее место, — отозвался Сенджу. С камня он спрыгнул, но стоял за спиной и не рисковал подходить ближе.

Не оборачиваясь, Мадара присел на землю. Снова оказаться в этом месте было странно. Все их тренировки и разговоры помнились так ясно, будто бы и не случилось ничего, будто бы он всё ещё был ребёнком. И смешно: столько раз говорил Хашираме, что ему не нравится, когда кто-то стоит за спиной, а сейчас позволяет это делать его брату.

— Мы говорили о том, как было бы хорошо перестать воевать. Тогда ещё был жив Итама, — Сенджу помолчал, Мадара терпеливо ждал, когда он наберётся решимости продолжить. — Я много размышлял об этом, пытался составить правила, которым должен следовать каждый шиноби.

Последовавшее перечисление этих правил было скучным, несмотря на чёткость и краткость формулировок, но Мадара мужественно вслушивался, удерживая внимание, и даже одобрительно кивнул:

— Это может оказаться полезным.

Не думать о том, с каким восторгом рассказывал о своих задумках Хаширама, и не сравнивать было сложно. Благо, и сейчас Мадара довольно ясно помнил, о чём шла тогда речь, — и принялся рассказывать. Про школу и миссии, про команды и наставников, про саму деревню и её защиту — и почти уже увидел в густой листве разноцветные крыши. Пусть тогда он и говорил Хашираме, что его идеи дурацкие, но сейчас уже не мог не оценить и не признать, что они разумны.

— А как должна будет называться эта деревня?

Мадара не думал ни мгновенья, ответил сразу:

— Коноха.

— Ясно, — Сенджу рискнул перебраться поближе, точно так же уселся.

Разговор стих. Учиха разглядывал лес внизу, размышлял, что и где должно находиться, прикидывал, сколько времени потребуется, чтобы всему клану перебраться сюда и как сделать это место действительно безопасным. О чём думал брат Хаширамы, он даже и не пытался предположить. Ясно только, что не о хорошем — вон как напрягся.

— Ничего не получится, — Сенджу сплёл пальцы, будто собираясь сложить печать. — Эти идеи так и останутся мечтой.

— Уверен? — Мадара искоса глянул на него.

— Слишком много крови, слишком многие хотят мести, — чуть помедлил, напрягся, — и я тоже.

— Ты убил моего брата, Тобирама. Я сижу здесь и разговариваю с тобой. И ты думаешь, что мы никогда не сможем договориться?

— Из-за тебя умер мой брат, — вскинулся он.

— Ты тоже его ранил, — Мадара мазнул взглядом по его лицу, уставился вдаль. — Ты тоже его убил.

Сенджу зажмурился и застыл. Хотел сказать что-то, протестовать, возмущаться — смолчал. Уязвимый, эмоциональный — может, сейчас он действительно сможет услышать.

— Тобирама, — было легко протянуть руку и коснуться плеча, но лучше сдвинуться ближе и просто настойчиво позвать. — Тобирама.

Он наконец среагировал, открыл глаза — и отшатнулся, заметив мангекью. Жмуриться было поздно, драться — бессмысленно, сбежать — невозможно, но он всё равно медленно потянулся к поясу, не отводя взгляда. Сжал кунай. Либо ударит, либо снова использует ту технику. Мадара наклонился к нему, плавно, глядя в глаза.

— Ты можешь сколько угодно ненавидеть меня. Я тоже тебя ненавижу, — он смотрел пристально и спокойно, сдерживался. — Но я хочу выполнить просьбу своего друга.

Сенджу медленно разжал пальцы, опустил руку. Расслабился, когда Мадара прикрыл глаза.

— Я сделаю так, как хотел мой брат, — сказал он.

Примечание к части

Далеко не все вопросы можно было решить в переписке, многое требовало личной встречи. И если глава клана Учиха считал допустимым наведаться по приглашению к селению Сенджу, то сам Тобирама такой любезностью отвечать не собирался. Вот и приходилось сейчас, собрав нужные бумаги, через лес мчаться к той скале, где они снова договорились встретиться.

Надо признать, с Мадарой всё-таки можно было иметь дело. Раздражало, конечно, что он предпочитает высказывать своё мнение, никак его не обосновывая, в то время как сам Тобирама мог подтвердить правильность любого своего вывода. И демон-Учиха, оказывается, несмотря на всю свою вспыльчивость, умел слушать и слышать. Ему можно было объяснять и доказывать.

Задумчивость и размышления о том, что они будут обсуждать на этот раз, не требовали большого внимания. Тобирама резко остановился, цепляясь за кору, метнулся назад, за толстую ветку. Близко, россыпь сюрикенов глубоко вошла в дерево — и он снова прыгнул, прислушиваясь. Двое, скорей всего Учихи. Хотелось бы знать, по приказу Мадары они здесь или действуют сами по себе. В любом случае, это нарушение перемирия — и глупо было думать, что мир всё-таки возможен. Или не стоит сразу всё рвать и, поймав их, допросить? По крайней мере, можно попробовать.

Ещё одна атака — и Тобирама, уворачиваясь от огненных "цветов", прыгнул дальше, пытаясь добраться до реки. Риск столкнуться с Мадарой так был выше, но как место боя берег был лучше. Замерев на мгновенье, Сенджу вслушался — и скатился вниз, в кусты, складывая в падении печати для водяного дракона. Техника окутала его тело, защищая, столкнулась с огненным шаром — враг прыгнул, перемещаясь к своему напарнику. Удачно воспользовался паром, нечего сказать, зато и сам атаковать ещё раз не смог. Оба оказались за спиной — и за ними полыхал чакрой третий. Мадара.

Трое на одного. Шансы справиться с главой клана Учиха малы: Тобирама прекрасно помнил, какие ужасающие мощью техники тот использовал. Даже брат был побеждён. Сбежать? И куда? Бессмысленно, сходу не придумать, как получить преимущество. Хирайшин?..

Размышления оборвал шум падающих тел. Со своего места Сенджу видел кунай под лопаткой одного из них, второй упал дальше. Сверху спрыгнул Мадара, наклонился, вытянул этого второго за руку из зарослей, заглянул в лицо. Нахмурился. Он убил своих соклановцев? Ударил в спину? Немыслимо.

Тобирама торопливо отвёл взгляд, но поздно: Учиха его заметил, повернул голову, но к оружию не потянулся, не стал складывать печати, даже глаза были тёмными. Ничего не оставалось сделать, кроме как выйти к нему.

— Цел? — цепкий, острый взгляд. Осмотрел с ног до головы, впору заподозрить, что и в самом деле обеспокоен, но сосредоточен на чём-то своём.

Тобирама молча кивнул, всё ещё не зная, как на это реагировать.

— Я думал, они сильнее, — Мадара стянул перчатки — впервые, кажется, за всё время. Руки как руки, ничего необычного. — Успел.

— Они действовали по твоему приказу?

— Нет, — ответил он.

То, что сделал этот Учиха дальше, и вовсе не поддавалось пониманию. Зная, как относятся они все к своим глазам, Тобирама и представить не мог, что увидит, как глава клана сам, своими руками, станет с неожиданной осторожностью вынимать их у трупа и бережно заворачивать в перчатку. Окровавленные пальцы он вытер об одежду соклановца. Сенджу молчал.

— С чем ты там хотел разобраться? — выпрямился Мадара. Усмехнулся, взглянув в лицо, и сложил печати. После небольшого огненного шара от обоих тел остались только жирный пепел и несколько обгоревших костей.

Больше всего хотелось выяснить, какого биджу этот Учиха творит такое, но дело важнее. В конце концов, времени не так уж и много.

— Прямо здесь обсудим? — Тобирама сложил печать концентрации, прислушался к ощущениям. — Здесь поблизости больше никого нет.

Мадара кивнул, уселся на траву. Сенджу, чуть помедлив, устроился рядом, вытащил свои записи об устройстве деревни и её примерную карту, которую Учиха сразу принялся исправлять, едва взглянув.

— Дом правителя должен быть в самом центре, — отметил он. — И почему ты видишь деревню такой большой?

— Союзные кланы. Я уверен, что к нам захотят присоединиться, — Тобирама наклонился вперёд, задумался. Логично, что возглавить деревню должен тот, кто сильнее всех остальных. Таковым вполне может быть Мадара, если уж на то пошло, но ведь в центре деревне расположено самое важное и уязвимое — академия, больница и, по большей части под землей, архивы и склады. Если располагать этот дом у ворот, как и планировалось, то до них просто никто не дойдёт, да и желающие побеседовать с правителем не будут бродить по улицам. Это кажется более безопасным...

Учиха кинул быстрый взгляд и взял записи, принялся молча просматривать, иногда едва заметно хмурясь или одобрительно кивая. Кое-где он делал пометки. Заметив пристальный взгляд Тобирамы, он отвлёкся, хмыкнул вопросительно.

— Почему именно так? — Сенджу указал кисточкой на отметку на карте. — Моё решение кажется мне более верным с точки зрения безопасности. Так в деревне не будет лишних людей, только клановые, свои.

— А так правитель сможет с лёгкостью добраться до любого места на границе, — Мадара собрал просмотренные листы в ровную стопку, отложил. — И так он сможет защищать самое ценное.

Тобирама задумался, оценивая эту мысль, кивнул. Наверное, с этим стоило согласиться. Глава клана Учиха плавно поднялся, подхватив свернутые перчатки, и шагнул назад. Его тень перечеркнула разложенную карту.

— Мне пора. Твои правила меня устраивают почти полностью, — он чуть помедлил. — И ещё. Неужели ты думаешь, что по деревне будет позволено бродить непроверенным людям?

— Допиши заметки по академии.

— Хорошо, — Мадара кивнул и в два прыжка пересёк реку.

* * *

Если и стоило чему-то радоваться, когда оба клана всё-таки перебрались на новое место, так это тому, что больше не было никаких проблем в том, чтобы встретиться и всё обсудить. Хотя, пожалуй, было и ещё одно удовольствие: удобный кабинет и не менее удобный стол, на котором умещалось всё — даже белобрысый красноглазый Сенджу, присевший на самый край. Хотя бы не рядом, не маячит прямо перед глазами, не так уж и раздражает.

— Так продолжаться не может, — вдруг выдал он, дочитав письмо.

— М? — Учиха отвлёкся от бумаг, устало потёр лоб, взъерошил и без того спутанные волосы. — Опять кто-то с кем-то сцепился? Или снова этот индюк что-то требует?

— Возглавить деревню должен один человек. Этого требует даймё, — Тобирама поднял ладонь, не давая возразить, — и мы обязаны наконец прислушаться к его требованию, каким бы индюком ты его не считал.

Мадара откинулся назад, скрестил руки на груди. Сенджу скользнул взглядом по его лицу и отвернулся, не желая смотреть в глаза. Было бы сложно не зажмуриться, даже не видя алые отблески шарингана.

— Думаю, это следует сделать тебе.

Тихое недоверчивое хмыканье Сенджу несколько огорчило, уголок губ дрогнул, но он продолжил:

— Мой брат мог биться с тобой на равных — и ты всё равно смог его победить. Я слабее. Тебя называют демоном и боятся. Выгоднее, если главой станешь ты.

Мадара смерил его задумчивым взглядом.

— Твой клан будет против.

— Мы сможем договориться, — Тобирама дёрнул плечом. — Я смогу заставить их смириться с таким решением, они обязательно согласятся, что так будет лучше, выслушав меня.

— Ты думал, что правильнее устроить выборы, — Учиха, посомневавшись, осторожно потащил к себе самую большую стопку бумаг. Отчёты, биджевы отчёты… Дурной неразборчивый почерк, перескакивающие мысли, попытки утаить часть сведений в ворохе ненужных — когда же все, наконец, научатся писать их по правилам?

— Думал. Решил, что прав всё-таки ты, — он соскользнул со стола и отошёл к окну, всё ещё сжимая в руке то биджево письмо. — Я могу ответить даймё, что правителем будешь ты?

— Будто бы сейчас иначе, — проворчал Мадара. — Если со всеми этими бумагами разбираюсь я.

Тобирама обернулся, чуть выждал, пока Учиха сосредоточится на тексте, и выдал очередную идею:

— А правитель будет называться хокаге.

— Шутишь? — стоило больших усилий сохранить невозмутимость, и, судя по тому, как блеснули глаза Сенджу, это не удалось.

— Нет, — тот продемонстрировал лёгкое удивление. — Логично же: мы все живём именно в стране Огня, наша деревня, можно сказать, скрыта в тени листвы, да ещё и шиноби можно считать теми, кто правит страной из тени.

— Ясно, — после короткой паузы ответил Мадара. Такое объяснение было понятным, но звучало разочаровывающе, и он чуть ниже, чем требовалось, наклонил голову. Сенджу принялся за письмо.

* * *

Луна светила столь ярко, что и без шарингана удавалось чётко видеть всё, что было в комнате. Наверное, из-за её света и не спалось, а может, за это время Мадара просто вымотался настолько, что сон казался чем-то невозможным и недостижимым. Измученное тело просто не желало расслабиться достаточно, чтобы дать отдохнуть.

Поворочавшись с боку на боку, посозерцав потолок, полюбовавшись пятнами на луне, Мадара не выдержал. Уселся, с силой потёр лицо ладонями, задумался.

Принять самому необходимость мира было легко, несмотря на смерть Изуны: это он не собирался прощать и забывать. Столь же легко было признать, что с этим Сенджу можно иметь дело. Осторожный, расчётливый, педантичный, он мог довести любую идею до состояния готового к воплощению плана. Большинство соклановцев не радовало: Мадара видел, что они признали необходимость прекратить сражаться только на словах, подчинились, но не смирились, и сложно было винить их за это, когда и самому хотелось мстить. Вряд ли с ныне союзным лесным кланом было иначе, слишком много давящей ненависти было в их взглядах.

Он глухо заворчал, потряс головой. Хотелось спать, но стоило только прилечь, как всякий сон развеивался, как неумело наложенное гендзюцу. Мадара сбросил с себя тонкое одеяло, резко вскочил. Постояв немного, он подошёл к окну и спрыгнул вниз, прямо на середину дороги.

В селении было удивительно тихо и пустынно. Никто не бродил по улицам, никто не засиживался допоздна, нигде не светилось окно. Прохладный ветер, ночная свежесть, тихие шорохи листьев — покой. Мадара шёл медленно, оглядывая чернеющие в бледном лунном свете дома — прочные, надёжные, привычные. Здесь было хорошо — и хорошо было порой подходить ближе, проводить ладонью по стенам, чувствуя, как едва ощутимо цепляется ткань перчатки за невидимые неровности.

Неспешно обойдя почти всю деревню, Мадара дошёл до скалы. Постоял немного, оглянулся: вспомнилось, как его перехитрил Хаширама со своим унынием, как он смеялся, когда понял, что ему поверили, — и всё равно не смог обогнать. Не смог же? Губы тронула улыбка, и хокаге, несколько взбодрившись, легко пробежался до самого верха.

Там ветер был сильнее и луна казалась ближе. Огромная, круглая, протяни руку — дотронешься. Это было бы слишком по-детски, и Мадара посмотрел вниз, в который раз уже осматривая с высоты всю деревню. Думалось о всяком, мысли прыгали и перетекали, спокойно и легко.

Странно всё-таки, что брат Хаширамы поддержал его, что уступил ему право возглавить Коноху. Странно и иронично, что его титул звучит именно так, перекликаясь с именем и со стихией. Случайно ли, намеренно ли? Не с его вниманием к мелочам упустить подобное совпадение.

Мадара уселся, опираясь спиной на большой камень, и всего лишь на мгновенье прикрыл глаза. Когда он снова огляделся, уже рассвело, и первые лучи солнца позолотили листья. Рядом, скрестив руки на груди, молча стоял Тобирама.

* * *

Два месяца. Целая вечность уже прошла с того дня, как были достроены дома, как оба клана перебрались на это место. Позади споры с Тобирамой, этот Сенджу имел своё мнение по каждому вопросу и упрямо доказывал, что прав именно он. Впрочем, так было только поначалу. Даже этот крайне упрямый человек признал, что не обязательно сразу кидаться в спор.

То, что у них получилось, радовало. Деревня была сокрыта в листве, Мадаре казалось порой, что он шел в сумрачном дождливом лесу, а не по улице, и здесь было удивительно спокойно. Станет ещё лучше: есть надежда договориться с Узумаки...

Люди не улыбались, видя Мадару. Кланялись уважительно, но всякий раз цепенели и вздрагивали, когда его взгляд чуть дольше задерживался на них. Это задевало. Дети ни разу не попадались на его пути.

Где-то на середине обычного пути его догнал Сенджу, привычно пристроился за плечом, на пару шагов поодаль. Как и всегда, когда они были не наедине.

Из-за ворот выбежала девочка. Споткнулась, рухнула — Мадара метнулся вперёд, подхватил. Маленькая Сенджу шмыгнула носом, потёрла испачканную мордашку кулачком — посмотрела в лицо. Застыла, приоткрыв рот, не смея отвести взгляд. Мадара завороженно наблюдал смену эмоций: боль, лёгкий испуг, удивление, решимость — страх. Страх столь сильный, что девочка мелко задрожала и расплакалась, её сердце билось как у пойманной птички.

Мадара медленно моргнул. Провел ладонью по её волосам, погладил по напряжённой спинке, чувствуя пальцами каждую косточку, каждый позвонок под тонкой тканью, задержал ладонь на острых лопатках.

— Я не хочу, чтобы меня боялись, — тихо выдохнул он.

Девочка вздрогнула. Подняла заплаканное лицо. Через силу улыбнулась дрожащими губами.

Мадара замер, не дыша. Медленно-медленно приподнял уголки губ. Расслабил давно застывшие в напряжении плечи. Поднял руку в тёмной перчатке, убрал с лица девочки намокшие пряди, вытер рукавом её слезы.

Девочка оглянулась, дёрнулась к воротам, где застыли её родители. Даже здесь, далеко от ворот, чувствовалось, сколь силён их страх. Мадара выпустил её — она убежала, обняла ноги матери. Оглянулась, взмахнула рукой — улыбнулась, когда он поднял ладонь, прощаясь.

Тихое хмыканье. Оглянулся — Тобирама стоял, скрестив руки на груди. Под его мрачным взглядом улыбка потускнела, но не исчезла совсем. Мадара поднялся, молча направился дальше.

День казался изумительно ярким и солнечным.

Простенькая печать — пальцы крестиком, лёгкая сосредоточенность, фраза-ключ с двойным смыслом, тихий хлопок, от которого так и не удалось избавиться, не усложняя.

— Ками-сама, это действительно моя лучшая техника, — Тобирама смотрел на свою точную копию, стоящую прямо перед ним. Клон, подобный тем, что создавал брат. Слабо отличимый по чакре, судя по расчетам, более уязвимый — Сенджу успел проверить это в коротком спарринге, зато в точности передающий воспоминания о том, что успел сделать. — Превосходно.

Чуть ли не впервые после смерти брата Тобирама улыбнулся, и это было почти больно: непривычная, неудобная гримаса. Неправильная — а значит, следует сосредоточиться на деле — и создать ещё несколько клонов.

Больница, академия, клан, тренировки, более безопасные эксперименты, всякие мелкие поручения, расчеты для новых техник, исследования — клоны выглядели идеальным решением при ограниченном времени. С ними можно будет успевать делать всё — и даже больше. Возможности, ограниченные только количеством чакры, помощники, которым ничего не нужно объяснять.

Об использовании в бою стоит ещё как следует подумать. Быть может, они подойдут не только для разведки на вражеской территории…

А созданные клоны сами разбрелись по делам. Один умчался на полигон, другой — в больницу, третий засел за расчеты, несколько заброшеные в последнее время. О них Тобирама суеверно боялся задумываться: эта техника не могла быть простой и безопасной, и лучше считать и тасовать цифры, чем размышлять о цене и последствиях. Одно было ясно: даже если её применение будет означать его смерть — она всё равно того стоит.

Заглянув через плечо оставшемуся клону, Сенджу тяжело вздохнул и со всей ответственностью направился в башню хокаге: следовало обсудить с Мадарой те техники, которые должны знать ученики академии.

* * *

То место на скале постепенно стало любимым. У Мадары вошло в привычку к ночи, после очередного трудного дня, приходить сюда и смотреть вниз, и приводить в порядок мысли. По крайней мере, здесь можно было побыть одному: ни желающего подсмотреть за тренировкой, ни раздражающей бледной физиономии, ни очередного крайне срочного дела, которому хокаге обязан уделить внимание, — никого. И отсюда было прекрасно видно всю деревню — всё то, что они успели сделать.

Этим вечером Мадара, как и обычно, сидел на самом краю и улыбался: на улицах мягко светились разноцветные фонари, едва слышны были голоса и смех. Этот праздник был любим Изуной, он наверняка нравился Хашираме — и главное, что сейчас оба клана радовались ему вместе. Вот то, что важнее любой печали: мир возможен, он стал реальностью — мечта сбылась.

Улыбка померкла: сразу вспомнилось, с кем пришлось вместе трудиться. Полезный человек, с этим и спорить не стоит, но как же он раздражал… С Хаширамой хотя бы сразиться можно было, на пределе сил, не думая, сколь разрушительные техники в ходу, — его брат был слабее. Мадара всё ещё сомневался, стоит ли предлагать хотя бы просто тренироваться вместе, всё казалось — убьёт случайно.

И зря он о нём сейчас думал. Не нужно было иметь способности сенсора, чтобы понять: приближается тот человек, которого сейчас совсем нет желания видеть. Опять этот Сенджу — даже в ночном полумраке его волосы различимы ясно и отчётливо.

Мадара хмуро посмотрел на него, когда тот остановился на краю, соизволил подвинуться. Сенджу молча уселся рядом. Слишком близко: вытянуть руку — и коснуться. Будто бы иного места не нашлось… Пришлось сдвинуться ещё чуть, прислониться к прохладному камню. Солнце скрылось уже довольно давно — а он всё ещё неохотно расставался с теплом. Мадара огладил его ладонью. Чуть подумав, стащил перчатки — Сенджу покосился на него и тут же отвел взгляд: на улице внизу вспыхнул очередной фонарь. Осталось ощущение, что всё равно посматривает, хоть и пытается делать это незаметно.

— Спрашивай, — Учиха предпочел смотреть в тёмное небо. Куда угодно, только не на собеседника, которому до сих пор кажется, что страшный демон-Учиха обязательно воспользуется шансом запутать в какой-нибудь пакостной иллюзии.

— Зачем тебе перчатки? — тут же последовал вопрос. — Не вижу, какая от них польза.

— Привык.

Дальше Сенджу расспрашивать не стал. Должно быть, тоже понял, что молчание лучше. Тихий вечер, приятная усталость после всего сделанного, прохлада — и угрюмый глава вроде бы союзного клана рядом. С этим уже тяжело смириться — раздражает. Даже не так — бесит. Ушёл бы он отсюда, стало бы лучше.

— Почему ты не внизу? — кивок. — Не со всеми?

— Не хочу, — Сенджу дёрнул плечом. — Своё желание я загадал, делать там мне больше нечего. Пусть остальные веселятся.

— А ты? — Мадара посмотрел на него. Он и сам не понимал, было ли это сейчас детским желанием вытрясти ответ, как тогда, с Хаширамой, или же скорее попыткой заставить Сенджу покинуть это место. Прямо требовать, чтобы он ушёл, точно было бы глупо.

Он не отвечал так долго, что можно было подумать, будто он уснул. Это настораживало, точно как и тогда, у реки. Неужели эти два брата хоть в чём-то похожи?

— Не хочу, — буркнул наконец он.

Ну и что делать с этим глупым Сенджу? Ясно же, что не всё в порядке, но и лезть к нему… Не Хаширама ведь, не его друг — младший брат. Не поймёт.

— Почему?

Снова это раздражающе долгое молчание. Он, конечно, давно уже не ребёнок, но ударить этого Сенджу хотелось. Что же он так медленно решается, знает наверняка, что ничего не сможет скрыть — не тогда, когда у собеседника даже не шаринган — мангекью...

— Я убил, — странная пауза, будто ему дышать нечем, — своего старшего брата.

— Это был его выбор, — Мадара не выдержал, сжал плечо, тряхнул хорошенько. — И я тоже его убил.

Сенджу дёрнулся, попытавшись сбросить ладонь, уставился на него — прямо в глаза. Учиха усмехнулся, разглядывая тёмные шрамы на его лице. Если он был так привязан к младшим братьям, значит, и к старшему не меньше.

— Послушай меня и запомни, — наклонился к нему Мадара, — твой брат мёртв. Ты не сможешь вернуть его к жизни, но тебе нет нужды пытаться убить себя.

Снова вздрогнул, хочет отвести взгляд — но заставляет себя смотреть. В самом деле об этом думал? Решив на всякий случай это учесть — не стоит так лишаться полезного человека рядом, он продолжил:

— Смирись и живи дальше. Разве не этого хотел бы для тебя Хаширама?

— Откуда тебе знать, — Сенджу пытался выглядеть спокойным, и голос почти не выдавал его эмоций, дрогнув только под конец фразы, — что хотел бы для меня старший брат?

— У меня тоже был младший, — Мадара наконец выпустил его плечо и встал, шагнул к краю. Похоже, уйти придётся именно ему. — Мне ли не знать?

Короткая пауза. Тихо, неуверенно, едва слышно:

— Останься?

Учиха пожал плечами и уселся на то же место, не касаясь Сенджу. Глянул искоса, привалился к холодному камню. Теперь было спокойно.

* * *

Здесь собрались дети из обоих кланов. Расселись на траве полукругом, разделились, переглядываются, перешёптываются. Тобирама всмотрелся в лица: всех Сенджу он мог назвать по именам, и они были готовы слушать. Учихи смотрели настороженно, недоверчиво, и вряд ли их стоило винить. Если про Мадару рассказывали всякое, честно и открыто признавая его демоном, то наверняка и в чужом клане звучали подобные истории — уже про него самого. Интересно, какое прозвище ему дали...

Тобирама чуть нахмурился: пора было начинать лекцию, и почему-то это было даже сложнее, чем согласиться на мир. Еще раз мысленно пробежавшись по первому десятку правил, он принялся рассказывать, стараясь подбирать самые простые слова. Постепенно лёгкая неуверенность, когда он объяснял первые правила, исчезла. Дети понемногу начинали реагировать, Тобирама замечал их любопытство, но понять, что заинтересовало больше, истории-примеры или всё-таки правила, не удавалось. По крайней мере, его вроде бы понимали — именно так, как было нужно, как было правильно. Хочется надеяться, он сможет стать для них хорошим наставником.

— Чётвертое правило. Шиноби всегда должен считать самым важным делом свою миссию, — Тобирама чуть помолчал, давая немного времени обдумать. — Это означает, что если миссия взята — она должна быть успешно завершена, и ничто не должно помешать этому, ни собственные раны, ни гибель товарищей, ни чьи-либо просьбы и поручения — ничто.

Правило за правилом, пример за примером. По порядку, кратко, чётко, понятно. Его действительно слушали, ему не боялись задавать вопросы — и Тобирама постепенно начинал понимать, почему Мадара почти каждый день тратит время на малышню. Наверняка они слушали его с тем же вниманием, а может, и с большим...

— Ты кое о чем забыл упомянуть, — прозвучал его голос.

В мыслях? Нет. Тобирама вздрогнул, не понимая, как Мадара мог подойти незамеченным и даже постоять, слушая лекцию. Неужели он так непозволительно расслабился, что забыл о своих способностях сенсора? Но ведь ими пользоваться было так же привычно и легко, как дышать. Или же слишком привык считать, что этот Учиха не опасен? Настолько, что сам же забыл про свои правила? Замечательный же из него наставник, если так...

— Есть еще одно правило, — продолжил Мадара. Он вышел из-за дерева, прислонился плечом к стволу, скрестил руки на груди. — Любое из предыдущих правил можно нарушить.

— Хокаге-сама, зачем они тогда вообще нужны? — не выдержал Фукуро. — Зачем они нужны, если их можно нарушать?

Смелый. Кажется, он самый старший из всех Сенджу, кто пришёл сюда.

— Зачем вообще вся эта морока с правилами нужна? — Мадара повторил вопрос, его звучный голос, хоть и негромкий, легко перекрывал шепотки детей. — Дело в том, что если следовать им, каждый шиноби будет знать, что он может ожидать от других. Это важно: знать, когда всё в порядке, а когда нужно атаковать и защищаться. Однако эти правила — это ещё не вся жизнь, они не могут описать всё, что только может случиться.

Тобирама прищурился: мелкие выглядели озадаченными. Хотелось верить, что они сейчас вспоминают рассказанное и пытаются разобраться, кто прав: хокаге, пришедший с такими громкими заявлениями, или же всё-таки он сам, прочитавший им такую замечательную лекцию.

— Правила нужно знать для того, — Учиха сделал короткую паузу, — чтобы понимать, когда их можно нарушить.

Тобирама напрягся, с трудом заставив себя сидеть всё так же прямо, не оглядываясь на Мадару. Ярко вспомнилось, как он тогда, ничуть не сомневаясь, убил двоих соклановцев. Это явно будет не самый подходящий пример, это точно не то, чему стоит учить детей, — но будет странно, если Мадара вспомнит что-то иное.

Учиха чуть улыбнулся. Наверняка заметил, как он нервничает. Остаётся надеяться, что дети не так наблюдательны, вроде бы, среди них еще никто не может использовать шаринган.

— Пример? Хмм, — Мадара демонстративно задумался. Почесал подбородок, поправил перчатку, непозволительно медля. — Да хотя бы уже упомянутое правило двадцать пять. Как там оно звучит, м?

— Шиноби не должен плакать, — мгновенно выпалила та девчонка, Аки.

Удивительно, что он захотел её видеть своей личной ученицей, и хорошо, что её родители не осмелились возразить. Признаться, и он сам был не прочь с ней позаниматься. Родная стихия, очень большой для её возраста объём чакры, редкая усидчивость — и зачем Аки Мадаре с его огнём? Чему он сможет её научить, кроме самых основ?

А Учиха благосклонно кивнул девочке:

— Верно. А вот и пример. Однажды на берегу реки сидел один мальчик и наблюдал за её течением. К нему пришёл его друг, и, как бы не пытался этот мальчик скрыть слёзы, друг всё-таки их заметил и расспросил, что случилось. У того мальчика погиб брат — и друг нашел те слова, которые смогли его успокоить. И он рассказал о своей мечте — мире без войн.

Он немного помолчал. Тобирама ощутил на себе его пристальный взгляд.

— Того мальчика звали Хаширама Сенджу, — пауза, — а благодаря тому рассказу, благодаря тому, что друзья узнали, что их мечты схожи, сейчас появилась Коноха.

— А кем был его друг? — Аки совсем осмелела и не унималась, даже чуть привстала.

Он всё-таки позволил себе глянуть через плечо. Мадара выглядел задумчивым, смотрел вдаль, в небо. Молчание затянулось.

— Это был я, — наконец ответил он.

Тобирама едва слышно выдохнул, задумался: эту историю сейчас он ведь рассказал не только детям, но и ему, так ведь? И спрашивать нельзя, ни сейчас, при детях, ни позже, когда это будет уже совсем неловко.

— А понимание, когда о правилах следует забыть, придёт с опытом, — хокаге строго оглядел присмиревших детей и так же тихо, как пришёл, скрылся за деревьями.

Очередной день позади. Тобирама закрыл за собой дверь, по привычке — не запирая, раскатал футон, рухнул. Показалось — тело растеклось на жесткой ровной поверхности, расслабилось. Короткие минуты отдыха, и он снова зашевелился. Рядом на пол лёг меч, так, чтобы легко было схватить, едва очнувшись, в ладони оказался кунай с печатью — сунуть под подушку.

Тобирама сжал его твердую рукоять. Мягко поблескивающий, он казался сейчас единственным реальным предметом в зыбком сумраке комнаты. Доказательство существования, весомое и острое. Убедительное.

Он прикрыл глаза, вслушался. В комнате было тихо, в комнате слышно было только его прерывистое дыхание и биение сердца. Ещё немного внимания — и тишина зазвенела, наполнилась глухим гулким шумом, от которого уплывали мысли.

Как же он устал от всего этого. Взятая ноша казалась непосильной, с чем легко справился бы старший брат с его вечной мягкой понимающей улыбкой — то от него самого требовало нелёгкого труда. Хорошо, что Мадара согласился стать хокаге. Быть тенью за его плечом лучше. И, ками-сама, он — лучшая тень.

Резкая вспышка головной боли. Тобирама зажмурился, выронил кунай, сжал виски, скорчился. Прикусил губу, стараясь дышать размеренно, на счёт. День работы в больнице — и сколько же ещё раз ему, далекому от искусства ирьёнина, придётся ещё объяснять очевидные вещи? Снова боль — ударило по глазам. Расчёты к запретной технике. Последняя вспышка — обрушились воспоминания о просмотренных отчётах, о разговорах со старейшинами, о…

Когда хотя бы чуть отпустило, он облизал прокушенную губу и хрипло выдохнул. Горло немного саднило — кричал или скулил, наверное. Хорошо, что Мадаре до него нет дела, брат бы уже пришёл выяснять, что случилось.

Нет, хокаге-сама наверняка опять на своей скале, он точно не мог слышать. И это хорошо. Тобирама нашарил обезболивающее, проглотил горькую колючую пилюлю — осталась пара, надо будет сделать ещё. Может, удастся сделать что-то со вкусом, чтобы не было этого ощущения встающих дыбом волос по всему телу… Неважно.

Важно, что сейчас стало легче. Головная боль не ушла, но стала глуше, сдавила виски обручем, заставила замереть. Она, ставшая верной спутницей, теперь не мешает. Можно подумать и осмыслить, что уже удалось сделать, можно снова позволить себе помечтать о смерти. Подобрать кунай, едва коснуться самым кончиком горла, чтобы оно холодило, но не рассекало кожу. Дрогнет рука — скроет воротом, будет саднить — будет помнить. И близость возможной смерти, и холодную пустоту в мыслях, и желание обрести покой. Но сейчас не время для всего этого.

Он сейчас слишком нужен своему клану, чтобы позволить себе так уйти. Разве кто иной сможет договориться с Мадарой, сможет, пользуясь его памятью о брате, сдержать этого демона? Ему нельзя умирать. Он должен позаботиться о своих людях, должен закончить с академией и больницей, правилами и наставлениями, должен создать ту технику, о которой всё ещё боится думать иначе, чем как о сложной задаче.

И всё-таки… Лучше бы погиб он, а не старший брат.

Тобирама подобрал кунай, привычно положил его рядом, под левую руку, и закрыл глаза, уже привычно прикидывая, чем он займётся, когда встанет с рассветом солнца. Надо всё-таки больше внимания уделить той технике.

* * *

Когда только обговаривали, как будет выглядеть деревня, Мадара уверенно указал на самый центр деревни, отмечая, где будет дом правителя. Сейчас, когда он возглавил деревню, это решение уже не казалось ему действительно хорошим. Торчит тут между Учиха и Сенджу — и каждому до него есть дело.

Всё же его личная комната здесь, в башне хокаге, была уютна. Всё по его вкусу: низкий столик, под которым удобно греть ноги, лампа, свалка у стен — от оружия, заботливо поставленного, до кучи скомканных листов, большой лист с вязью иероглифов в нише — брат упражнялся в каллиграфии, сделал такой подарок. Отдал — и потерял всякий интерес к этому делу. Мадара заметил, что улыбается, — как и всякий раз, когда вспоминал о младшем брате. Сначала — через силу, слишком больно было думать, что не смог уберечь, сейчас — уже не замечая. Боль не ушла, она стала глуше — и он смирился с тем, что никогда больше брат не встанет рядом, смирился, что его место за плечом занял Сенджу.

Очередной черновик полетел в угол. Мадара разлёгся прямо на полу и уставился в потолок, скривился, заметив, что и по нему словно ползёт вереница слов, зажмурился. Всё-таки стоит чуть передохнуть. Подумать, сложить в целое то, что хотелось бы видеть — и только тогда записать. А с деталями и мелочами Тобирама пока что справлялся быстрее и лучше.

Головоломка, вопреки желаниям, не складывалась, хорошие мысли пребывали в стороне. Мадара уселся, взлохматил волосы, повёл плечами — и прямо через окно выпрыгнул на улицу, по крышам пробежался до ближайшего парка. Лежать в траве было бы куда лучше, чем на полу в комнате, но любимое место кто-то занял. Дети.

Как он и ожидал, заметили его не сразу. Расшумелись, увлечённые вознёй. Заинтересованный тем, что они делали, Мадара подошёл ближе, чуть улыбнулся прислушавшись: малышне удалось где-то раздобыть несколько сюрикенов, и сейчас — подумать только! — Сенджу и Учиха пытались вместе разобраться, как их надо кидать, чтобы поразить мишень. Мальчишка, стоящий сейчас спиной, чем-то напомнил Хашираму. Наверное, такой же дурацкой одеждой — и над ним смеются, уверенные, что и он обязательно промажет. Неприятно.

Мадара тихо вышел из-за дерева. Дети сразу притихли — он же коснулся плеча мальчишки, чуть сдвинул его пальцы, заставил сильнее отвести руку назад и совсем немного её повернуть.

— А теперь кидай!

Не попал, конечно — но сюрикен чиркнул по коре выбранного мишенью дерева, и этого хватило, чтобы сдаться, едва заметив требовательные взгляды, и начать объяснять, показывать и учить.

С детьми Мадара провозился до самого заката — и это было лучшее, чем он вообще мог заняться. Его опасались, но не боялись, не дёргались, когда он касался, слушали — и тяжесть проблем развеялась. В свой дом он возвращался с улыбкой.

* * *

Время! Мадара-сама не любит, когда опаздывают!

Аки бежала так, будто за ней гнались разом все девять биджуу. Она пронеслась по улицам, едва успевая уворачиваться от прохожих, с ловкостью белки взлетела вверх по ступенькам — и замерла, упираясь ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Успела. Дверь закрыта. Девочка уже протянула руку, чтобы постучаться, когда услышала кое-что интересное, заставившее её передумать и прижаться ухом. Хоть бы ещё по коридору никто не вздумал пройтись...

— Нам следует согласиться. Они лучшие в тайдзюцу, — Тобирама-сама снова принялся читать лекцию, и девочка едва не хихикнула, выдавая себя, — это довольно большой клан, и они будут полезны с их бьякуганом.

— Нет, — наставник был недоволен. Аки почти видела, как он хмурится. — Это решение повлечёт за собой только проблемы.

— Только потому, что Хьюга были враждебным кланом? — почти шипение. Глава родного клана сердится.

Долгое молчание, девочка уже думала отойти — и глухой шум. Должно быть, кто-то из них обрушил стопку листов на стол. Интересно, сколько отчётов каждый день просматривает хокаге? Больше, чем глава клана? Вряд ли меньше.

— Если даже наши кланы заключили мир, если мы с самого начала рассчитывали, что к нам будут присоединяться, почему мы должны отказываться? Им выгодно присоединиться, глава Хьюг не может не понимать, что мы не остановимся, что ты постепенно соберешь под своей рукой все кланы страны Огня…

— Ты когда-нибудь вообще имел с ними дело? — наставник тоже не был спокоен. Аки уже знала, какой он всплыльчивый — и хорошо, что он ещё никогда не злился на неё. — Мы ценим традиции — но тот, кто достаточно силен, вправе сам решать, как поступать. Для Хьюга их правила превыше всего.

— Тем лучше, — короткая пауза. — Это значит, что они и к нашим правилам легко привыкнут.

— Или попытаются изменить их под себя.

Пренебрежительное фырканье. Шаги к двери — девочка еле успела метнуться в сторону и сделать вид, что она так и стояла у окна и терпеливо ждала.

— Аки-чан, запомни, — Тобирама-сама распахнул дверь, — если ты хочешь подслушивать, следует помнить, что к хорошему сенсору ты незаметно не подберёшься.

Девочка опустила голову, краснея пятнами. Наставник усмехнулся.

— Пойдёшь с нами, — он прикрыл дверь, и в коридоре сразу стало сумрачно и холодно, — на полигон.

— С нами? — переспросил Тобирама-сама. Поджал губы, скрестил руки на груди, шагнул к стене поближе. — Я собирался после этого разговора заняться некоторыми исследованиями.

Аки быстро глянула на обоих и отошла к окну, притворяясь, что совсем не слушает их разговор. Наставник сделал вид, что не заметил такой маневр, и девочка чуть улыбнулась: можно.

— Я хотел проверить, насколько ты хорош в тай, и потренироваться, а потом, может, попросить тебя научить Аки какой-нибудь водяной технике попроще.

Девочка сжала кулаки: Мадара-сама заботится о ней, и глава клана вряд ли откажет самому хокаге! А он знает очень крутые техники! От такой радости хотелось аж на месте прыгать, но Аки чудом сдерживалась: наставник такое поведение не одобрит.

— У нее вода? — поинтересовался Тобирама-сама. Так, будто это было ему совсем безразлично, будто он спрашивал ровно для того, чтобы поддержать разговор — и это пригасило восторг.

— Да, только одна стихия, — Мадара-сама улыбался. — Идём?

Приглушённое фырканье. Тихий хлопок. Аки резко повернула голову и застыла, глядя на медленно тающее облачко белёсой дымки. Наставник хмурился. Девочке показалось даже, что его глаза были алыми, и она привстала на цыпочки, заглядывая в лицо.

— Так не стоит делать, Аки, — голос звучал непривычно строго, и она сникла. — Чтобы поймать в иллюзию, обладателю шарингана достаточно поймать взгляд. Осторожнее смотри в глаза кому-то из клана Учиха.

— Ясно, — она вздохнула и опустила голову, уставилась в пол.

— Позже покажу. А сейчас — на полигон, — он улыбнулся. — Попробуй обогнать!

— Глава клана Учиха вчера много времени провёл с детьми из нашего клана, — старая Акамацу встретила Тобираму именно тогда, когда он выбрался на улицу после очередной лекции ирьенинам-недоучкам и только-только успел перевести дух. На сей раз он объяснял им, насколько важна систематичность — и в лечении, и в исследованиях, и, вроде бы, они все вместе смогли разобраться, как это всё надо записывать, чтобы потом не было мучительно стыдно за бездарно потраченное время. Остаётся ещё свести все обсуждения в короткую чёткую инструкцию — и будет уже немного легче.

— Тобирама-сан, это крайне важно, — старуха легко шла рядом и никак не унималась. Её скрипучий голос раздражал, от него сильнее ныла голова, и глава клана Сенджу морщился, против воли уже вслушиваясь в слова. — Демон-Учиха не должен учить детей Сенджу.

— Не вижу в этом ничего плохого, — возразил он наконец. Заткнуть бы её чем-нибудь, отвлечь бы — так и не отвяжется. Пришлось остановиться уже. — Я сам учу детей Учиха, они меня слушают — и это в порядке вещей.

— При Хашираме было бы иначе, — прошипела Акамацу. — Ты просто лишаешь свой клан силы. Слишком много внимания этим красноглазым...

— Учиха и Сенджу сейчас союзные кланы, — Тобирама скрестил руки на груди. — Мне жаль, что вы это не понимаете.

— Это ты ничего не понимаешь… глава клана, — она опустила голову. — Мне жаль, что из-за тебя мой родной клан слабеет.

— Акамацу-сан, только из уважения к вашему возрасту эта беседа не повлечёт за собой неприятные для вас последствия, — он помолчал, борясь с желанием наконец потереть ноющий висок. — У вас есть своё дело — занимайтесь именно им.

Обрывая этот раздражающий разговор, Тобирама прыгнул на крышу и поспешил к полигону. Он и так потерял слишком много времени, а ему надо было ещё проверить очередную новую технику, чтобы понять, как её следует дорабатывать. Если бы ещё голова перестала так ныть, что и пилюли не помогали. Надо будет придумать средство получше. Надо...

* * *

Что-то случилось. Странное. Он никак не мог понять, что с ним и где он, оглушительный тонкий звон отвлекал, путал мысли.

Лаборатория. Неправильно: он должен делать что-то — он сидит на полу. Рядом — кто-то. Раздражает. Слишком много волос, слишком неаккуратно. Так неправильно, так нельзя приходить сюда. Что делать? Лекарство. Обезболивающее.

Тень узнавания. Чуть больше усилий — вспомнилось имя. Учиха, демон Учиха. Нет, не так: Мадара. Он что-то говорит — беззвучно, не разобрать ни слова. Всё заглушает шум. Мерный, накатывает волнами. Откуда? Что это? Неважно.

Замедленно пришла идея попытаться прочитать по губам. Взгляд соскальзывал с них, внимание ускользало, цеплялось за то, что ничего не значило. Золотистый, такой восхитительно приятный солнечный свет, искрящийся столб радужных пылинок от пола до потолка, рябь от падающих капель, бледное лицо Мадары. Тобирама запоздало сообразил, что у того и губы бледные, белые. Это было странно.

Звуки обрушились, оглушая. Слишком много после звенящей тишины: стук сердца, шелест одежды, шорохи листвы, мерно-звонко капающая вода, встревоженный голос Учихи. Тобирама вяло моргнул, ощутил наконец чужую руку за спиной, понял, что сидит на полу, что его держат. Это не вызвало неприятия, это не вызвало ровным счётом никаких эмоций.

Тобирама разглядел наконец мангекью — не зажмурился, не отвернулся. Смысла уже никакого нет. Мадара замолчал, выдохнул шумно, медленно, прикрыл на мгновенье глаза.

— Ты меня слышишь? — он слегка тряхнул за плечи. — Понимаешь?

Осторожный кивок. В голове зашумело.

— Что вообще произошло?

Он наконец зажмурился, попытался отстраниться. Ощутил лёгкую боль: Учиха слишком сильно сжал пальцы, удерживая.

— Рассказывай.

— Техника, — Тобирама слабо дёрнул плечом.

Мадара нахмурился. Наверное, думал о том, как же глупо было экспериментировать с этим не на полигоне. Наверняка разочарован, наверняка считает идиотом, помня обо всех тех правилах из многочисленных лекций. Сейчас ещё и напомнит об этом… Он сам напомнил бы.

— Встать можешь?

Тобирама попытался подняться, вцепился в протянутую руку, почти повис на Мадаре. Следовало быть благодарным, что тот позволил создать хотя бы видимость того, будто он идёт сам. И вдвойне благодарным — что сейчас можно хотя бы на мгновенье прикрыть глаза.

Когда он снова осознал происходящее, он лежал на футоне в незнакомой комнате, по-видимому, принадлежащей Мадаре. Никогда ещё он не переступал её порог и был бы рад, если бы это и не пришлось делать. Ничего хорошего пребывание здесь не сулило.

Мадара уселся на пол рядом, скрестил ноги. Довольно расслабленная поза выглядела угрожающей. Тобирама хотел хотя бы приподняться, чтобы не смотреть снизу вверх — Учиха протянул руку, надавил ладонью на грудь. Не удар, но принуждение лечь — и он сдался.

— А теперь рассказывай. Всё. Полностью.

Угрюмое молчание.

— Что за техника? Какие у неё последствия? Какого биджу… — он потёр лицо. — Либо рассказываешь так, либо вспоминаю пыточные гендзюцу.

— Зачем тебе это?

Мадара смолчал. Просто посмотрел пристально, даже не полыхая мангекью, — и Тобирама прикрыл глаза.

— Теневые клоны, — произнёс он. Хоть в чём-то угадал: Учиха приподнял бровь, услышав название техники. — Похожи на древесных клонов. Когда развеивается один, я получаю сразу всю его память. Я узнаю обо всём, что он делал и как.

Учиха тихо хмыкнул, стащил перчатки, свернул их в плотный комок, кинул, не глядя, к оружию.

— Сколько?

— М… — Тобирама задумался. Он привык к тому, что легко и быстро считал в уме, иначе никак, но сейчас мысли ускользали. — Один в больнице, один на полигоне, один пытается доделать технику, один в больнице, один где-то в квартале клана…

— Повторяешься. Развеивай.

Тобирама оцепенел, уже зная, какие ощущения на него обрушатся. Выглядеть настолько жалким перед ним?.. Но Мадара смотрел требовательно, ждал. Вряд ли он шутил с гендзюцу, а сил сейчас драться просто не было, не говоря уже о том, что это точно перечеркнёт мир между их кланами. Всё, что можно было себе позволить, — прикусить рукав в надежде, что удастся не закричать.

Сложнее всего было снова вспомнить, как дышать. Возвращать себе ощущения, цепляться за них. Обжигающее зарево чакры рядом. Мягкая ткань под щекой. Шершавый сухой ком в горле, едкий привкус крови — опять прокусил губу, пытаясь молчать. Противная мелкая дрожь, накатывающий волнами холод, от которого трясло, тёплая ладонь между лопаток. Тобирама вскинулся, приподнялся на локтях, глянул через плечо. Наткнулся на спокойный взгляд Мадары. Он всё это время был рядом?..

— Жив? — поинтересовался Учиха, чуть надавил, заставляя лечь, привстал.

Всё. Дальше падать уже некуда. Выглядеть более жалко просто невозможно. Тобирама прижал пальцы к губам, зажмурился. Сверху легло одеяло — мягкое, тяжёлое, тёплое.

— Больше никаких клонов, — чужие пальцы коснулись затылка, ласково огладили шею — холод царапнул спину, рассыпался мурашками, вынуждая застыть. — Не пытайся сбежать — я буду рядом. Спи.

Учиха отошёл, присел за стол, подтащил к себе стопку листов. Клановое? Или очередная идея по его академии? Что угодно. Не видно, спрашивать или пытаться разглядеть не стоит, не следует и наблюдать за тем, как он работает, — значит, можно рассмотреть саму комнату. Прямо напротив в нише висел большой лист с изречением. Небрежно ровно настолько, чтобы это было красиво, уверенно и чётко. «Нет света без тени». Тобирама так долго смотрел на эту надпись, что и без шарингана смог бы её в точности скопировать. Мадара, уже несколько минут не шуршащий кистью, тихо обронил, даже не повернув голову:

— Подарок брата.

— Ясно, — Тобирама отвел взгляд. Он и не знал, что его враг был хорош не только в применении пакостных гендзюцу.

Надо признать, спать всё-таки хотелось, особенно сейчас, когда согрелся. Но заснуть не удавалось, не получалось расслабиться — не в присутствии Учихи, не в его личной комнате, не при такой горе дел. Сон бежал прочь, стоило лишь закрыть глаза, и мысли мчались по кругу, и в них было всё меньше и меньше смысла...

* * *

Мадара вздрогнул и резко выпрямился. С удивлением осмотрелся, отметил, что солнце уже довольно высоко, раз заглянуло в комнату. Хрустнули разминаемые пальцы, заныла шея, защипало затекшую руку — все-таки не стоило под утро засыпать в обнимку со столом. Он дружеских чувств не оценил — выставил острый край, показал твёрдость характера, благо, чернильный лист не подсунул вместо подушки. Наверное, лучше было бы подвинуть Сенджу и забрать себе кусок одеяла или, недолго думая, ограбить его комнату и уволочь постель... Под пристальным взглядом тот завозился, потянулся лениво — Мадара подтащил к себе листки, сосредоточился на них, заново оценивая список техник для изучения в Академии. Самых простых, но полезных, после которых будет легче изучать более сложные.

Сенджу открыл глаза, огляделся, вздрогнул всем телом, должно быть, сообразив, где уснул. Привстал, уселся, скинул одеяло. Мадара отметил, как скованно он двигался, поинтересовался с легкой насмешкой:

— Очнулся?

Кивок. Сенджу пригладил взъерошенные волосы, потёр лицо. Глянул на открытое окно, прослеживая пятна солнечного света на полу.

— Даже и не думай, — Мадара демонстративно просматривал написанное, будто и не наблюдал искоса. — Покажешь мне эту свою технику?

— Нет, — Сенджу скрестил руки на груди.

— Тогда объясни, зачем тебе такое количество клонов? — он улыбнулся, от чего взгляд младшего брата Хаширамы стал еще более настороженным. Как же тяжело было сдерживаться. — Подчиненных толковых нет? Я найду.

— Не нужно.

— Тогда ищи сам и не пытайся тянуть на себе всё.

— Пытаешься мне запрещать? — пренебрежительное хмыканье. Так и читается во взгляде и позе: да кто ты такой, чтобы позволять себе подобное?

— Именно так, — кивнул Мадара. — И я в своём праве.

Сенджу дёрнулся встать, резкий жест — махнуть рукой, отвлечь внимание, поймать взгляд — поймать в гендзюцу. Ничего сложного или опасного, обычный паралич. Теперь самое важное — не сделать ошибки. Подойти ближе, присесть на пол, расслабленно и спокойно, хотя больше всего хочется за шкирку утащить этого гения клана Сенджу на ближайший полигон и узнать, насколько он хорош в тай.

— Сейчас ты мне продемонстрируешь эту свою технику и расскажешь обо всех её особенностях.

Тобирама только глазами сверкнул, не в силах пошевелиться. Бесится небось, что попался как ребёнок, а сам виноват.

— Чтобы ты её скопировал?

— Не собираюсь копировать настолько недоработанную технику, — Мадара демонстративно скривился и чуть не выдал себя, заметив, насколько задели Сенджу эти слова. — Так что показывай, а то и в самом деле вспомню пыточные гендзюцу… хоть и в них и не особенно хорош.

— Тогда тебе придётся меня убить, — он неуверенно повёл плечами. Освободился, значит… Медленно. Такая слабость удручает.

— Если ты этого так хочешь, — Мадара отошёл к окну, опёрся на подоконник. — Показывай. Копировать эту твою технику я не собираюсь.

Демаскирующий хлопок — надо отметить, достаточно тихий, очень простая печать — и точная копия. Он даже мангекью активировал, подался вперёд — но явных отличий не нашёл и тогда, когда обошёл вокруг клона.

— И он передаёт все свои воспоминания, если его развеять?

— Да, — Сенджу не двигался, пытался выглядеть совершенно спокойным, но обмануть этими попытками не мог. Мадара замечал, как подрагивают его пальцы, как он пытается не морщиться, сохраняя маску. Раздражён и злится.

— Действительно все? Не пробовал сделать так, чтобы хотя бы часть воспоминаний отсеивалась?

— М? — спокойствие мгновенно сменилось заинтересованностью.

— Тебе же достаточно знать, что твоя копия сделала. Самое важное. А всё остальное можно отсеивать как несущественные подробности.

Сенджу долго молчал, обдумывая такую интересную мысль, потом присел за стол, утащил чистый лист и кисточку и принялся что-то высчитывать. Мадара не мешал ему: решит ещё, что пытается подсмотреть в записи, или, того хуже, потеряет ценную идею. Единственное, что он себе позволил — подвинуть ближе тарелку с остатками ночного перекуса. Незамеченными суши не остались и вскоре закончились, как и размышления. Сенджу встряхнул последний листок, убедился, что и он высох, и свернул все свои записи в трубку.

— Зачем тебе это всё? — взгляд его был настороженным. — Только потому, что я брат Хаширамы?

— Потому что ты его глупый младший брат. И если ты до сих не можешь сам о себе позаботиться — этим придётся заняться уже мне. Не пытайся больше тащить всё на себе в одиночку. Ты не справишься, каким бы гением тебя не считали.

Сенджу кивнул, спрятал свои записи и вышел, прикрыв за собой дверь.

* * *

Добраться до ближайшего полигона, дабы сразу же проверить расчёты, Тобирама просто не успел: на окраине деревни шёл бой. Долетев до места и убедившись, что там сражаются только Учиха и Сенджу, он выдохнул с облегчением — и сложил печати для водяного дракона, разделяя противников. Додумались же. Лучше бы они делом занялись, с тем же энтузиазмом. Но нет, мстить людям из союзного клана интереснее.

Придавить ки, заставляя упасть в грязь, убедиться, что серьёзных ран ни у кого нет — и помолчать. Та ещё задача — определить наказание. Тобирама потёр висок и вздохнул. Выявить зачинщика вряд ли удастся, наказать следовало бы всех, и, возможно, стоило бы даже кого-то казнить. Повод был. Весомый. Не хотелось. С теми, кто успел подставиться и кого ранили, всё ясно: отправить в больницу, пусть ирьенины практикуются, а разобраться с их судьбой можно и позже. А вот остальные… Если бы в этом бою сошлись только Сенджу, было бы проще, но они же додумались сцепиться с представителями клана Учиха. И, похоже, подобное уже случалось не в первый раз — только вот сейчас они меньше сдерживались.

— Касива, Эноки, Такео, Кацура, — он сделал паузу, хмуро глядя на особенно отличившихся — и ощущая приближение Мадары, — Такеши и Акира. Что с вами будет — решит глава клана Учиха.

Вовремя он появился. Придавил всех ки так, что и его любимые огненные техники причинили бы меньший ущерб, и замер спокойно за спиной.

— Вы пойдёте со мной на полигон, прямо сейчас, и там потренируемся, — сообщил Мадара. — Все против одного меня. В этом будет ваше наказание. Остальные… Тобирама, они твои. Что ты там собирался исследовать?..

Сенджу позволил себе задумчиво улыбнуться. Возможность использовать даже чужой шаринган значительно ускорит дело.

Учиха сделал последний круг по комнате и ненадолго остановился у окна, выжидая, пока на темнеющем небе не перестанут прыгать словно бы выжженные линии. В самом деле, с таким обилием бумаг следует что-то делать. Он прекрасно справлялся как глава клана, но как хокаге… Это начинает надоедать. Хочется же ведь и тренировкам побольше внимания уделить, и мелких поднатаскать, и ещё много что полезного сделать. Впору позавидовать Тобираме с его клонами — но ведь сам же обещал не копировать эту технику, да и последствия от неё не радуют.

Мадара взъерошил волосы и, почувствовав себя несколько более живым, вздохнул и снова уселся за бумаги. Боги, да он даже их уже в свою личную комнату приволок, чтобы разобраться и сразу спать лечь. И ведь зарекался уже, что так делать не будет. Дела селения отдельно, логово отдельно. И вот… Впереди ещё несколько часов усердного труда. Если повезёт — уложится в два. Главное — сосредоточиться и всё-таки уделять внимание всей этой мути. А утром, когда выспится, он обязательно поймёт, как себе эту задачу облегчить и кого к делу припрячь. Не должен сильнейший шиноби Конохи закапывать в бумаги свой талант! Снова мелькнула насмешливая мысль поохотиться на лиса: интересно, сможет ли сусано выдержать биджудаму? Решить бы, что потом с Девятихвостым делать, а так — хоть сейчас лови. Вместо этих бумаг — всё ж легче будет.

Мадара тихо рыкнул, заставляя себя сосредоточиться и хотя бы немного проснуться, и потянулся за очередным листом.

Через пару часов, когда он проверил уже последнюю стопку отчетов, он широко зевнул и полуприлёг прямо на твёрдый стол. Надо подняться и лечь в постель, но это позже. Еще чуть посидит так — и пойдёт. Совсем немного…

— Мадара, — Тобирама тряс его за плечо. — Мадара!

Учиха дёрнулся, вывернулся — и сразу же спрятал кунай, выскользнувший из рукава. Сенджу благоразумно сделал вид, что ничего не заметил, даже то, как хмыкнул Мадара. Надо же, осмелел совсем, мало того, что в логово зашёл, так ещё и руки тянет. Будто перед ним его брат — и точно не зашибет спросонок.

— М? — Сенджу расплывался перед глазами, и Мадара потер лицо, пытаясь до конца проснуться. — Что случилось?

Небось опять кто-то из обоих кланов что-то не поделили, и он нужен, чтобы объяснить всем степень их вины. Из-за чего ж ещё такая необходимость будить посреди ночи?

— Я закончил новую технику. Она работает. Должен показать. Немедленно, — Тобирама потянул за плечо. — Идём.

Мадара зло прищурился. Замечательно, конечно, что разбудил, он так бы и до утра мог проспать не в самой удобной позе, но к чему такая срочность? Да и видеть этого человека в своём логове чаще необходимого не больно-то и хочется.

— Утром.

— Сейчас, — голос, выражение лица — всё то же давно привычное спокойствие, но показалось, что умоляющие нотки всё-таки прозвучали. — Ты до-олжен её увидеть.

— Веди, — вздохнул Учиха. Ему слишком хотелось спать, чтобы было желание спорить.

Большая часть пути осталась незамеченной. Мадара пытался задремать на ходу и не поприветствовать дружелюбные стенки — ну или хотя бы не смотреть на них с таким желанием обнять. Сенджу вёл его в подземелье, в свою лабораторию, куда, на минутку, не рисковал соваться и сам хокаге. Шёл по коридорам, уверенно, будто всегда жил здесь. То-то же такой бледный. Мадара прожигал взглядом его спину. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше, после мутных снов возникало подозрение, что для этой новой техники потребуется его убить. Немного успокаивало то обстоятельство, что Тобирама шёл первым.

Оба молчали.

— Здесь, — Сенджу пропустил его вперёд и запер дверь. — Стой здесь и не вмешивайся.

Он смерил его внимательным взглядом, чуть поморщился, добавил:

— И не пытайся её скопировать. Она должна сработать, но я не думаю, что она закончена.

Мадара пожал плечами и незаметно перехватил поудобнее выскользнувший из рукава кунай. С некоторым интересом огляделся: пустая просторная комната с голыми стенами из грубого камня обстановкой не радовала. Два факела, воткнутые в щели между ними, света от них хватало, чтобы ясно видеть дверь, но дальняя стена была сокрыта в тенях. На полу бесформенной кучей валяется связанный пленник. Судя по татуировкам на щеках и характерному запаху псины — дикарь из Инузука, ещё живой, но вялый. Будто закутанная в паутину муха. И Сенджу вполне смахивает на паука.

А Сенджу не обращал никакого внимания, действовал чётко и уверенно, складывая печати. Хлопок — и по дощатому полу зазмеились тонкие чёрные линии, поползли от ладони, образуя контуры странного рисунка-печати, сомкнулись вокруг тела. Дикарь замычал, задёргался в верёвках, пытаясь вырваться.

— Техника воскрешения, — произнёс Тобирама.

Вспышка.

Мадара невольно шагнул ближе к двери, видя, как пленника облепили маленькие серые обрывки то ли ткани, то ли бумаги. Это причиняло дикарю такую боль, что и кляп не мог заглушить вой. Линии исчезали, стягивались к телу, оно будто текло и изменялось. Потемнела кожа, потекли, переплавляясь, черты лица, по плечам рассыпались длинные тёмные волосы. Взгляд — мутный, тёмный. Тень узнавания в странных чёрных глазах. Неправильных.

— Хаширама?.. — Учиха шагнул ближе, всматриваясь в лицо друга и противника. — Ты?..

Тот молчал. Младший Сенджу хрипло выдохнул, пошатнулся — Мадара метнулся к нему, подхватил свободной рукой.

— В порядке?

— Да. Надо оптимизировать, — он тряхнул головой, шагнул в сторону. — Требует жизнь в уплату, но и с ней забирает слишком много чакры.

Учиха вздрогнул: пытаться как-то объяснять смерть этого экспериментатора не хотелось. Тобирама, немного подумав, уточнил:

— Эм… Нет. Я умирать не собираюсь.

— Придумаешь потом технику, чтобы с тобой можно было поделиться чакрой.

— Х-хорошо, — он даже не стал спорить, даже не вскинулся!

Мадара фыркнул, не отпуская, и заинтересованно глянул на старшего. Хаширама не сходил с места. Он долго смотрел на свои руки, поворачивал ладони, шевелил пальцами. Перевёл взгляд на них. Спокойный, ни тени улыбки. Лицо как пеплом припорошенное.

— Тобирама… Мадара…

Младший шагнул к брату, неуверенно протянул руки, обнял. Мадара отвернулся, прижал ладонь к груди. Он думал, что давно уже смирился с тем, что Изуна больше никогда не будет рядом. Так почему же сейчас так больно? Почему мысль о том, чтобы умолять этого Сенджу снова использовать свою технику, не кажется действительно отталкивающей?

— Что случилось? Почему я так странно себя ощущаю? Я ведь… умер, да?

Мадара кивнул.

— Ты помнишь, как именно ты умер?

— Наверное, да, — Хаширама смотрел в сторону факелов, но словно сквозь стену. Младший прижался к нему, будто маленький ребёнок. — Точно. Я встал между вами, потому что не видел иного способа вас остановить и не хотел терять ни друга, ни брата.

Он прикрыл глаза, улыбаясь, взъерошил волосы Тобираме.

— Я тогда, кажется, не успел сказать, чтобы ты не смел винить себя.

— Жаль, что даже я не понял, что ты хотел сказать.

Оба замолчали. Мадара старался не думать о том, что точно так же можно было воскресить Изуну. Достаточно просто попросить, наверняка его слова будут услышаны… Надо всё-таки пересилить себя.

— Не стоило это делать, — голос Хаширамы, но не его слова, не его интонации. — Здесь тягостно. Я рад вас видеть, рад, что вы вместе, но не чувствую радости.

— Техника ещё не совершенна, может, поэтому?

— Кого ты ещё убьёшь ради неё?

Тобирама дёрнул плечом.

— Зато я нашёл способ вытащить тебя.

Мадара вздохнул. Он, конечно, был рад видеть старого друга, но происходящее начинало раздражать.

— Может, поговорим в другом месте? — миролюбиво предложил он, отвлекая обоих Сенджу от раздраженного шипения друг на друга. Во всяком случае, именно так это и смотрелось.

— Что произошло, пока я… — Хаширама замялся, подбирая слова, — пока меня не было?

— Мы исполнили ту мечту, — чуть улыбнулся Учиха. — Хочешь увидеть наше селение?

Наше… Это слово так легко слетело — а он и не замечал, что только так и думал о Конохе. Выходит, общее дело действительно сближает. Не на это ли рассчитывал Хаширама?

— А если меня кто-нибудь узнает?

— Хенге? — улыбка стала шире. — К тому же все спят, а кто не спит — его проблемы

Старший Сенджу расхохотался.

* * *

В селении действительно было тихо. Хаширама, накинувший на себя облик той девицы, Токи, вертел головой и улыбался — почти настоящей, той улыбкой. Он медленно шёл по улицам — и легко пробежался до самого верха скалы, замер на краю. Раскинул руки — и отступил, отвернулся.

— Как вы назвали деревню?

— Коноха, — отозвался Мадара. Он всё ещё держался поодаль, стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в сторону. Ночная прохлада помогала отгонять сон, но всё равно хотелось прилечь хотя бы вон на том большом камне.

— Ты и возглавил?

Кивок. Хаширама улыбнулся.

— Я думал, ты, — он слегка ткнул брата, — будешь против.

— Он сам предложил мне стать хокаге.

— Вы часто тут бываете? — взгляд стал внимательным и острым, откровенно оценивающим.

— В лунные ночи. Знаешь, сидеть здесь, встречать рассвет… успокаивает.

— Вот как…

Хаширама прошёлся по площадке, оценивая её размеры, задумчиво хмыкнул — и сложил несколько печатей, быстрее, чем Мадара успел ему помешать. Потребовалось целое мгновение, чтобы понять, что эта техника не была боевой. Второе — чтобы с опаской шагнуть ближе, следом за Тобирамой, уступая место. Из камня, скручиваясь, полезли извивающиеся толстые узловатые корни, потянулись вверх, разветвляясь и сплетаясь, вызывающе зеленея и образуя беседку. Когда всё замерло, Мадара с опаской провёл рукой в перчатке по гладкому дереву, выступами обрамляющему окно, и оглянулся на Сенджу.

Тобирама смотрел только на брата, и выглядел … иначе. Не было привычного холода, собранности-сдержанности — он снова казался уязвимым. Это было неправильно.

— Не используй больше эту технику, Торью, — Хаширама резко замолчал, задумался, глухо продолжил, — без крайней необходимости. Если потребуется, я буду защищать Коноху.

Тобирама застыл, почти не дыша, и Мадара отвёл от него взгляд. Если бы Хаширама не был мёртв — его стоило бы убить сейчас ещё раз. Или хотя бы разнести пару полигонов.

— Уже хочешь покинуть, — заминка, младший Сенджу с трудом мог найти слова, — нас снова? Так быстро?

Хаширама дёрнул плечом.

— Это не жизнь. Чакра послушна, я думаю и говорю так же, как и раньше, но не чувствую. Не могу. Тягостно. Отпустите меня, — он слабо улыбнулся. — И призовите снова, если вам действительно нужна будет моя помощь.

Тобирама опустил голову, медленно сложил печати. Хаширама положил руку ему на плечо, обернулся к Мадаре.

— Ты стал ему лучшим старшим братом, чем я.

Младший Сенджу вскинулся, хотел возмутиться — смолчал. Мадара шагнул вперёд, обнял обоих, не обращая внимания, как проминается под ладонью чужое плечо, рассыпаясь пеплом. Убрал руку, позволяя рухнуть телу — пустая оболочка, в которой больше нет ничего важного. Тобирама напрягся, вывернулся из рук — Мадара не удерживал его.

Сквозь листья и цветы, на длинных плетях свешивающихся с крыши беседки, было видно медленно поднимающееся над горизонтом солнце.

Все неудачи этого дня начались с того, что в его небольшую комнатку в подземельях башни хокаге, бывшую одновременно и кабинетом, и спальней, явилась одна из Узумаки. Проявив некоторую вежливость, надо признать — сделала это тихо, поклонилась, когда он обратил на неё своё сонное внимание, тихонько сказала-мяукнула, что глава клана Учиха — сам хокаге! — сказал ей явиться именно сюда.

Тобирама скользнул по ней взглядом. Чакры — много, чисто внешне — приятна, но растрёпанные сейчас волосы определённо придают ей сходство с кицунэ. Странно, что туго скрученные пучки не очень хорошо держатся. На тренировке была, что ли?

— Глава клана Учиха отправил меня сюда, сказав, что здесь я найду человека, занятого созданием барьеров, — она поклонилась, довольно-таки низко, — так ли это?

— Верно, — Тобирама даже не кивнул ей, только прищурился.

— Так. Давайте с самого начала. Что вы вообще хотите от печатей?

— Возможность значительно усилить защиту самых важных зданий, — чтобы мысль стала яснее, он схватил первые попавшиеся лист бумаги и кисть и принялся записывать. — К таковым относятся убежища, больница и лаборатория при ней, академия, в которой также есть убежище, и башня хокаге, где находится архив.

— Дальше? — аловолосая фурия наклонилась к нему. Тобирама нервно покосился не неё, поправил воротник и чуть отодвинулся.

— Само селение более слабыми барьерами разбивается на части. Их предназначение — не защита, которую придётся взламывать достаточно продолжительное время, а удержание противника в определённых границах, возможность выиграть время на то, чтобы успеть среагировать.

— Так.

— Барьеры вокруг всего селения, вокруг лаборатории и архива. Самые надёжные, обязательно — чтобы пропускали только определённых людей, и в их список можно было добавлять кого-то или убирать. М, — он помедлил, почесал подбородок кисточкой, поморщился из-за немного щекочущей петли на её конце, — уточню. В барьере вокруг селения надо сделать “ворота” — чтобы делать не допуск по чакре, а просто на время размыкать защиту. У меня есть кое-какие наброски, но решение неоптимально, на подобное хватит чакры разве что у биджу, а как сделать так, чтобы можно было использовать чакру нескольких людей, хотя бы похожую, и в меньших количествах, я пока ещё не знаю.

— Это всё? — уточнила Узумаки.

— Почти. Я планирую создать ещё полицию, для которой тоже нужна определённая защита, и не упомянул здание для пыток, допросов и содержания пленников. Там барьер должен не только не впускать людей без допуска, но и не выпускать.

— Проще будет сделать такой же барьер и вокруг селения, лаборатории и архива, — заметила девушка. — Не такой же, конечно, но созданный по схожим принципам. Смотри…

Она, чуть посомневавшись, взяла чистый лист и одним быстрым движением, не отрывая кисть от бумаги, изобразила сложный извилистый символ, мало похожий на уже знакомые Тобираме печати.

— Вот это — основа для “ключа”. Базовый элемент, определяющий особенности чакры, реагирующий на неё. Он как бы создает слепок. Вот эти символы, — она быстро нарисовала их вокруг “ключа”, не рискуя, впрочем, соединять, — служат для анализа чакры. Инь-ян, стихийные составляющие — я позже подпишу каждый.

— Немного чакры, чтобы повернуть ключ? А если слишком много? Собирать излишки, чтобы поддерживать печать в рабочем состоянии?

— Да, для этого есть много подходящих элементов, их надо будет подбирать под саму печать, достраивать, — она немного помолчала. — Рада встретить понимающего человека не из числа Узумаки.

Тобирама оставил последнюю фразу, звучащую почти ехидно, без внимания, пытаясь сосредоточиться на новых идеях. Спать, конечно, всё ещё хотелось, но это было то состояние, когда уснуть, несмотря на усталость, уже просто не получится. Однако сконцентрироваться — почти непосильная задача. Внимание уплывало.

— Мне сейчас стоило бы заняться иным, но ты объясняешь слишком важные и нужные вещи.

— Я могу прийти позже.

— Так действительно стоит сделать, — Тобирама с трудом подавил желание потереть лицо. — Я тогда соберу все свои черновики.

Узумаки преувеличенно вежливо распрощалась, резко развернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Сенджу тоскливо посмотрел на заваленный ровными стопками листов стол и скривился. Похоже, тут не только черновики собирать придётся, но и вообще наводить порядок. И донести до Мадары своё недовольство: послать постороннего человека в его логово — это ещё надо было ухитриться додуматься. Тобирама и самого главу клана Учиха видеть здесь не очень-то хотел.

Но сначала — просмотреть ещё не разобранные письма и отчёты.

К их селению присматривались, их пытались пробовать на зуб, их желали уничтожить — и были те, кто желал присоединиться. Тобирама не испытывал особого восторга, что это сейчас в основном были малые кланы, устойчивость способностей в которых оставляла желать лучшего, но ценил их. Были бы люди — а уж какое место найти им…

Сенджу прищурился, бегло просматривая очередное письмо. Знать бы только, как использовать дикарей-Инузука. Большим везением будет, если они не пометят все столбы, углы и деревья в селении. Благо, не прознали, что это именно он изрядно проредил их число. Или, если бы выяснили это, склонились бы перед вожаком? Тобирама аж головой потряс. После такой мысли его собственный воротник внушал всякие нелепые подозрения. Назойливо лезли образы совместного вытья на луну и вычёсывания жирных скачущих скачущих блох, которые почему-то сверкали на него злыми красными глазами с мангекью. Он поёжился, потёр лицо руками, с силой задевая шрамы, выдохнул. Выпил прохладной воды — кувшин с ней с некоторых пор всегда стоял у него на столе. Равно пригодная и для питья, и для упражнений на контроль, и для слабых техник, отпугивающих ненужных посетителей, она была полезна.

Можно было работать дальше.

Договор с некоторыми старыми союзниками пришлось заключать, по сути, заново. Ашина, глава Узумаки, с большим недоверием отнесся поначалу даже к самой идее общего с кланом Учиха селения, помня о многовековой вражде. Теперь же он считал верным решение отдать в жену свою младшую дочь. Более того — коварно предложил главам селения самим выбирать, чьей она станет. Надеется проверить, насколько прочен связывающий Сенджу и Учиха мирный договор? Для самого Тобирамы всё очевидно. Продолжать род, несмотря на все намеки старейшин, пока ещё достаточно ненавязчивые, чтобы их можно было игнорировать, он пока что не хотел. Это означало, что придётся уделять внимание женщине, достаточно регулярно, отвлекаться на неё, тратить время на всякие несущественные вещи.

Главное, чтобы Мадара не отказался от такой чести. Но он же Учиха — разве сможет отказаться породниться с Узумаки? На него ж наверняка старейшины наседают больше, он же не альбинос… А сам Тобирама крайне далёк по силе и обаянию от старшего брата.

С силой взъёрошив волосы — жест, подхваченный у Мадары, он продолжил читать, надеясь справиться с этим делом за какой-то час, а там дальше разгребать черноивики и освобождать стол. Разумеется, так просто всё пройти не могло. Уборку он едва начал, вырубился в процессе — и так и не смог потом вспомнить, как вообще так получилось, что он лежит на своей постели, хотя даже не успел её разложить. Как результат, остаток дня упал ворохом слипшихся листков. Мадару день не увидел даже на их любимом полигоне, где его спине были знакомы каждое дерево и каждый камень. Впрочем, и пробыл Сенджу там очень недолго, лишь бы наскоро размяться. С Узумаки, пришедшей под вечер, он засиделся до поздней ночи, поругавшись в процессе почти до сорванного голоса. Клоны за это же время успели доделать основные расчёты для того самого клинка — давно хотелось себе особенное оружие, как следует погонять особо недотёпистых будущих медиков и — что Тобирама обнаружил с особенным удивлением, когда просматривал воспоминания — не только справиться с некоторыми делами клана, но и заткнуть чрезмерно шипящих старейшин. Похоже, это всё дурное влияние этого Учихи: сам он себе подобное никогда не позволял.

Оставалось надеяться, что завтра будет лучше, и завтра, несмотря на ультимативное ограничение Мадары, он успеет сделать больше. Хотя стоило признать: воспоминания от всего лишь трёх клонов не причиняли значительной боли, и за лекарство приходилось хвататься куда реже.

* * *

Куда бы ни пошёл Мадара, эта Узумаки неизменно оказывалась рядом. Как минимум, неподалеку от здания. И обязательно — на одном с ним полигоне. Чрезмерно любопытная, она попыталась проследить и за тем, как он общался с детьми. Ей явно нечем было заняться — а значит, стоило найти ей какое-нибудь дело. Желательно, подальше от него, изматывающее, чтобы ни на что иное даже Узумаки не хватило сил!

Приняв такое решение и сходу выбрав нечто подходящее, он буквально прижал её к стенке. Уловленное во взгляде нетерпеливое предвкушение заставило только с досадой поморщиться.

— Мито, — Мадара посмотрел на неё с некоторой неприязнью. — Я предпочту, чтобы ты сейчас не хвостом передо мной крутила — я и так никуда не денусь. Иди к Тобираме и помоги ему, если действительно хочешь быть полезна.

Узумаки смиренно опустила голову, тихо согласилась выполнить сие распоряжение и ушла, на прощание продемонстрировав длинные волосы изумительного алого оттенка, сейчас собранные в свободный низкий хвост. Почти по лицу мазнули — и это заставило поморщиться.

Он понимал, что ведёт себя чрезмерно грубо с той, кто должна была стать его женой и матерью его детей, но уже не считал нужным сдерживаться. Подлянка от Сенджу, его больной взгляд, когда думал, что на него никто не смотрит, Мито, которая чуть ли ни на шею вешалась, дружное шипение старейшин — вот уж спелись, что Учиха, что Сенджу — все одинаковы!

А разбираться со всем этим, как всегда, ему. Но он же не Хаширама — быть тут самым понимающим!

* * *

Много позже, когда по-настоящему познакомился с той самой Узумаки, Тобирама пожалел, что сразу, не задумываясь, отказался, ещё не увидев её. Мягкий взгляд, хитрая улыбка, негромкий смех, роскошные алые волосы, наверняка — мягкие, льнущие к пальцам. Детали, разрозненные, не складывающиеся в цельный образ. Слишком много, слишком ярко — лисица-Мито. Очаровывающая, дурманящая — не выкинуть из мыслей. Видеть её часто будет невыносимо, а придётся, она обещала помочь с печатями для барьеров вокруг селения.

Тобирама с силой потёр лицо, уставился в путаную вязь расчётов для очередной техники и в очередной же раз напомнил себе: Мито — для Мадары. Она станет его невестой, это позволит сделать союз между их селениями ещё более прочным.

Он тихо вздохнул и сдвинул в сторону все бумаги. Опёрся на стол, полуприлёг, пытаясь расслабить спину и плечи, задумался. Стоит быть честным хотя бы с самим собой. Эту женщину хотелось бы видеть рядом.

— Сенджу.

Тобирама резко развернулся к нему, ошарашенный тем, что Мадара смог к нему — сенсору! — подойти так близко незамеченным, наткнулся на серьёзный взгляд. Между лопатками протянуло противным холодком. Так смотрят — перед атакой. Он хотя бы до полигона соизволит потерпеть?

— Я вижу, как ты на неё смотришь. Ещё не поздно исправить. Подумай.

“Исправить” в понимании Мадары наверняка означало всякие страшные вещи, знать о которых, а тем более, испытывать на собственной шкуре, не хотелось. А придётся. Уточнить, как минимум.

— Исправить? — переспросил Тобирама.

— Боги, Сенджу, ты иногда бываешь просто невыносимым идиотом. Меня бесит эта женщина, понимаешь? Просто бесит.

— Ты думаешь, глава Узумаки не будет против? Хокаге ведь ты, а не я.

Мадара фыркнул.

— Можешь не сомневаться, я смогу с ним договориться.

— А сама Узумаки? Вроде бы, она ожидает, что её мужем станешь ты.

Учиха на эти слова только вздохнул.

— Ну, если ты не хочешь — настаивать не буду.

Тобирама застыл.

— В том-то и дело, что хотел бы, но…

— Никаких “но”, — несмотря на разницу в росте, Мадара всегда ухитрялся смотреть сверху вниз. — Хочешь или не хочешь?

Сенджу опустил голову, признался тихо:

— Хочу.

— Ну и в чём проблема? — Мадара ухмыльнулся, довольный, и скрестил руки на груди. — С главой Узумаки договорюсь, мне намекали уже, как именно, старейшин — что твоих, что моих, обломаю, а с этой женщиной разбирайся сам.

Из сказанного Тобирама ухватил главное, что заставило напрячься.

— Кто намекал? — очень спокойно спросил он.

Учиха отмахнулся.

— Неважно уже, — нехотя ответил он. — Всё, мне пора.

Он умчался из кабинета так, будто его ждал Хаширама на поле боя. Отделался от разговора, сбежал от отчётов, сделал вид, что не замечает стопку листов на своём столе.

Но это же Мадара. Сенджу вздохнул. В этой мысли было всё: и решительность Учихи, и его нелюбовь ко всяким бюрократическим заморочкам, и понимание, что он всё равно придёт к бумагам и всё сделает — в своё время.