Крылья: Рождение (джен)

Я всегда любил футбол. С самого детства, с тех пор, как впервые увидел игру не по телевизору, а вживую. Мальчишечьи фантазии неизменно крутились вокруг футбольного мяча, а родителям несчетное количество раз приходилось выслушивать мое нытье и просьбы записать меня в секцию. День за днем я со всем упрямством, какое было, боролся с маминым убеждением, что спорт опасен, и маленькому мне там пока делать нечего. Но я играл во дворе. И каждый раз, выслушивая ворчание по поводу очередной ссадины, не забывал ввернуть, что на поле и с тренером наверняка безопаснее.

Хотя первым не выдержал папа. Да и, хоть я это понял гораздо позже, он всегда был на моей стороне и не высказывался лишь потому, что спорить с мамой почти бесполезно. Так уж вышло, что упрямством я пошел в нее. В итоге, ежедневный вечный непрекращающийся спор ребенка и строгого родителя сделал свое дело, повлияв на вынужденного слушателя. А на следующий день я уже нетерпеливо ерзал на сидении нашей машины в предвкушении. Папа не стал мелочиться и договорился с кем-то из своих друзей, что мне позволят заниматься в футбольной школе сильнейшего в нашем городе клуба. Ведь к тому моменту на официальный набор в группу мы уже опоздали.

Тогда мне было девять.

Тот день должен был стать для меня самым счастливым. Да что уж! Он казался таким с самого утра, и я был настолько рад, что даже не стал спорить с мамой и согласился выпить за завтраком неизменный стакан молока, от которого обычно воротил нос. А стоило нашей машине тронуться с места, как растущее во мне нетерпение и вовсе пересекло всякие границы. Я дергался туда сюда, метался от окна к окну и за первые несколько минут наверняка достал отца повторенным сотню раз вопросом: «скоро?».

Наверное, дергайся я тогда поменьше и веди себя спокойнее, ничего бы страшного не случилось…

Я помню лишь визг тормозов и то, как смазался мир, когда меня резко бросило вперед. А дальше темнота. Холодный мрак, совсем не похожий на сон. И развеялся он не теплым утренним уютом, а запахами лекарств и стерильности. Открывать глаза я тогда не хотел. Мной овладело странное чувство, и я изо всех сил пытался понять его, осознать, что же мне кажется таким неправильным. А потом услышал голоса. Разговор, который я никогда не забуду. И голос мамы, в котором отчего-то звучали безнадежные слезы:

— Вы уверены?

— К сожалению, это так, — другой голос, спокойный и грустный, я тогда еще не знал. — Простите, мы ничего не можем сделать. Поврежден позвоночник. Вряд ли он когда-нибудь сможет встать на ноги.

Они думали, что я сплю, и говорили чуть понизив голос, но я четко разобрал каждое слово. Я сначала не понял или не поверил… но тело уже проняло. Будто молния ударила. Странное оцепенение сходило на нет, а организм уже прекрасно знал, что же все это время было не так.

Я попробовал пошевелить ногами и не смог.

Я просто не чувствовал их.

А голос врача врывался в мое сознание, безжалостно добивая и руша все мечты.

«Он больше никогда не сможет ходить…»