Немного магии (гет)

Кто сказал, что быть двуличным — плохо? Порой это очень даже полезно, ведь вторая личность может позволить себе то, о чём первая способна лишь мечтать.

Моё имя Гарри Поттер. Думаю, нет нужды что-то расписывать дальше; вряд ли кто в волшебном мире не слыхал обо мне. Многие завидуют моей популярности. Но знали бы вы, как сильно порой досаждает подобная известность!

После победы над Вольдемортом в Англии воцарились мир и покой. Я наслаждался тихой жизнью рядом с друзьями и любимой, понемногу залечивая нанесённые войной раны — именно то, о чём я мечтал в тяжёлые времена.

Однако спустя несколько лет я начал испытывать какое-то неудобство. Что-то меня беспокоило, некое щемящее и грустное чувство. Раньше подобные выкрутасы организма я приписывал действиям Вольдеморта, но уж теперь-то он явно был ни при чём!

Чтобы отвлечься, я созвал ребят, и мы оккупировали один симпатичный бар на окраине Диагон-аллеи. Отлично расслабились; официантки не успевали таскать эль и вино, все шутили и смеялись, вспоминая школьные годы. И вот тогда, с полупустой кружкой в руке слушая цветистый рассказ Рона о наших поисках хоркруксов, я вдруг осознал, что скучаю по тем временам.

Звучит дико, согласен. То были тяжёлые годы. Учёба. Снейп. Вольдеморт. Постоянная боль в шраме и ночные кошмары. Прочие неприятности, в которые я влипал то и дело. Снейп. Да, знаю, что повторяюсь — но этот хмырь попортил мне крови больше, чем все остальные, вместе взятые. Пускай в конце концов мне и открылись истинные причины его поведения, но до того момента уроки Зельеделия порой казались ужаснее схватки с Упивающимися.

В общем, жизнь была — не позавидуешь. А уж два последних года… порой я всерьёз думал, как было бы проще, если б Риддл прикончил меня ещё в детстве.

Однако человеческая память обладает очень полезным качеством: со временем она сглаживает все неприятные события. Горе и боль забываются и тускнеют, остаются лишь светлые и радостные моменты. Тех, кто ушёл, мы забыть не в силах, но скорбь по ним становится привычной. Поэтому я с удовольствием перебирал свои воспоминания. Детство... время потрясающих открытий и наивных глупостей, мелких обид и большой дружбы. Я лениво подумал, не смотаться ли как-нибудь в Хогвартс: пройтись по старым добрым коридорам, навестить профессоров… или же плюнуть на все дела, собрать нашу четвёрку да двинуть куда-нибудь подальше, за новыми впечатлениями.

Оба варианта казались одинаково привлекательными, так что по пути из бара я чувствовал себя вполне удовлетворённым. Улёгся спать, стараясь не разбудить Джинни и приглушив запах спиртного. Приятные картинки предстоящих поездок закружились перед глазами, и я уснул.

К сожалению, осуществить намерение не удалось. На работе начался аврал, народу не хватало, поэтому все оказались загружены по уши. Неделю я пахал с утра до ночи, а потом выбил себе служебную командировку, развеяться — наш офис успел мне порядком осточертеть.

Так меня занесло в пригород. Я шёл в глубокой задумчивости, решая служебные проблемы, когда проезжавший мимо велосипедист-лихач окатил меня грязью из лужи.

Отличные тёмно-синие брюки из тонкой шерсти тут же обрели новую окраску. Я вздрогнул и сквозь зубы пробормотал кое-что нелестное про этого наездника и всех его предков, а потом машинально провёл рукой вдоль штанин, удаляя грязь.

Драконий хвост, до сих пор стыдно. Даже то, что я был погружен в размышления, не прощает такой неосторожности. Применить магию на оживлённой улице, посреди бела дня! Старик Хмури меня бы точно живьём сожрал за такие фокусы.

— Ух ты! — донёсся восхищённый голос, и я понял, что настоящие проблемы только начинаются. Поднял взгляд. Футах в пяти от меня стояли двое парней лет по пятнадцати и во все глаза пялились на мои брюки.

ЧЁРТ!!!

Пока я пытался придумать, как объяснить произошедшее, а ещё лучше — незаметно подчистить ребятам память, стоявший слева парень сказал:

— Круто, мужик! А покажи-ка ещё чё-нить!

Признаться, он сумел меня ошарашить. Я ожидал всего: изумления, воплей, навязчивых вопросов — но только не просьбы показать ещё! Недоумевающе хлопая ресницами, я отвёл глаза и заметил неподалёку мужчину в чёрном цилиндре, увлечённо достававшего разноцветные платки у зрителей из-за ушей. Рядом миловидная девушка глотала длинные шпаги. Чуть поодаль два субъекта в мантиях пилили ящик, по бокам которого жизнерадостно торчали ноги и голова ассистентки. Лишь в самую последнюю очередь я увидел то, на что должен был обратить внимание с самого начала: площадь, на которую вывели меня ноги, пестрела яркими разноцветными шатрами и кишела зеваками. Над головой реяла громадная растяжка, сообщавшая об «Открытом фестивале цирковых искусств».

Повезло же с окружением: судя по всему, ребята приняли меня за фокусника! Очень удачно! Но чтобы не возбудить подозрений, придётся продемонстрировать им несколько трюков — что ж, палочка в рукаве, и я могу спокойно колдовать, не вытаскивая её наружу.

Для начала я высыпал на дорогу горсть монет и заставил их подпрыгивать, будто мячики. Потом взял носовой платок и окрасил его во все цвета радуги. Затем заставил толстый гвоздь изгибаться, словно червяка.

Каюсь, увлёкся. Показывал всё новые и новые номера, а народ всё прибывал. Вскоре собралась небольшая толпа, которая ахала и дивилась моим немудрёным чудесам. А я — я забыл про время. Горящие глаза, искренний восторг этих людей разжигали во мне бурлящую радость.

Спустя час или два по мегафонам громогласно объявили, что пора сворачиваться. Увлёкшись, я не сразу сообразил, что к чему, потом пришёл в себя и откланялся. А зрители… клянусь Мерлином, они мне аплодировали! Три тысячи химер, это было так приятно!

Народ постепенно рассеялся, открывая взгляду широкоплечего громилу бандитского вида, лениво поигрывавшего ножом-бабочкой.

— Ты неплохо наварился, — дружелюбно произнёс он, перекатывая во рту жвачку. — Как насчёт заплатить пошлину?

— Что? — растерялся я.

— Налог за выступление в общественном месте. Двадцать процентов, — чуть прохладнее пояснил бугай и кивнул мне под ноги.

Я непонимающе посмотрел вниз. Оказывается, кто-то из зрителей положил на землю возле меня кепку, и теперь из неё торчали купюры. Спорить с криминальными «кураторами» фестиваля из-за такой чепухи было глупо, потому я без лишних слов рассеянно отвалил бандиту его долю и ушёл восвояси в ещё более глубокой задумчивости, нежели два часа назад. Служебные вопросы отошли на второй план. Я неторопливо шагал по улицам, вновь и вновь прокручивая в памяти недавнее выступление, а особенно — свои ощущения.

Нет, я наслаждался отнюдь не вниманием публики: уж к этому-то блюду у меня иммунитет с детства. Я чувствовал эмоции людей, купался в них, будто в тёплых волнах, испытывал небывалый подъём, всего лишь демонстрируя простенькие чары.

До меня наконец дошло. Я тосковал не по детским годам — хвала Мерлину, жизнь в настоящем сложилась настолько успешно, что грех жаловаться. Я тосковал по тем упоительным ощущениям, с которыми забитый, выросший в скучной рутине паренёк входил в мир волшебства. С того самого дня, как Хагрид вручил мне письмо, бывали моменты, когда я просто ошалевал от переизбытка впечатлений. Ходил словно в тумане — и мне это чертовски нравилось!

Правда, потом стало совсем не до радости. Война не оставляет места для подобных слабостей. Ну а после победы… я просто очень рано вышел из детства и утратил способность восхищаться любой мелочи.

Каждому человеку, будь то магл или волшебник, требуется немного чудес. Маглам, разумеется, утолить эту жажду гораздо труднее — вот почему столь многие увлекаются фэнтези. Но и волшебникам, при всей легкодоступности чудес, тоже не сладко. Ведь главное — не чудо само по себе, главное радоваться ему от всего сердца, как ребёнок. Но как можно восхищаться тем, что давно стало привычным? Только дети могут испытывать искренний восторг от любой малости, им легко подвластно такое состояние; взрослея, мы постепенно утрачиваем эту способность. Считается, что так мы перестаём витать в облаках, твёрдо встаём на ноги. Нет. На самом деле это душа перестаёт летать. Её крылья усыхают, и бедняжке приходится ковылять по сухой и пыльной земле. Вот почему иногда мы испытываем, казалось бы, беспричинную глухую боль: то душа тоскует по небесам…

Вернувшись домой, я при первой же возможности взял отпуск. В голове царил сумбур, ни одной более-менее чёткой мысли не было, поэтому я решил дать себе время успокоиться и покуда занялся прощупыванием почвы. Слишком долго я не интересовался состоянием дел у маглов, следовало восполнить это упущение.

Две недели поглощения информации привели меня к ошеломляющему выводу: люди давным-давно готовы принять магию. Миллионы геймеров играют за колдунов в компьютерных играх. Прилавки завалены книгами о чудесных мирах; с экранов глядят мудрые волшебники с посохами. Газеты пестрят рекламой дипломированных магистров Чёрной, Белой, Кельтской, Вудуистской и химера-знает-какой-ещё магии.

А кое-кто, называя себя иллюзионистом, вытворяет такие штуки, что ребят из Департамента по соблюдению секретности хватила бы кондрашка.

Жажда чудес. Факт, по чистой случайности попавший в поле моего зрения, при более пристальном изучении обстановки, как оказалось, просто кричал о себе. Жажда чудес! Весь мир изнывает от неё; увешанный мобильными телефонами, плеерами и прочими шедеврами человеческого гения — готов аплодировать любому, кто высыплет горсточку искр из пустой ладони.

Решение пришло само собой: я дам людям то, что им нужно!

Поначалу я сам испугался своим мыслям. Однако со временем затея стала казаться всё более заманчивой и осуществимой. Почему бы и нет? Идея сумасшедшая — а значит, вполне в духе «Великого Гарри Поттера».

Разумеется, на подготовку ушло много месяцев. Я уже не был безрассудным юнцом и кое-что соображал… Снейп бы поперхнулся от такого заявления, но я действительно сознавал громадный риск, на который шёл, и опасность для всего нашего общества. Разведка, осторожность, скрытность, маскировка — эти понятия стали для меня девизом. Я сделал всё, чтобы обезопасить мир магов, избавить себя от любых подозрений, и — на случай провала — обеспечить благополучие семьи. Здесь очень кстати пришёлся опыт аврора: по сути, предстояла стандартная процедура подготовки к расследованию под прикрытием. Я до мелочей продумал легенду и тщательно изменил внешность; вжился в фальшивую личность так, что она стала родной.

Не менее важным стало и изучение той области, в которую я намеревался нырнуть. Многое мне казалось непривычным и даже диким. Тут уже въевшиеся до мозга костей рефлексы только мешали. Успех аврора — в быстроте реакции, умении скрываться и быстроте заклинаний; успех же артиста, напротив, зависит от его таланта удерживать внимание публики и от зрелищности шоу.

Очень трудно переламывать многолетние привычки, однако постепенно я всё-таки принял манеру игры на зрителя, мне даже понравилось добавлять в повседневную жизнь чуточку театральности.

Джинни, разумеется, была в курсе моей затеи — я не настолько обезумел, чтобы отравлять наши отношения ложью. Вариант недомолвок, а-ля Дамблдор, я тоже отверг: слишком свежи воспоминания о том, сколько горя это принесло. Да и сложно было бы объяснить внезапный уход с работы и появление дома кучи книг о Гудини и видеокассет с выступлениями Копперфилда.

Поэтому я выложил ей всё начистоту. Реакция оказалась предсказуемой: моё рыжее солнце ласково посоветовала отдохнуть недельку-другую в Мунго. Затем, когда она стала понимать серьёзность моих намерений — явно подумала о том, чтобы отправить меня на лечение силой. Лишь потом, применив всё имеющееся красноречие, мне удалось убедить Джинни в ясности своего разума. Дальше последовал вполне ожидаемый взрыв: меня обвинили в опаснейшем ребячестве, наплевательском отношении к семье, безрассудстве и прочих тяжких грехах… мне стоило огромных усилий заставить любимую принять свою точку зрения. В конце концов, пусть неохотно и с недовольством, она всё-таки согласилась с моими доводами — правда, заявив, что будет соблюдать нейтралитет и никоим образом не участвовать в деле. Ну да мне большего и не требовалось.

Итак, после того, как все мыслимые приготовления были сделаны, я заявил о себе. То есть, конечно же, не о себе, а о своей второй личности, маске, под которой меня с тех пор знают маглы. Эта маска свободнее истинного лица: она может смело заявлять во всеуслышание, что является волшебником, и не бояться появления отряда суровых парней из Министерства. Да, я начал творить чудеса. И знаете — ничего страшного не случилось. МИ-8 не прислало за мной агентов, Люди в чёрном поблизости не появлялись, а зрителям даже в голову не приходило вспомнить далёкое прошлое и устроить мне аутодафе. Тогда я понял, что сорвал банк.

С того момента утекло много воды. Моя вторая личность стала гораздо знаменитее первой, и, пожалуй, я наконец-то распробовал прелести шоу-бизнеса. Мальчик, который когда-то едва не вылетел из школы за Патронуса, теперь не таясь колдует на глазах миллионной публики — забавно, не правда ли?

Позади тысячи выступлений, но до сих пор я чувствую упоительный подъём, видя изумлённые глаза, жадно взирающие на незамысловатые чары. Я из кожи вон лезу, дабы поразить этих людей, утолить их жажду — а они в ответ окатывают меня таким шквалом эмоций, что на нём впору кататься, как сёрферу на волнах.

Я ни секунды не жалел, что решился: вот уже который год счастье и умиротворение живут в душе. А немного риска лишь придаёт остроты ощущениям.

— ЛЕДИ И ДЖЕНТЕЛЬМЕНЫ! НАСТАЛ МОМЕНТ, КОТОРОГО МЫ ВСЕ ТАК ЖДАЛИ!!!

Надрывающийся голос конферансье, хоть и ослабленный расстоянием, но всё равно оглушительно громкий, выдернул меня из размышлений. Это сигнал: мне пора выходить.

— ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ГЛЯДЕЛ В ГЛУБИНЫ ВРЕМЁН И ПОЗНАЛ МУДРОСТЬ ВЕКОВ! — начал расписывать конферансье мои подвиги.

Я набрасываю расшитый таинственными знаками шикарный плащ. Он прекрасно гармонирует с серебристыми сапогами и изящными перчатками по локоть. Забавный наряд, но что поделать — это Шоу, господа!

— ОН УЧИЛСЯ МАГИИ У ТИБЕТСКИХ ОТШЕЛЬНИКОВ, ЧТО ЖИВУТ В ЛЕДЯНЫХ ПЕЩЕРАХ. В ДИКИХ ДЖУНГЛЯХ ЖРЕЦЫ ВУДУ ДЕЛИЛИСЬ С НИМ СВОИМИ ТАЙНАМИ!

Излишне претенциозно, скажете вы? А почему бы и нет? Чем более невероятной будет легенда, тем меньше вероятность, что какой-нибудь въедливый журналист или полисмен станет копаться в моём настоящем прошлом. Верить в чудеса хочется всем, даже полисменам и журналистам.

— ОН — ТОТ, ЧЬИ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ НАХОДЯТСЯ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПОЗНАНИЙ НАШЕЙ НАУКИ. В ВИДЕ АСТРАЛЬНОГО ТЕЛА ОН ОБЩАЛСЯ С ДУХОМ САМОГО ЛЕГЕНДАРНОГО МЕРЛИНА И ПОЛУЧИЛ ЧАСТЬ ЕГО СИЛЫ!!!

М-да, вот это уже довольно наглое заявление, да простит меня Мерлин… Хотя какого чёрта, фантазировать так фантазировать! Я приближаюсь ко входу на арену и придаю лицу подобающее величественное выражение. Зрители неистовствуют, подогретые воспеваемыми дифирамбами.

— ИТАК, ВСТРЕЧАЙТЕ: ВЕЛИКИЙ ЧАРОДЕЙ, ВЫСШИЙ МАГИСТР МАГИИ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПРИЗРАКОВ И УКРОТИТЕЛЬ ДЕМОНОВ — НЕСРАВНЕННЫЙ ЭПИМЕТРИУС!!!

Да, таков мой сценический псевдоним. Великому волшебнику нужно внушительное имя, не так ли? Самое интересное, что я вычитал его в одной магловской книжке.

Что ж, мне пора: у меня целый зал людей, задыхающихся от недостатка волшебства. Но я не прощаюсь, о нет! Загляните в своё сердце — быть может, там живёт тоска по чуду? Если так, то когда-нибудь я приеду и в ваш город!