Когда горки были большими (джен)

— Я хочу играть в пехок, — мальчик, на вид лет трех-трех с половиной, упрямо волок за собой явно слишком большой и похоже слишком тяжелый для него мешок. — В пии-хок, — настойчиво и как можно отчетливее повторил он, видя недоумение своего взрослого спутника.

— Ну так мы туда и идем, — мужчина наконец сообразил, о чем речь, кинул взгляд вниз, на мешок, мол, не помочь ли, но ребенок замотал головой и только крепче вцепился другой ручонкой в большую ладонь. — На той площадке песочница есть, — свободной рукою он сдвинул на затылок кепку; день разгулялся вовсю, становилось даже уже жарковато.

Тот, кто вел за руку упрямого темноволосого мальца, был довольно высокий, сухой мужчина, явно очень немолодой, очень нездоровый; почти совсем седой, с кустистыми бровями и маленькими усиками, какие половина Европы носила в конце 30-х; с крупным, похожим на клюв хищной птицы носом — если честно, то нос его в этом районе никто бы не охарактеризовал иначе, чем здоровенный шнобель.

— Деда, там будет много детей, — заранее подосадовал мальчик. — Опять.

Носик внучка охарактеризовать можно было исключительно как маленький шнобелёк. И этим, пожалуй, семейное сходство и ограничивалось; ну, может быть, еще худобою, Черты лица деда были сами что ни на есть простецкими, даже грубоватыми — у внука, несмотря на детскую округлость щечек, угадывались уже и бОльшая резкость, и бОльшая тонкость.

— Ну так и хорошо — будет с кем играть.

— Нет, — ребенок снова помотал головой. — Плохо.

— Почему плохо? — удивился дед, — Плохо с детьми играть?

— Плохо.

— Да почему же?

— Они играют не так! Я хочу сам.

Дед, пожав плечами, собрался было предъявить какой-нибудь контраргумент, но как раз тут они вышли к детской площадке.

— О, песочница как раз свободна, — заметил дед. — Детей нет.

— А дяди и тети хидят! — ребенок указал на нескольких родителей, с колясками рассевшихся на скамейке рядом с песочницей, в одном из немногих мест, куда доставала тень от жидких, заморенных от фабричного смога деревьев. Впрочем, дяди и тети его особенно не волновали, и он вприпрыжку помчался туда, разок споткнувшись от тяжести мешка, и тут же вскочив, даже не отряхнув коленки. Он радостно запрыгнул внутрь и вывалил в песок все свои игрушки.

Дед между тем присоединился к компании взрослых, здороваясь со знакомыми. Некоторые обращались к нему «Мистер Снейп», некоторые — «Тед». Народу на площадке было много, детские голоса так и звенели в воздухе, смешиваясь с топотом ног и скрипом качелей. Сев увлеченно раскапывал в песке яму какой-то хитрой, одному ему понятной конфигурации. Благо «инструментов» было у него на любой вкус — совки, лопатки, ведерки и даже маленькая тачка с крутящимся колесом, согнутые, вырезанные и надежно сваренные из каких-то невероятных железяк. Тед Снейп работал автомехаником.

Солнце над площадкою шпарило, как, судя по названию, ему и полагается в воскресный день. Дети гонялись. Мамы судачили между собой, не забывая покачивать в колясках мелких. Мужчины отошли в сторону покурить.

— Тебе ж вроде как доктор запретил? — один из папаш, в рубашке с высоко закатанными рукавами, полувопросительно-полуиронически хмыкнул, распечатывая новую пачку.

— Запретил, честь по чести, — Тед Снейп вытащил из нагрудного кармана изрядно потертый жестяной портсигар. — А я ему говорю: тогда уж лучше есть запрети! Все равно в нашей забегаловке что ни возьми — подошва подошвой.

Курильщики захохотали.

Яма увеличивалась и начала принимать более-менее осмысленные очертания. Сев в песочнице был уже не один. По таинственному, но непреложному закону детских площадок, стоит кому-нибудь затеять новую игру, пусть даже и в одиночку, ее непременно подхватывают и другие — вот и сейчас в куче песка радостно копошились уже полдюжины ребятишек. Двое девчонок постарше затеяли уже настоящий замок… Сев страдальчески хмурился и морщился, наблюдая это вторжение, сводил темные бровки, когда кто-нибудь из детей, торопливо спросив «можно?», а то и без этого, подхватывал ведерко или совок, но ничего не говорил, и только иногда возмущенно восклицал: «Нельзя! Это стройка!» — загораживая свое строительство руками, когда чья-нибудь игрушечная машинка подкатывала слишком близко. Ярко-желтый пластмассовый самосвал скоро сделался звездою песочницы, все вперебой стремились с ним поиграть, как и с голубом девчачьим ведерком, разрисованным разноцветными бабочками. С одной стороны, это было хорошо, поскольку тяжелые и невзрачные железные принадлежности оказались забыты и потому вернулись в распоряжение к законному владельцу… но правильным образом играть в такой толчее становилось решительно невозможным!

— Нельзя сюда! Я строю! — в очередной раз возмутился он, когда какой-то мальчик попытался пристроиться со своей лопаткой чересчур близко. — У тебя глазов нет? Вот тут играй, — он перегнулся через свой котлован, обеими руками, ребром ладони, пытаясь обозначить в песке границу территории, — а тут стройка! — в этот момент край ямы пополз у него под коленками, и Сев плюхнулся на живот, прямо носом в песок.

Кто-то из ребятни захихикал, но Сев, поднявшийся на ноги, не замечая ничего вокруг, сокрушенно смотрел на свой загубленный труд… в черных глазенках блестели подступившие слезы. Он шмыгнул носом и, развернувшись, полез вон из песочницы, даже не сделав попытки реанимировать полуосыпавшийся котлован. Повесив голову, с вопиюще несчастным видом, ребенок побрел куда-то в сторону деревьев… и вдруг остановился, набредя на какую-то мысль, и, сунув руку в карман, просветленно воскликнул:

— Волшебная холь!

Найдись на этой площадке хотя бы один знаток античной истории, он непременно отметил бы, что это прозвучало почти как архимедовское «Эврика!».

Вдохновленный новой идеей, мальчишка помчался к свободной пока железной горке и мигом вскарабкался на самый верх. Тед Снейп, одном глазом приглядывавший за внуком, затушил сигарету и двинулся туда же — подстраховать. Горка все-таки была высоковата для трехлетки.

Северус вытащил из кармана пузырек темного стекла, открутил крышку и принялся высыпать его содержимое.

— Ну и зачем ты на горку песок сыпешь? — укоризненно поинтересовался дед. — Как теперь дети будут по песку кататься?

— Деда, это волшебная холь, — очень весомо сообщил Северус.

— Волшебная соль? — переспросил дед. — Ладно, пусть будет соль — но сыпать-то ее зачем?

— Это волшебная холь, — повторил мальчик, — чтобы горка тичезла!

— Исчезла? Горка?

— Да, горка тичезла.

Букву «с» ребенок пока что толком не выговаривал, а вот «р» получалось у него знатное, раскатистое.

— Понял, горка исчезла, — Тед Снейп покивал. — Но тогда зачем ты на нее лезешь? Она исчезнет — и ты ж тогда грохнешься.

Сев задумался, потешно хмуря бровки и бросая напряженный взгляд то на дедушку, то на сооружение у себя под ногами. В словах взрослого определенно был резон… однако и волшебная соль пока не оказывала видимого воздействия. Решение было принято в пользу безопасности. Северус спустился с горки.

— Давай-ка все это приберем, — старший Снейп, развивая успех, присел, чтобы отряхнуть нижнюю, пологую часть горки, наиболее засорившуюся. — Чтобы можно было нормально кататься…

Однако Снейп-младший с возмущенным воплем: «Нет! Надо волшебную холь!» — грудью кинулся на защиту своего дела, в самом прямом и буквальном смысле.

— Ну тогда ее надо и убирать волшебным способом.

Сев заинтересовался. Тед Снейп подобрал с земли весьма кстати валявшийся там обломок ветки, попутно отряхнув внуку майку, и указал «волшебной палочкой» на загрязненное место:

— Биббиди-боббиди-бу!

— Деда!

О, сколько всего было в этом коротком слове! Возмущение, снисхождение, упрек, гордость собственным знанием, понимание, готовность учить.

— Деда, не так!

Северус Снейп отобрал у дедушки палку, критически осмотрел ее и обломил пару торчавших сучков… и, наконец, удовлетворившись результатом, направил палочку на волшебную соль и со знанием дела произнес:

— Эанехко!

— Эонеско? — ворчал себе под нос Тед Снейп, смахивая на землю песок. — Что эта горка, в Румынию, что ли, переехала? Эй, Сев, стой, прекращай, мы же договорились! — чуть ли не закричал он, видя, что внук его уже наладился сыпать песок заново. Определенно, у Сева было совсем другое представление об их договоренности. — Не надо посыпать горку. Пусть стоит. Она людям еще пригодится. Вот лучше… мусор давай посыпем, пускай он исчезнет!

Новая идея пришлась Северусу по душе. И он, оглядевшись по сторонам и увидев валяющуюся пустую пачку из-под сигарет, радостно устремился к ней и вытряхнул на нее остатки содержимого своего пузырька. Явно ожидая немедленного исчезновения этой дряни — ведь предмет, валяющийся в неположенном месте, был значительно меньше горки и, следовательно, и исчезнуть должен был гораздо быстрее.

И это была проблема. Это действительно была проблема. Дед торопливо пытался сообразить, что делать…

— Сев, гляди, сова летит!

— Где? — Сев живо обернулся в ту сторону, и Тед быстро ногою откинул пачку подальше под куст. — Деда, нету совы! — промолвил мальчик со сдержанным укором, поворачиваясь обратно. — Это ворона… тичез! — вдруг счастливо завопил он, от возбуждения подпрыгивая на месте и хватая деда за руки. И действительно — там, где только что валялся мусор, земля была совершенно чистая и в полном порядке. — Деда, тичезло!

— Славный у вас мальчуган, мистер Снейп, — заметила c улыбкой проходящая мимо бабуля с коляской.

— Только хулиган — сладу нет, — Тед Снейп с гордостью погладил внука по спутанным темным волосикам.

А тем временем на кухне женщина с такими же темными волосами, прищурив глаза, пыталась рассмотреть, осталось ли что-нибудь в большом, темного стекла, флаконе. Оставалось, похоже, едва-едва на донышке.

— Неужто вся закончилась? — с сомнением говорила она самой себе. — Вроде же в прошлый раз еще полно оставалось…

Но факт оставался фактом. Что ж — проблема возникла, и ее требовалось решить. Тем более что сейчас было самое подходящее время: муж по причине выходного в пабе, ребенок гуляет с дедушкой… Эйлин Снейп сняла с полки тетрадь в потертой кожаной черной обложке и раскрыла ее на странице, где ее собственным острым наклонным почерком был написан заголовок: «Волшебная соль (для ликвидации мелкого мусора)».

* * *

— Подлить тебе чаю?

Тобиас Снейп, не отрывая глаз от газеты, подвинул к жене опустевшую чашку, придвинул обратно уже полную и шумно отхлебнул.

— Сахара, что ли, жалеешь? — проворчал он, протягивая руку за сахарницей. — Сколько раз говорить — чай должен быть сладким и крепким, как кирпич.

— Как кирррпич! — Сев, задумчиво производивший над своей овсянкой загадочные пассы ложкой, видимо, надеясь таким образом сделать ее хоть чуточку повкуснее, поднял голову и заливисто засмеялся. Отчего-то эта мысль ужасно его развеселила.

— Ешь живо! — буркнул отец. — Нечего до обеда рассиживаться. И не болтай ногами.

Сев уткнулся в свою тарелку, и некоторое время за столом слышались только постукивание чайных ложечек о края чашек да сопение Северуса, напихавшего себе полный рот каши.

— Ты только погляди! — Тобиас, дошедший до местных новостей, удивленно присвистнул. — Это ж от нас совсем рядом. Какие-то хулиганы ночью отпилили кусок детской горки.

— Совсем люди совесть потеряли, — Эйлин покачала головой, заглядывая мужу через плечо.

На черно-белой газетной фотографии видна была площадка и пострадавшая от неведомых вандалов горка, обрывающаяся в пустоту. Нижняя, пологая ее часть срезана была, точно ножом.

— Интересно, как это они умудрились? — Тобиас Снейп почесал в затылке.

Северус Снейп с невинным видом продолжал посыпать овсянку сахарными песком.