Ты справишься (гет)

Как Малия ни старается вписаться, она по-прежнему остается диким зверем. Продолжает жить инстинктами, потому что не понимает, зачем жертвовать жизнью стаи ради кого-то одного. Это противоречит не только законам природы, но и здравому смыслу. Да, ей терпеливо объясняют, что значит дружить, но она все равно не видит смысла. Полное отсутствие инстинкта самосохранения. Раненых бросают или съедают, их не тащат на плече, рискуя не выжить самому и не спасти его. Но стая живет этим, даже Лидия — рациональная и большей частью отстраненная — верна идеалам помощи и всеспасения. И Малия, глядя на них всех, честно пытается вписаться. Получается из рук вон плохо. Она плохо помнит, что значит быть человеком. Почти всю жизнь запертая в теле койота, она держится за вину и боль. Больше у нее ничего не было, пока Скотт не заставил обратиться.

Она не жалеет, но иногда скучает по животной шкуре. Не нужно одеваться и подбирать слова, прятать когти и ходить на бесполезные уроки. У людей так много ненужных законов, условностей и правил. Она все еще в них не разбирается. Прислушивается к словам Стайлза, почти не отходит от Лидии, у Дерека учится направлять эмоции и инстинкты. Но Малию не отпускает чувство, будто она мешается под ногами. Все принимают самостоятельные решения, и лишь ей постоянно объясняют, почему так нельзя, а так нужно. Только с Питером она не ощущает этого, потому что понимает его мотивы. Питер не отрицает свою звериную натуру, наоборот наслаждается ею. И он, пожалуй, единственный, кто не пытается переделать Малию. Не лезет в душу, не поучает, лишь добивается поставленной цели.

Малия каждый раз окидывает его взглядом, прищуривается, склоняет голову набок и критично рассматривает. Она не верит в его проснувшиеся отцовские чувства, бескорыстие и желание объяснить совершенные поступки. Питер умеет скрывать эмоции, лгать не моргнув глазом, но насквозь воняет хитростью.

Малия хочет поговорить о нем и не находит никого лучше Лидии. Она кажется максимально объективной. Вся в своем мире и голосах в голове. Стайлз обязательно начнет перетаскивать на свою сторону, убеждать, что Питеру нельзя доверять, но Малия и не собирается. Ей просто нужно обсудить свои мысли и наблюдения. Она хочет понять, а не рубить сплеча по догадкам и чужому мнению. Ей нужно сложить по кирпичикам свое.

— Что бы он ни говорил, все, чего хочет Питер, — это власть, неважно, в чем она заключается, — Лидия откладывает карандаш и чуть откидывается на стуле. Она устала искать ключи к списку смертников, зацикливается на этом, а в ответ получает только тишину. — И идет к ней любыми средствами.

— По головам? — Малия смотрит на пустой мольберт и вздыхает.

— Если потребуется, — пожимает плечами Лидия. — Он приписывает себе мои способности. Да, его укус раскрыл силы, но Питер не перестает кичиться этим и напоминать при каждом удобном случае. Он стал катализатором, но не преподнес на блюдечке с голубой каемочкой.

— И так со всеми?

— Абсолютно. Он всегда превозносит себя, даже если имеет весьма опосредованное отношение, но чего не отнять у Питера, так это умения приспосабливаться.

— Отсиживаться в кустах, имеешь в виду? — хмурится Малия и кусает губу.

Лидия усмехается, снова сжимая в руке карандаш.

— Можно и так сказать. Схватываешь на лету.

— Всего лишь улавливаю запах эмоций, — бурчит она.

Лидия одаривает странным взглядом и закрывает глаза, пытается разобрать шепот голосов, а Малия открывает ее конспекты по математике. Ей сложно понять грань, где заканчивается искренность и начинается манипуляция. А есть ли она вообще? Должна быть, думает она, переписывая в тетрадь формулы: отправная точка есть всегда.

* * *

Она не встречается с Питером, пока не узнает, что он ее отец. В первый момент, когда видит в последней части списка смертников «Малия Хейл», хочет, чтобы зрение снова пропало, — она бы сделала вид, будто почудилось. Все переглядывания Стайлза и Скотта обретают иной смысл, совсем не тот, на который она надеется, и она не знает, как реагировать. Сердце гулко ухает, в груди что-то обрывается. Малия чувствует себя… преданной. Приходит осознание: именно в этой точке путь от койота к человеку заканчивается. Решение уйти дается просто, она не в состоянии ни на кого смотреть, к горлу подступает ком, а зверь требует крови и сломанных костей, хоть она и улавливает запах раскаяния. Она должна была знать. Стайлз не имел права это скрывать. Сколько бы он еще тянул, если бы она не увидела? Сколько?.. Злость вскипает, рискуя выплеснуться против ее воли, и Малия уходит. Слышит, как Стайлз зовет ее, но не откликается. Не хочет, не может, не будет. Кажется, с каждым шагом внутри нее что-то рушится, Малия почти слышит хруст осколков разбитых чувств под ногами.

Почти сразу понимает: ей нужно удостовериться. Список не врет, но они до сих пор не знают, кто его автор. Возможно, ему выгодно дурачить им всем — ей — голову, заставить поверить в то, что нужно ему. За несколько месяцев она убеждается: никому нельзя верить. Все лгут, отличаются только причины. И совсем не нужно слышать сердцебиение, у обмана специфический запах, теперь Малия знает наверняка. Она найдет документы, и тогда… она подумает, когда увидит их своими глазами.

Она чуть мешкается на пороге, открыв дверь в хранилище Хейлов. Ей бы злиться, наверное, но она бы иначе не знала, что делать. Малия глубоко вздыхает и шагает внутрь, а будто в пропасть. Перед смертью не надышишься. Действовать лучше, чем анализировать. Звериное чутье не обманывает, задержка, пусть и секундная, иногда может стоить жизни. Она улавливает краем уха посторонние звуки, но игнорирует. Если она и не одна, останавливать ее не собираются, а значит, озираться и медлить ни к чему. Малия больше не дает себе времени передумать, идет к сейфу и дергает замок. Он поддается с третьего раза и отлетает в сторону. Вот и все. Сейчас она узнает. Распахивает дверцу, открывает папку и все, что видит, — жалкий огрызок бумаги, заляпанный красными чернилами и в нескольких местах порванный.

— Мне стоило много денег достать его, — Питер за спиной не удивляет. Вполне ожидаемо.

— Тебя облапошили, — откликается она, глядя на имена родителей — приемных родителей — в графе усыновителей. Оказывается, Малия до последнего надеялась, что фамилия в списке — чья-то дурная шутка.

Она судорожно сжимает в руке документ — можно ли его вообще так назвать? — и делает несколько шагов в сторону. Она хочет рассмотреть свидетельство со всех сторон, но в одиночестве и тишине. Питер тут же шагает навстречу.

— Я не позволю тебе его унести.

— С тобой уж как-нибудь справлюсь, — хмыкает она.

— Уверена? — поднимает брови Питер и легко — кажется — бьет по стене.

Она осыпается каменной крошкой к ногам, и Малия инстинктивно пятится. Едва заметно для человека, бросается в глаза для оборотня. У койотов нет разделения на альф, бет и омег, у них только сила и слабость. Питер демонстрирует превосходство, и Малия подсознательно отступает. Признает лидерство, подчиняется. Ее тянет к непоколебимой воле, несмотря на осознание неправильности. В голове мелькает мысль, что только это уже ставит под удар все, чему она учится у стаи, ведь она предает их идеалы, но Питер жестче, авторитарнее.

— Убедил, — встряхивает волосами и с вызовом вздергивает подбородок. Бросает этот вызов не ему — себе, потому что Питер не тот, к кому стоит тянуться. Самодовольный, эгоистичный, жестокий. Отец.

— Я сказал, что не дам забрать, но прочитать-то ты можешь. — Он манипулирует ею, нажимает на болевые точки. — Тем более что я сам не знаю, кто твоя мать. Хотел бы, но моя сестра Талия забрала воспоминания. В этом вопросе мы в равных условиях.

— Тебе не все равно? — поджимает губы Малия, но не предпринимает ни малейшей попытки просмотреть бумаги. Зачем, если главный источник информации рядом? К тому же в записях нет ничего стоящего. Кроме имени отца, которое она и так знает.

— А иначе я был бы здесь?

Она прищуривается, склоняет голову набок и коротко усмехается.

— Ты не делаешь ничего, если в перспективе не получишь некое преимущество.

— И какое же оно здесь, на твой взгляд?

Малия еле сдерживается, чтобы не поежиться под его пронизывающим взглядом.

— Пока не знаю, но ты вряд ли поделишься.

— А может, отцовские чувства проснулись, вот и хочу узнать, с кем я сделал такую прелестную дочь?

Питер издевается. Она ощущает это всеми органами чувств.

Инстинкты надрываются: «Беги!» — но Малия будто примерзает к полу. Она ждет хотя бы микроскопической подсказки, но у Питера явно есть план. У него он всегда есть, теперь Малия уверена. Он просчитывает наперед ходы и теперь с хитрым прищуром ждет ее реакции. А она не позволит с собой играть! Будь он трижды сильным хищником и великим комбинатором, без погони она не сдастся. Если уж он надеется перетянуть ее на свою сторону, Малия будет драться по звериным законам. Вот только она уверена, что Питеру они знакомы ничуть не меньше, чем ей. Она читает это в изгибе губ, напряженных венах на руках, блеске глаз. Питер берет папку с другой стороны и чуть тянет, Малия не выпускает, настаивает, он не отступает. Малия чувствует, что это битва. Первое индивидуальное противостояние, и, похоже, она проигрывает. С каждой секундой все сложнее удерживать взгляд. Питер давит и ощущает превосходство, улавливает ее нервозность. Когда звонит телефон, Малия вздрагивает и прерывает зрительный контакт, даже не сразу понимая, что тем самым сдается. Неосознанно, но предсказуемо.

— Мне пора, — бросает не глядя и стремительно уходит из хранилища, оставляя там и документы, и силу. Питер забирает ее.

Пожалуй, она еще никогда так не радовалась звонку Лидии. У нее есть хоть какой-то повод оправдать свое поражение. В следующий раз Малия отыграется.

* * *

На улице она вдыхает полной грудью и ругает себя последними словами. Это же надо, повестись на Питера. Столько слышать о его прошлых поступках, видеть, что он гнет свою линию, и покорно слушать. Малия уверена, что она не слабее его, но почему тогда прогибается? У него есть сила убеждения, своя правда и раскладка на каждый случай жизни, но он человек слова. Никогда не пойдет в лобовую атаку, спрячется за чужими спинами, а ей это претит. Хищник не может прикрываться другими, он должен вырывать свое зубами. Койоты именно так заслуживают положение среди подобных, хоть и живут одиночками. Малия еле сдерживает рык, настолько собой недовольна, но при этом где-то глубоко внутри она чувствует: несмотря на доводы разума, ее тянет к Питеру, каким-то образом он цепляет Малию. Есть в нем что-то соблазнительное и близкое. То, к чему хочется возвращаться и слышать вновь.

Телефон снова взрывается трелью, и она снимает трубку.

— Мне нужна твоя помощь, — без предисловий начинает Лидия.

— Для чего?

— Кажется, я нашла способ остановить список смертников, но без тебя вряд ли справлюсь. Приезжай в дом у озера, — и сбрасывает вызов.

Малия пару секунд удивленно смотрит на экран, прежде чем сорваться с места. Что угодно лучше размышлений о Питере и ее к нему отношения.

Она толком не помнит, как добирается до дома у озера. Движется на инстинктах, убегая от ненужных, неуместных мыслей. Надеется, что забудется, но при виде Лидии они настигают с новой силой. Что может больше связывать ее с воспоминаниями о разговоре с Питером, чем Лидия, воскресившая его. Если бы не она, Малия бы с ним и не встретилась. Она не винит Лидию, у той просто не было выбора. Он заставил ее. Так же, как принуждает Малию подчиниться его силе. Поставить крест на собственных суждениях и мыслить привычными для него категориями. Пусть они и похожи на его. Отчасти.

— Где ты витаешь? — резко вторгается в ее голову голос Лидии.

— Ничего особенного, — пытается отмахнуться Малия, но у нее плохо получается. Ложь — это часть человеческого мира. У нее она выходит из рук вон плохо. — Я говорила с Питером, — устало выдыхает, опускаясь прямо на белый ковер в комнате с потусторонним проигрывателем голосов. — Он гипнотизирует меня, как удав кролика.

— Ты запуталась, — отзывается Лидия и садится напротив. — Не знаешь, где ты, а где он. Он умеет манипулировать сознанием, я знаю, — понимающе улыбается уголками губ.

— Как ты вырвалась из этого? — напрямую спрашивает Малия. Ей нужно справиться. Здесь и сейчас. Пока не стало поздно.

— Никак, — горечь сквозит в каждом звуке. — Если бы смогла, не оживила бы. Но он был так убедителен, так навязчив. Его голос сводил меня с ума. Буквально. Я захлебывалась в навязанных образах. Даже целовалась с ним обожженным в сгоревшем доме Хейлов, не понимая, что это лишь мое воспаленное воображение, вызванное его одержимостью вернуться и сеять хаос.

— Если уж ты не смогла…

— Нет! — вскидывается Лидия. — Ты сильнее меня. И ты куда лучше него знаешь звериные правила выживания. Нужно лишь четко помнить, что привязывает тебя к стае. Понимать, почему поступаешь так, а не иначе. Он твой отец, а значит, в тебе есть что-то от него. Прислушайся к чутью, ты умеешь то же, что и он, но не развиваешь.

— Я не хочу манипулировать людьми! Я не такая! — кричит — рычит? — Малия, вскакивая. — Это подло!

— Но ты можешь нейтрализовать его. Убедить, что ты на его стороне, но действовать в своих интересах.

— Это тоже обман… Он не удается мне так же, как математика.

— Иногда цель оправдывает средства. Если по-другому мы не можем устранить Питера, то почему бы и нет. Если не получится у тебя, не получится ни у кого.

— Ты правда так думаешь?

— Что бы ни говорил Скотт, я реалистка. Победить Питера можно только его же методами. — Лидия кусает губу, прежде чем протянуть руку и сжать ладонь Малии. — Я в тебя верю. Ты справишься.

Малия отводит взгляд и задумывается. А по плечу ли ей это? Выступить против альфы, пусть и бывшего? Побороть более сильного волка? Пойти на сделку с совестью? Разве это не сделает ее такой же, как Питер? Или Лидия права и другого способа нет? «Лидия всегда права», — подсказывает внутренний голос.

— Так как мы остановим список смертников? — меняет тему Малия.

Проблемы нужно решать постепенно. Этому ее учат Стайлз и его доска с разноцветными нитями. Сначала более важное и менее проблематичное, если уж Лидия нащупала ниточку.

Лидия поджимает губы и подходит к проигрывателю. Выдергивает вилку из розетки, отсоединяет все провода и закрывает дверь.

— Слышишь?

Малия задерживает дыхание и прислушивается. Шепот обступает ее со всех сторон. Она не понимает, что говорят, но Лидия вздрагивает от каждого шороха. Ее уши улавливают больше, она читает в едва различимых шорохах смысл.

— Что это значит?

— Дело не в пластинке, а в чем-то еще. Вот только в чем?

— Почему ты не позвала Стайлза? Он лучше умеет разгадывать головоломки.

Малия подходит ближе к стене и прижимается всем телом. Ощущает исходящую от нее вибрацию, вздрагивает от зловещих переговариваний. Они несут за собой зло, но никто не знает, как заставить их замолчать. Малия не знает.

— Потому что у него нет твоего чутья. Только логика и временами фееричная бредовая глупость, что не мешает ей иногда быть гениальной, — усмехается Лидия. — Я здесь уже полдня, но не придумала ничего лучше отключения электричества. Они все равно предсказывают смерти. Всех нас. Сейчас чаще всего звучит твое имя вслед за моим. И ни разу — ни единого раза — не произносят имя Питера. Единственное разумное объяснение, что список смертников — его затея.

— От него не пахнет хитростью, когда он говорит, что ничего о нем не знает. Запах невозможно подделать. Это слаженная реакция мозга и тела. Либо он убедил себя в том, что это правда, либо не помнит о создании списка.

Малия не сразу понимает, что защищает Питера. Осознает из-за удивленного взгляда и вздернутых бровей Лидии. А когда до нее доходит, почти проклинает себя. Хочет закрыть уши, забиться в угол и скулить. Откуда у него такое сильное влияние на нее? Он ей никто! Малия не может позволить себе быть беспомощной. Не имеет права!

Она хватает первое попавшееся под руку и швыряет в стену. Крошащиеся под ногами вещи всегда срабатывают, направляют ярость, не позволяют сожрать себя с потрохами. И это срабатывает. Малия не просто успокаивается: она видит несколько больших проигрывателей, из которых на самом деле транслируется список смертников. Лидия так и замирает с открытым ртом посреди комнаты. То ли из-за огромной дыры, то ли из-за того, что все оказывается так просто. Она шевелит губами и как в трансе выходит, чтобы вернуться с бутылкой вина, разбить ее об пол и достать ключ. Пока Лидия отключает им список смертников, Малия завороженно смотрит на расплывающееся на белом ковре красное пятно. Все время разгадка была под носом, а они ее не рассмотрели.

— Сколько бы можно было успеть спасти жизней… — потерянно шепчет Лидия.

— Скольких бы еще потеряли, если бы ты не поняла, что делать сейчас.

— Ты сломала стену.

— Ты отключила постороннее, чтобы услышать настоящее, — не унимается Малия. — Все кончено.

— Я же говорю, ты сможешь справиться с Питером, — улыбается вдруг Лидия и поворачивается к ней.

Малия выдавливает ухмылку в ответ. Насколько верит Лидия, настолько же сомневается она. Где взять хотя бы часть уверенности? Чтобы стать сильной, нужно забрать у Питера его силу, одержать верх на его территории, но как? Малия не чувствует, что сможет.

Она поднимает взгляд на Лидию и понимает: слабость Питера в том, что он одинок. У Малии же есть стая. Если она будет помнить об этом, Питеру ее не сломить.

* * *

Он появляется то тут, то здесь, но всегда на расстоянии. Губы кривятся в ухмылке, и Малия каждый раз замирает в ожидании подвоха. В легкие въедается запах тревоги. Напряжение висит в воздухе. Назревает что-то серьезное. Скоро все изменится, хитрый Питер повсюду. Пусть берсерки и Кейт, но без него тут наверняка не обошлось. Малия нутром чует, и ей совершенно это не нравится. Она постоянно думает о Питере, но понятия не имеет, чего ожидать. У нее есть только звериные инстинкты, а у него еще человеческая изворотливость и расчетливость.

И когда ей наконец удается забыться, он тут же напоминает о себе. Садится рядом с ней на скамейку и то ли заискивающе, то ли издевательски усмехается.

— Какая беспечность — играть в лакросс, когда по улице разгуливают хищники.

Малию воротит от приторного голоса и выражения уверенности в своей неотразимости на лице.

— Чего ты хочешь?

— Как грубо, милая. Мы же не чужие люди. — Она насмешливо выгибает бровь и хмыкает. — Мы могли бы стать ближе. — Он наклоняется к ней и заглядывает в глаза. — Я этого очень хочу, а ты?

— С чего бы вдруг?

Она напрягается, готовится защищаться. Это не проявление дружелюбия или внезапно нахлынувшая любовь: Питер пытается усыпить ее бдительность, но вместо этого наоборот мобилизует.

— Ты же моя дочь…

— Чего ты хочешь? — снова повторяет, на этот раз жестче.

У Малии нет никакого желания ходить вокруг да около. Она не станет легкой добычей.

— Вот умеешь же сломать всю игру. Тоньше нужно действовать, изящнее.

— Уж прости, лить воду и плести интриги по твоей части.

— Должна же ты была что-то унаследовать от меня, — кривится Питер и приобнимает за талию.

— Когти, — отзывается она и вцепляется в его руку.

Он чуть морщится, но кажется вполне довольным, во взгляде мелькает нечто похожее на уважение. Малия чувствует бегущие по спине мурашки и напоминает себе о стае — Стайлзе и Лидии: дыхание выравнивается, волнение успокаивается.

— У меня и других хороших качеств много, — тянет он, на что Малия только фыркает.

— Плохих куда больше.

— Ну, раз уж ты настаиваешь, скажу сразу…

— Сразу? Серьезно? — все-таки не выдерживает его заговаривания зубов она и тут же прикусывается язык. В конечном счете она ведет себя именно так, как ожидает Питер. Его хищная улыбка только подтверждает это.

— Я хочу, чтобы ты убила Кейт Аржент.

— Почему я?

Буквально на пару секунд он теряется, и Малия ликует. Она смогла отклониться от прописанного в его голове сценария. Пусть по крупицам, но она перехватывает инициативу, сводит на нет преимущество, забирает силу.

— Скотт сильнее меня.

Вот они и подобрались к самому главному. Питер не скажет правду, однозначно, однако то, как он выкрутится, скажет многое. И если она и не поймет, разберутся Лидия со Стайлзом. Уж они-то разгадают его план.

— Именно потому, что он сильнее. Тебе нужен козырь в рукаве. — А ей слышится: «На Скотта у меня другие, свои виды».

— Зачем? — не унимается она.

— Ты всегда задаешь столько вопросов? — Питер склоняется к самому уху и шепчет, едва касаясь губами мочки.

Она понимает, что он пытается снова перетянуть одеяло на себя, правда понимает, но инстинкты сильнее. Дрожь пробегает по всему телу, по нервам растекается электрический ток от прикосновения. Питер знает, как обращаться с девушками. Знает… Он ее отец… чужой человек… отец… незнакомец… Она путается в ощущениях, мыслях, вопросах. Резко откидывается на скамье и бросает на него гневный — надеется, что гневный, — взгляд.

— А ты всегда пристаешь к детям?

— Ты моя единственная дочь, насколько знаю. — И, понизив голос: — И я только учусь.

— Значит, найди другую и доставай ее. — Она и сама осознает, как это глупо звучит. Малии жизненно необходимо избавиться от него прямо сейчас, и Питер прекрасно понимает это.

— Так ты выполнишь мою маленькую просьбу?

— А ты уберешься отсюда подальше? — рычит она.

— Глаза спрячь, — мило — мило?! — улыбается он и встает со скамьи. — Я буду неподалеку, если что.

Он уходит, а Малия злится. На него, на себя, на реакцию тела. Почему он так ее будоражит? Почему вообще пытается соблазнить? Действует проверенным, наиболее простым способом, наплевав даже на подобие морали? А есть ли она у него вообще? «Откуда?» — усмехается внутренний голос, и Малия соглашается.

Свисток тренера оглушает, вместе с тем возвращая в реальность. Что ж, сдаваться на милость Питеру она не собирается.

* * *

Малия больше не пытается анализировать Питера. Гиблое дело. Все, что ей удается признать, — она к нему неравнодушна в том самом смысле, в котором не должна. Вспоминает слова Лидии о том, что он дьявол, чертовски сексуальный в футболке в V-образным вырезом, и усмехается. Лидия как всегда права. Однажды и она не смогла устоять перед Питером, вот и Малия пасует. Еще более иррационально и неправильно. Все, что она может, — смириться и противостоять его обаянию, пока не найдет способ избавиться от его присутствия в ее жизни. Она справится во что бы то ни стало. Малия и так совершила много ошибок, Питер не станет одной из них. Она не позволит. И поэтому, когда встает вопрос, кто поедет в Мексику в машине с Питером, она соглашается. Больше никто не выдержит, а она проверит себя на прочность. Увидит, сколько еще работы предстоит, а может, и найдет оптимальный выход уже сейчас. Например, убедит Питера уехать из Бэйкон Хиллз далеко и надолго. Не то чтобы она верит в это, но попытка не пытка, тем более что вряд ли кто-то еще добровольно сядет в машину к Питеру.

— Ты приняла решение, — скорее утверждает, чем спрашивает он, едва они выезжают из города.

— С чего ты взял? — Малия отворачивается к окну. Она не хочет смотреть ему в глаза, а так безопаснее, хотя бы для собственной самооценки.

— Здесь только ты и я. Нужны еще аргументы?

Она слышит усмешку в голосе. Какой же это Питер без фирменного сарказма.

— Я вся внимание, — пожимает плечами она, не отводя взгляда от дороги.

— На висках капли пота, дыхание прерывистое, руки сжаты так крепко, что белеют костяшки. Ты прилагаешь больше сил, чем обычно, чтобы сдержать обращение, либо взволнована из-за моего присутствия. Лично мне по душе второй вариант.

— От твоей эгоцентричности сводит зубы, — огрызается она и мысленно считает до десяти. У Питера потрясающее умение выводить ее из себя.

— Брось, Малия, мы одного поля ягоды. Смирись с этим наконец, — она не видит, но уверена, что он закатывает глаза. В его стиле. — Ты никогда не станешь частью этой стаи, потому что убивала, и никогда не поймешь их, потому что прожила больше половины жизни в шкуре зверя. Они не примут тебя такой, какая ты есть на самом деле.

— Я не буду марионеткой в твоих руках, — рычит она, сжимая кулаки так, что на сидение капает кровь.

— Что ж ты такая упрямая-то, — Питер бьет раскрытой ладонью по рулю. — Совершенно не слышишь, что я говорю!

— Ты всегда думаешь о своей выгоде, а грязную работу заставляешь делать других. Именно это ты и пытаешься провернуть со мной: сделать хорошо себе моими когтями. Не выйдет, папочка, — ядовито цедит последнее слово, и Питер вздрагивает.

Такого отпора он не ожидал, да Малия и сама слегка шокирована. Наверное, это полнолуние, хотя, возможно, все дело в усталости и стрессе. Не так важно почему, имеет значение другое: она что говорит, что думает без оглядки на последствия. Худшее, что он может сделать, — убить, а Питер не рискнет, слишком невыгодно делать это сейчас. Он молчит, и ее устраивает такое положение дел. Ругаться бессмысленно, хотя ближе к Мексике он еще наверняка попытается, но это будет позже. Пока она может наслаждаться тишиной.

— Переживаешь за них? — вдруг спрашивает он и берет ее за руку. Малия дергается и вырывается.

— Не смей. Меня. Трогать, — сквозь зубы.

— Ты же знаешь, как их спасти. Убей берсерков. Убей Кейт. Позволь зверю завладеть собой полностью.

Малия разворачивается к нему и скалится.

— Не тебе говорить, что мне делать. Особенно если ты так сильно этого хочешь.

— Если уберешь свои колючки, поймешь, что это выгодно всем.

— Веди машину, — отмахивается она.

Кажется, у нее получается справляться. По крайней мере, она почти убеждает себя, что дрожь по телу из-за злости, а не от его прикосновения. Почти. И это прогресс.

* * *

Когда все выходит из-под контроля, Малия в ярости. Той самой, неконтролируемой, к которой так призывал Питер. Вот только на него она и направлена. Она ждала подвоха, но не думала, что все будет так. Хотя это же Питер, он и сам себя предсказать не может. Но в этот раз Малия ему не позволит одержать верх. Неважно, что было раньше. Неважно, что будет потом. Она его остановит.

Она бросается на него как сумасшедшая. Вцепляется когтями в шею и уже хочет вонзить клыки, как он откидывает ее в сторону, словно тряпичную куклу.

— Поговорим об этом позже, милая, — ухмыляется, склонив голову набок, и Малию обрывает.

Глаза застилает кровавая пелена. Она толком не осознает, что делает. Отдаленно ощущает отголоски боли, будто и не слышала только что хруст собственных ребер. Адреналин захлестывает с головой, подчиняет тело. Питер не может так с ней обращаться. Не имеет права вести себя так с ее друзьями. Не должен относиться ко всем, как к игрушкам. Три мысли, без остановки крутящиеся в мозгу. В ушах звучит его издевательский смех, и она нападает.

Опрокидывает на землю, разрывает когтями одежду, вгрызается зубами в плечо. Кажется, даже вырывает куски мяса. Ею овладевают зверь, который защищает стаю. Кто, если не она?! Ни у кого не хватит либо решимости, либо силы.

Малия больше не увидит Питера. Не будет ждать подвоха. Не будет спиной чувствовать взгляд. Никто не прикоснется к ней без ее согласия.

— Вот ты и признала, что тоже монстр, — захлебываясь кровью, выдыхает он.

— Есть в кого! — рычит и заносит руку для последнего — смертельного — удара.

— Малия! — врезается в сознание оглушительный крик Лидии, которая остается в Бэйкон Хиллз. Как она может ее слышать?..

— Давай, милая, — будто и подбадривает Питер. — Покончи с этим.

Злость проходит как по щелчку пальцев. Она смотрит на распластанного под ней еле живого Питера и не понимает, как вообще смогла это сделать. Получается, она ничем не лучше него. Ничем… Но Малия не хочет быть такой же. Не хочет озлобиться на весь мир от одиночества и мстить каждому, кто осмелится сопротивляться.

— Ты больше никому не сможешь навредить, — бросает Малия и поднимается.

Вытирает окровавленные когти о шорты и уходит. Вряд ли кто-то сейчас будет с ней говорить. Позже. Они слишком ошеломлена. Она и сама помнит драку только вспышками. Ей нужно уйти. Позволить всем выдохнуть и осознать случившееся. Она хищник, но хочет быть человеком. Отчаянно пытается. Малия по-прежнему понимает Питера больше, чем кого бы то ни было из стаи, но отказывается быть как он.

Теперь у нее все получится, потому что она забирает силу Питера, становится выше него по иерархии койотов. Губы кривятся в улыбке. Из них двоих альфа — она. Питер больше не сможет сломить ее волю и навязать свои условия. Она даже позволит ему считать, что в какой-то степени это его заслуга.

Малия эволюционировала.