Как ведьма с ведьмой (джен)

С Гитой Ягг Эсме была знакома с детства. Они, как теперь принято было говорить, общались. Проще говоря, Эсме и Гита жили по соседству, здоровались при встрече и изредка перебрасывались парой слов. Их матери(а особенно миссис Ягг) считали, что девочки дружат. Что думала на этот счет Гита, Эсме не знала. Не то что бы Гита была очень скрытной, скорее наоборот, она была слишком простой и понятной, чтобы ее персона могла заинтересовать будущую ведьму. Эсме стремилась к тайным знаниям, головокружительным возможностях, которые сулила ей магия. День, когда ее сестра Лили ушла из дома, стал худшим в жизни Эсме. Лили успела сделать выбор первой, став «плохой», не иначе назло. Эсме предстояло стать хорошей. Не важно, хотела она этого или нет, — равновесие должно соблюдаться. И вот Эсме Ветровоск, умница Эсме, ведьма в черт знает каком поколении, вынуждена была стать ученицей полуграмотной деревенской колдуньи. Когда Эсме, уже простившись с матерью, вышла за порог родного дома, она увидела Гиту, также с узелком, одетую в подозрительно черное платье.

— Привет, Эсме! — радостно воскликнула та. — Представляешь, к нам вчера заходила миссис Спектив, и она сказала, что я тоже ведьма и что она возьмет меня в ученицы!

— Замечательно, — процедила Эсме. В новости не было ничего необычного — женщины из семьи Ягг часто становились ведьмами.

— Жаль, что у ведьмы может быть только одна ученица, было бы здорово обучаться вместе, правда?

— Угу, — пробормотала Эсме. В этот момент она ненавидела Гиту всей душой. У этой бестолковой девчонки, в отличие от Эсме, был выбор.

В годы ученичества Эсме и Гита виделись лишь несколько раз, на свадьбах и поминках. А после того, как каждая из них получила свое владение, — и того реже. Вокруг Гиты, как всегда, увивались ухажеры, Эсме пыталась выбросить из головы Наверна Чудакулли — единственного, кто осмелился к ней подкатить, и сосредоточиться на ведовстве. Ведовство оказалось совсем не таким, как мечталось Эсме. Работа, работа, работа — и необходимость применять магию уже не радовала, ведь это означало, что дела идут хуже некуда. Власть, о которой мечтала Эсме, обернулась для нее своей обратной стороной — ответственностью, а единственным ритуалом, который она проводила, была подготовка к погребению. Единственной отдушиной для Эсме стало заимствование. Дело было не только в природной любознательности и ведьминских инстинктах(совать нос во все и повсюду, потому что если ты ведьма, в твоих владениях не может происходить ничего, что тебя не касается) Поначалу это было способом держать все под контролем. Потом — стало способом держать под контролем себя. Каждый раз, когда хотелось опустить руки или наоборот — поднять и наложить на всех какое-нибудь страшное проклятие, — Эсме заимствовала разум какой-нибудь птицы и взмывала ввысь. Глядя сверху на Ланкр, она находила правильным, что до последнего вздоха принадлежит этой земле. А вид маленьких домиков усиливал щемящее чувство, которое не давало Эсме оставить их обитателей наедине со своими бедами.

По-настоящему Эсме встретилась с Гитой Ягг лишь два года спустя того, как они обе встала на свой надел. Граница владений двух ведьм пролегала между деревнями Большой Зад и Малый Зад. Если бы не это обстоятельство, деревни давно слились бы в одну, но при существующем положении вещей такое было сродни государственной измене.

В эту ночь в Ширклифе должны были проходить Ведьминские Пробы. Они и проходили, только ни Эсме, ни Гита в них участвовали. Эсме — потому что сидела с умирающей миссис Дженингс из Большого Зада, а Гита — потому что принимала роды у миссис Эштон из Малого Зада. Поутру обе ведьмы одновременно(что неудивительно, ибо завтракали жители обоих Задов в одно и то же время, а меню у Эштонов и Дженингсов не отличалось) вышли из домов, расстояние между которыми, из уважения к границе, было на ярд больше, чем между просто соседними.

— Доброе утречко, Эсме! — приветливо разулыбалась Гита. За ее юбку цеплялось двое малышей, с любопытством пялившихся на незнакомую ведьму

— Здравствуй, Гита, — сдержанно отозвалась Эсме и, не удержавшись, кивнула на малышей. — Работа на дому, а?

— Нет, это мои, — Гита засияла, как начищенный таз. Эсме фыркнула. Как эта девчонка вообще стала ведьмой?

— Я думала, ты на Пробах, — продолжила тем временем Гита.

Пробы... Эсме и хотелось, и не хотелось туда идти. Хотелось, чтобы другие ведьмы знали ей цену, хотелось признания, уважения среди себе подобных. Но не хотелось сплетен, шепотков за спиной, ядовитых насмешек и тайных козней, а больше всего Эсме не хотелось показывать, что ей важно их мнение.

— Я как-то даже и не думала принимать участие, — солгала Эсме. — А тебе хотелось бы пойти?

Гита покраснела. И это ведьма!

— Я думаю, было бы здорово, — мечтательно протянула она. — На других посмотреть, себя показать. Да и вообще, на Пробах всегда весело... Но куда мне, с детьми-то. А вот тебе стоило бы поучаствовать! — вдруг с жаром заявила Гита.

— Почему это? — прищурилась Эсме. Прищур, кажется, удался на славу — Гита опустила глала и пролепетала:

— Я хочу сказать, ты такая сильная и столько всего знаешь, и потом, ты же Ветровоск.

— И что с того? — от безыскусной похвалы Гиты враз потеплело на душе.

— Ты только не обижайся, — Гита вскинула руки, словно успокаивая. _— Но ты Ветровоск и живешь одна. Здесь еще помнят твою бабку. Ты же знаешь, ведьмы помнят дольше людей.

— И, похоже, ведьмы помнят больше людей. Никто так и не доказал, что Алиссон почернела!

— Думаю, они бы хотели видеть тебя, чтобы убедится, что с тобой... ммм, то есть, у тебя все в порядке, — сбивчиво закончила Гита.

«О да, — мрачно подумала Эсме, — Когда я умру, они тоже захотят увидеть меня. Чтобы убедиться.»

— Так, значит, ведьмы боятся...? — медленно протянула Эсме.

— Они боятся не тебя, а твоего имени, — тихо ответила Гита.

«Дурочка, она думает, меня бы это расстроило» — Эсме усмехнулась.

— Наверное, ты права, мне стоит в следущий раз пойти на пробы, — небрежно согласилась она. «Я научу их боятся меня»

После этой встречи Гита и Эсме стали видеться чаще. Инициатива встреч всегда исходила от Гиты. Она то угощала Эсме яблоками из своего сада, то забегала спросить совета, то обсуждала очередного господина Ягга, то хвасталась детьми. Поначалу Эсме с неохотой принимала Гиту, подозревая, что та тоже заходит, «чтобы убедится». Но если выставить старую-новую подругу, это будет выглядеть так, как будто мотивы той ей небезразличны. И Эсме смирилась с ее визитами и даже вроде привыкла к ним. Порой она ворчала, что где это видано, чтобы ведьме в надел досталась еще и другая ведьма, но со временем стала по-своему ценить Гиту и ее дружбу. Гита не сердилась на грубость и холодный тон, не обижалась на подшучивания, никогда не скучала в обществе Эсме. Что еще более странно, Гита никогда не боялась ее, несмотря на то, что успела хорошо изучить подругу.

— Вообще-то, как раз поэтому! — говорила она, смеясь. Гита утверждала, что Эсме вовсе не злая, просто предпочитает творить добро неприятными способами. Эсме в глубине души надеялась, что Гита права, но все же как-то попросила ее помалкивать, чтобы не разрушать репутацию.

Годы шли, Гита оставалась такой же жизнерадостной, умудряясь находить эту радость повсюду и производить, казалось, из любого сырья. Эсме не слишком одобряла подобное поведение, но, в конце концов, ни один Ягг еще не спился, а что касается тех, кто скончался, — они знали, с кем связываются.

Как-то Эсме выпал случай узнать Гиту Ягг с новой стороны. Ведьмы отмечали десятилетие «восшествия на надел», как выразилась Гита. Эсме заметила, что подруга немного подавлена, но связала это с тем, что та в очередной раз овдовела пару недель назад. Эсме попыталась ободрить ее, но Гита только отмахнулась.

— Тебе хорошо говорить, Эсме, ты сильная. А я не такая, мне необходим кто-то, кто помогал бы отвлечься. Пусть последний господин Ягг был не очень-то хорош в этом отношении, но я могла хотя бы дубасить его, пока не полегчает. Не представляю, Эсме, как ты справляешься в одиночку.

— Справляюсь с чем? — спросила Эсме.

— Со всем, — махнула рукой Гита. — Живые, которые умирают, мертвые, которые никак не умрут, гнилые душонки...

— Заимствование, — коротко пояснила Эсме.

— Мне так и не удалось освоить эту премудрость, — кивнула Гита. Многочисленное семейство не оставляло ей время на тренировки.

— Знаешь, по тебе не скажешь, что ты не справляешься, — Эсме скептически оглядела подругу. Сама она словно бы высохла от постоянных хлопот, щеки впали, а лицо осунулось. — Цветущий вид, и хоть бы один седой волос!

— Ну положим, не цветущий, а плодоносящий, — возразила польщенная Гита. — Никто из Яггов не отличался худобой, сама знаешь. Ты бы видела, как меня разнесло, когда я носила Джейсончика! Я даже пиво пить перестала!

— И перешла на бренди, — усмехнулась Эсме.

— Тоже отличный способ расслабиться, — серьезно кивнула Гита.

— Ну да, и спиться.

— Ты что, у меня же дети! — замахала руками Эсме. — И вообще, я ведь Ягг.

Эсме кивнула. У всех Яггов была на редкость крепкая голова, как в прямом, так и в переносном смысле. Что Яггу промочить горло, то буйволу смерть — говорили ланкрцы.

— А волосы я крашу, — помолчав, тихо призналась Гита.

— Почему ты раньше не говорила? — спросила Эсме.

— А что, ты тоже хотела бы покраситься? — удивилась Гита.

— Зачем бы мне? Чтобы выглядеть сильнее? — Эсме скрестила руки на груди. Гита яростно замотала головой.

— Чтобы выглядеть моложе, — пояснила она.

— Мне это ни к чему, — отрезала Эсме. — Я не лошадь на скачках и не невеста на выданье. Я спрашиваю, почему ты ничего не говорила о том, что тебе нелегко.

— Ведьмы об этом не говорят, — пожала плечами Гита, набивая трубку.

— Тогда зачем сказала сейчас?

— Ты сама спросила, что такого я нашла в Винсе, чтобы так убиваться.

Гита выпустила несколько клубов табачного дыма(по крайней мере, Эсме надеялась, что он табачный. Молва ничуть не преувеличивала крепость головы Яггов)

— Ну да, я увлеклась. И знаешь, Эсме, раз уж речь зашла о трудностях, я хотела попросить тебя. Ханна Дженнингс со дня на день должна родить, а мистер Смит из Бешенного Дурностая совсем плох. Ты не могла бы посидеть с ним, когда меня позовут к Дженнингсам?

— А мистер Смит не мог бы поторопиться? — пробурчала Эсме.

— Он хочет дождаться сына, — кротко пояснила Гита.

— Не знала, что у Смитов из Дурностая есть сын, — удивилась Эсме. — Должно быть, он давно уехал?

— Ммм, — неопределенно сказала Гита. Должно быть, какая-то темная история. — Так ты посидишь с ним?

— Это как-то связано с тем, что ты мне сказала?

— Что? — Гита никогда не умела блефовать. — Думаешь, я просто хочу спихнуть на тебя черную работенку?

— Если нет, тогда почему бы мне не сходить к Ханне?

— К Ханне? — растерялась Гита. — Но, знаешь, это ее первые роды и она очень боится, да и я, по правде говоря, беспокоюсь...

— Гита. — С нажимом сказала Эсме. — Сколько раз я принимала у тебя роды?

— Эсме, ты что, подумала, что я не доверяю тебе? — пораженно выдохнула Гита. — Да Дурностай в три раза ближе Малого Зада!

— Ладно, я согласна, — проворчала Эсме, ни на миг не поверив подруге.

Миссис Смит, распахнув дверь, со страхом и недоумением уставилась на Эсме.

— Мир дому сему, — бросила Эсме, слегка поклонившись. Миссис Смит отшатнулась, пропуская ведьму.

— Добро пожаловать, миссис... мисс...

— Госпожа Ветровоск, — холодно сообщила Эсме, разглядывая жену Смита. Наметанный взгляд ведьмы без труда определил — восемь месяцев. Ждет сына, да? Ох, Гита...

— Не желаете ли поужинать, госпожа Ветровоск, — предложила миссис Смит, пытаясь загладить неловкость. В прихожую вышла ее старшая дочь и, охнув, почтительно присела.

— Мама? — встревожено шепнула она. — Мы разве что-то сделали?

Как правило, в чужой надел ведьмы вторгались, лишь защищая своих подопечных.

— Я пришла посидеть с мистером Смитом, — без обиняков заявила Эсме. Мать и дочь побелели — обе знали в каких случаях ведьмы приходят посидеть.

— Спасибо, госпожа Ветровоск, — миссис Смит поколебалась — кому охота встревать в свару между ведьмами! — и нерешительно добавила: — Но ведь наша ведьма — миссис Ягг.

— Миссис Ягг не сможет прийти и попросила меня. Но если вы имеете что-то против, — Эсме повернулась к двери, и миссис Смит торопливо преградила ей путь.

— Нет-нет, госпожа Ветровоск, как можно! Мы благодарны... Прошу вот сюда! — она распахнула дверь и, убедившись, что ведьма последовала за ней, воскликнула:

— Дорогой! Это госпожа Ветровоск, миссис Ягг попросила ее помочь тебе.

— Если вы не возражаете, мистер Смит, — чопорно добавила Эсме, входя в комнату.

— С чего бы это вдруг? — удивился мистер Смит. — Миссис Ягг не раз говорила, что если кто и сможет меня вылечить, то это вы, госпожа Ветровоск. Спасибо вам, спасибо, что согласились!

Он закашлялся и обессиленно опустился на подушку.

— Вылечить... — пробормотала под нос Эсме. Миг спустя она почувствовала: мистер Смит вовсе не умирал. Он, определенно, был тяжело болен, и, в общем-то, мог и умереть, будь на его месте другой человек. Но время мистера Смита еще не пришло. Гита не могла не знать, не могла не почувствовать. Любая ведьма определяла такие вещи с рожденья, для этого не нужно было учиться. Ох, Гита...

Домой Эсме вернулась лишь три дня спустя. Мистер Смит шел на поправку. Дальше Гита и миссис Смит справятся сами. Подруга зашла к ней несколько дней спустя, притащив в благодарность огромный окорок от Смитов и яблочный пирог от себя.

— У меня не было выбора, — с порога заявила она.

— Это у меня его не было! — возразила Эсме. — А вот ты! Ты же могла просто спросить совета.

— Тебе все равно бы пришлось бы взглянуть на него, — возразила Гита.

— Взглянуть! А не проторчать с ним три чертовых дня!

— Я бы не справилась, — Гита опустила голову. — Уже не справлялась. Болезнь побеждала, но его время еще не пришло. Наверное, он бы не умер, раз его время еще пришло. Он остался бы прикован к постели, и, может, лихорадка вовсе бы выжгла бы его изнутри. А его жена на сносях, у них три дочки, а теперь вот будет мальчик. Второй младенец ей ни к чему. Моя магия — другая, я не могла ему помочь. Все, что я могла сделать для Смитов, — позвать тебя. Я не буду за это извиняться.

— Никто и не просит, — фыркнула Эсме. — Но если хочешь, чтобы поверила тебе, изболь разъяснить мне, чем, по-твоему, твоя магия отличается от моей.

Она не слышала, чтобы ведьмы рассказывали о таком, но Гите придется это сделать, если она хочет, чтобы Эсме помогла ей в следующий раз. В следующий раз? Эсме даже испугалась того, что она подумала об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Это ж надо было так вляпаться!

Рассказ Гиты, к удивлению Эсме, занял немало времени. Она знала всю старую и темную древнюю магию, с полузабытыми ритуалами. Ей блестяще удавались заговоры. А еще Гита имела определенную власть над живыми соками. Она могла заставить дерево цвести или остановить кровь. Неудивительно, что она готовила такое превосходное бренди. И еще — об этом Эсме уже была известно — она была одной из лучших повитухой в мире.

Эсме набрала воздуха в грудь. Ответный ход был за ней.

— Будет лучше, если мы объединим усилия, — медленно предложила она. Гита вытаращила глаза. Кажется, никогда еще ведьмы не работали сообща. Но это не значит, что не стоило попытаться. — Например, ты будешь принимать все роды. Все, кроме своих, конечно.

— Я же и так... А-а! — сообразила Гита.

— А я возьму на себя случаи, вроде этого, — продолжила Эсме. Гита быстро сориентировалась.

— И покойников, — сказала она.

Эсме усмехнулась.

— Хочешь, чтобы ты ведала жизнью, а я смертью, а?

— Ох, я и не подумала, — смутилась Гита.

— Я помогу тем, кто не может уйти сам и тем, кому не помогут твои снадобья и заговоры. Неважно, выжить или умереть.

Самым трудным оказалось объяснить подопечным, почему у них теперь две ведьмы, и к кому бежать, если что. Сотрудничество двух ведьм пошло на пользу округе. А сами они могли заниматься тем, что у каждой получалось лучше всего и становится в этом еще лучше. Поначалу казалось, что лучше двум ведьмам не переходить друг другу дорогу. Но однажды Эсмеральде Ветровоск пришлось пользовать человека, попавшего под почтовую карету. Эсме полагала, что если заставить беднягу лежать смирно, постоянно выбирая боль, то кости рано или поздно срастутся, а раны заживут. Но против внутреннего кровотечения она была бессильна. Пришлось звать Гиту, чтобы та заговорила кровь и уняла воспаление.

— Знаешь, — сказала Гита, когда ведьмы уже пили чай, — у миссис Стивенс будут близнецы.

— Превосходно, — отозвалась Эсме.

— Один из них крайне неудачно расположен, — сообщила Гита, — и именно он должен родиться первым.

— Уверена, ты ему поможешь.

— Будь он один, я бы тоже была уверена. Но поскольку их двое, будет здорово, если я смогу перевернуть его так, что он пойдет ножками. И сделать это надо быстро, не то его брат задохнется. Послед, скорее, всего отслоится во время переворота.

— Да, нелегкая работенка тебе предстоит.

Гита взглянула на их общего пациента, неестественно спокойного.

— Миссис Стивенс выживет, если ты уберешь боль.

— Что-то не так с твоими травками?

— Я думаю, их будет недостаточно. А если дать больше, она уснет, а мне нужно, чтобы рожала.

— Ладно, — пожала плечами Эсме. — Нужно, значит, родит.

После того, как миссис Стивенс благополучно разрешилась двумя мальчиками, Гита и Эсме больше не делили пациентов, только обязанности.

Пятнадцать лет спустя ведьмы сидели на кухне и дегустировали укипаловку — вершину самогонного искусства Гиты.

— С вишневым послевкусием, — гордо заметила Гита, протягивая стакан подруге.

— На какие глупости тратишь время и талант, — вздохнула Эсме, тем не менее, и не думая отказываться от угощения.

— Сказала женщина, которая пыталась заимствовать разум пчел.

— Это другое, — возразила Эсме.

— Ну конечно, куда нам. Кстати, знаешь, что тебя за глаза называют Бабушка Ветровоск?

— А еще Ланкрской Ведьмой, — кивнула Эсме. — Как будто я единственная ведьма в Ланкре.

— Ну подозреваю, это значит, что прочие тебе и в подметки не годятся.

— Так оно и есть, — спокойно подтвердила Эсме.

— Ты и правда так считаешь?

— Не представляю, зачем бы мне подметки из ведьм. Но Бабушка! У меня даже детей нет, не то что внуков!

— Я думаю, Бабушка значит, что ты вроде как всеобщая бабушка теперь, — неуверенно предположила Гита. — Вот когда ты говоришь «бабушка», то о чем думаешь? О, прости, это был неудачный пример. Бабушка — это значит забота, мудрость.

— Как мило. А я-то думала — это значит старая карга, — усмехнулась Эсме, забавляясь смущением подруги.

— Зависит от того, кто и как говорит, — не думала сдаваться Гита.

— Пожалуй, я не против быть бабушкой, — задумчиво сказала Эсме, — но никто ж не поверит. А Ланкрская ведьма — значит ведьма для всего Ланкра, так, по-твоему, выходит?

— Как-то так, да.

— Наверняка это ведьмы придумали, чтобы свалить на меня свою работу. Что ж они тебя-то забыли? В одиночку я никогда бы не стала тем, кто я есть.

Гита всхлипнула и начала яростно тереть глаза краем рукава. Видимо, это было единственным способом получить из них слезы.

— Ты должна была сказать «я тоже», — раздраженно заметила Эсме. — Будем считать, что так и было. Так какое прозвище у тебя?

— Нянюшка Ягг, — скромно сказала Гита. — То же, что бабушка, за исключением мудрости. Но я, в общем-то, не возражаю. Мне даже приятно.

— И все? Я полагала, должно быть что-то вроде «Ланкрская знахарка» или «Ланкрская повитуха». Наверное, тогда «Ланкрская ведьма» — это за мой характер.

— Эсме, не прибедняйся. Ты самая сильная ведьма, тебе ли не знать.

Эсме только хмыкнула. Она и правда была самой сильной ведьмой, не уступала ей разве что Гита. Но они были сильнее не в том смысле, который вкладывали в это все остальные. Люди считали, что ведьма тем сильнее, чем заметнее ее магия. На самом деле они с Гитой были сильнее, потому что их магия была нужнее. Гиту считали более слабой, потому что лечение травами и повивальное дело, в общем-то, не было магией. Это было волшебством.