Пылающий огонь (гет)

И вот с этого момента... моя жизнь снова изменилась. Мне сейчас сложно вспомнить, что же стало причиной. Помню, как мы втроем (ах да, и Кингсли) рванули к Сириусу в Мунго. Помню, как наша радость от окончания войны наслоилась на радость от возвращения Сириуса... но даже несмотря на это, те дни были далеки от того, чтобы стать по-настоящему счастливыми.

Сириус смог воскреснуть из мертвых, но его лучшему другу подобное было не по силам. Гибель Ремуса и Тонкс сильно повлияла на Сириуса, лишив его львиной доли жизнерадостности. Совсем не этого мы ожидали от него, буквально вернувшегося с того света.

Казалось, когда человек чудом избегает смерти, он должен радоваться и благодарить судьбу, что смог обмануть Вечную госпожу, но сомневаюсь, что Сириус хотя бы на сотую долю секунды ощутил радость из-за своего спасения. Думаю, он воспринял это возвращение как некое подтверждение тому, что молодость безвозвратно ушла. В его душе после побега, я знаю, всегда жил тот дерзкий молодой парень, загремевший в Азкабан после смерти лучших друзей, но теперь, когда он вернулся из объятий смерти, тот сорвиголова бесследно исчез. В нем не осталось ничего от того, кем он был раньше, ни единого намека на того человека, с которым мы были когда-то знакомы.

Он был последним из Мародеров; последним, оставшимся в живых.

Сириус мужественно держался на похоронах лучшего друга: его лицо было непроницаемым, и все чувства прятались под маской аристократического равнодушия. Я держала Тедди на руках, ведь Андромеда была на грани обморока, и постоянно ловила себя на том, что невольно скашиваю глаза, пытаясь посмотреть на Сириуса. Он сидел между мной и Гарри и молча наблюдал за церемонией прощания. Гарри, не стесняясь, плакал, но лицо Сириуса не выдавало ни единой его мысли. Так было ровно до тех пор, пока он судорожно не ухватился за мою руку, и только тогда я смогла в полной мере осознать, насколько плохо ему было, насколько глубокая скорбь скрывалась под его бесстрастной маской.

Ремус, как его жена и многие другие из погибших в Последней битве были похоронены на берегу Черного озера, где уже высилась белая мраморная гробница Дамблдора. Это место стало неким мемориалом всем тем, кто отдал свои жизни ради спасения волшебного мира от страшного монстра. И когда церемония подошла к концу, я вручила Тедди его бабушке и оглядела всю толпу, ища знакомую фигуру Блэка. Такого со мной еще никогда не бывало, но почему-то именно сейчас мне казалось, что ему как никогда был нужен кто-то рядом.

— Вы готовы к возвращению на Гриммо? — осторожно спросила я, не зная, с чего начать разговор.

— Вряд ли я вообще когда-нибудь буду готов туда вернуться, но мне придется, ведь я должен, — немного сбивчиво ответил он, глядя куда-то вдаль.

Остановившись рядом с ним, я проследила за его взглядом и наконец поняла, что так сильно захватило его внимание. Солнце, скрывшееся за тучами, зажгло в небе радугу, самую яркую из всех, что мне доводилось видеть. Оранжевый, розовый, фиолетовый и синий… оттенки были настолько красочными, что завораживали своей необычностью. Но в этот день у меня не хватало сил радоваться столь дивному явлению природы. И, вслед за Сириусом переведя взгляд на озеро, я залюбовалась отражением царящей высоко в небе красоты.

— Знаете, это озеро было названо в честь моего предка, — наконец заговорил он.

— Правда? — удивилась я, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из Истории Хогвартса.

— Да, — отозвался Сириус. — Один из моих предков, живущий сотни лет назад, носил имя Ориона Блэка. Говорят, он влюбился в магглорожденную ведьму Жанетт... думаю, она была нормандкой. А когда моя семья узнала о том, что он хочет на ней жениться, они выдали ее маггловскому сброду, который и обвинил ее в колдовстве. Жанетт была в бессознательном состоянии, когда ее потащили на казнь, и не смогла воспользоваться чарами заморозки, чтобы погасить огонь. Ужасная смерть. А когда Орион узнал, что его любимая погибла, он приехал сюда, на то место, где они впервые встретились, и утопился в озере.

Сириус горько рассмеялся.

— Показательный пример того, что будет, если рискнешь пойти против семьи.

Мне стало жаль его. Он выглядел настолько потерянным, что я поняла — этой историей он еще никогда ни с кем не делился. Сириус ненавидел свою фамилию, свое происхождение, кровь, текущую в его венах. Он ненавидел абсолютно все, что связывало его с бесконечной чередой жестоких предков. Но если Сириус и был Блэком по крови, то по восприятию окружающего мира, по своим стремлениям он был совсем другим.

Откашлявшись, я попыталась сгладить ситуацию:

— Но подобного больше ведь не случится, верно?

Взгляд его уставших глаз остановился на мне, и только тогда он спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Вы последний из Блэков. Теперь вы выбираете, что и как будете делать, больше никто не сможет вам указывать и навязывать свои правила. И вы должны с гордостью носить свою фамилию, Сириус, ведь только вы будете в ответе за грядущие поколения Блэков.

— Я не знаю, с чего начать, — хрипло признался он, выглядя невероятно потрясенным и одиноким. Интересно, бремя долга хоть когда-то спадало с его плеч?..

— Для начала, — предложила я, — верните Андромеду в семью и признайте Тедди. Затем восстановите свои права в Визенгамоте и проголосуйте за те законопроекты, которые помогут адаптироваться магглорожденным и полукровкам в обществе. Попытайтесь преодолеть те архаичные взгляды, что царят в волшебном мире. И когда семья Блэков будет большой, вы сможете научить их, что значит жить без предрассудков. Убедитесь, что каждый из ваших детей будет счастлив и любим, и только тогда, Сириус, вы сможете в полной мере отомстить предкам за все. Поступив так, вы сможете стать лучше и добиться большего; того, о чем они никогда даже не осмеливались мечтать. И когда ваша фамилия станет синонимом благородной силы и добра, ваши предки окончательно потеряют над вами власть.

Сириус повернулся, удивленно смотря на меня, словно видел впервые.

— Сколько вам лет? — спросил он, и мне показалось, что я услышала в его голосе скрытое волнение.

— Восемнадцать, — отозвалась я. — Вернее, будет девятнадцать через несколько месяцев.

— Тогда откуда, мисс Грейнджер, вы знаете так много? — в его голосе появились ироничные нотки.

— Повезло, наверное, — улыбнулась я. И это было правдой. Я повзрослела очень быстро, но сейчас не стоило рассказывать об этом. Было слишком поздно менять решения, а потому я произнесла: — Знаете, — мой голос стал чуть хриплым, — я недавно была в Австралии.

— Хотели вернуть родителей? Да, я слышал об этом, — отозвался Сириус, улыбнувшись, и его лицо смягчилось. Странное это было ощущение, словно весь мой мир внезапно стал ярче от одной только его улыбки. — Наверное, им понравилась волшебная страна Оз, да? Поэтому они не захотели возвращаться?

У меня вырвался горький смешок.

— Нет, они вернулись. Просто не ко мне. Мои родители весьма любезно не стали сообщать мне, что как дочь я им больше не нужна. Ну да, как бы они мне это сказали? Ах, Гермиона, мы пытались мириться с твоими странностями столько лет. Мы с трудом, но пытались понимающе относиться к тому, что ты выбрала иной мир, что рисковала ради него своей жизнью, но когда ты отправила нас на край земли, ты раз и навсегда показала, что ты выбрала. Мы не можем принять или одобрить твой выбор. Но это твоя жизнь, дорогая.

Он повернулся ко мне: глаза его были темными. И в какой-то момент я поняла, что он как никто другой мог понять меня и то, как это больно — быть лишним в собственной семье.

— Мне казалось, что они приняли ваше желание быть волшебницей.

— В каком-то смысле, наверное, приняли, — я пожала плечами. — Это похоже на то, как если бы в семье был ребенок нетрадиционной ориентации. Сначала родители пытались всем своим видом показать, что все в порядке. И какое-то время так и было. Но по мере того, как я взрослела, лишний раз находилось подтверждение тому, что порядка нигде на самом деле и не было. И, думаю, мое решение отправить их в Австралию поставило финальную точку в наших отношениях.

— Люди боятся того, чего не могут понять, — сказал Сириус.

— Да, — слезы навернулись у меня на глаза, и я почувствовала, как теряю контроль, — но они же мои родители! Они должны любить меня! Магия ведь передается на генном уровне. Это ведь из-за их наследственности я такая! Почему же они меня обвиняют в этом?

Сириус молча придвинулся ко мне и крепко обнял.

— Я не знаю, что такое гены, и не могу понять, почему некоторые родители так ведут себя, но мне прекрасно знакомы те чувства, что сейчас царят в вашей душе, — голос его доносился сквозь мой плач, полный боли. — Вы говорили об этом Гарри с Роном?

Я отрицательно качнула головой.

— Почему?

— Они бы стали жалеть меня, — прошептала я. — Пусть лучше думают, что у меня все хорошо, и верят в ту ложь, что я им рассказала.

Сириус немного отстранился, продолжая крепко меня обнимать. Вытерев мои слезы, он ободряюще улыбнулся:

— Вы намного сильнее меня.

— Вовсе нет, — шепнула я в ответ. — У меня даже нет смелости сказать Рону, что он никогда не станет мне кем-то ближе, чем брат. Я ничтожество, трусиха.

— Ошибаешься, — решительно заявил он, переходя на «ты». И это его слово было настолько однозначным, что у меня даже не хватило сил запротестовать. — Ты самая храбрая из всех, кого я встречал. И Гарри... всем нам очень повезло с тобой. Я не могу сказать, насколько важен для меня тот факт, что ты никогда не бросала его, всегда оставалась на его стороне на протяжении всех этих лет. Ты одна из лучших волшебниц, которых мне доводилось встречать, и я говорю совсем не о магии. В тебе есть природная доброта, Гермиона, и ты гораздо сильнее, чем думаешь.

Даже сейчас я не знала, что заставило меня тогда так поступить. Возможно, выражение его глаз, та отчаянная убежденность и вера в только что произнесенные слова. Возможно, тот факт, что меня обнимал мужчина, словно вышедший из самых смелых моих грез. Возможно, то, что в нем сошлись все те черты, которые так отчаянно привлекали меня в прочитанных мною романах — смелость, сила и чарующая красота. Или, быть может, это просто был момент моей слабости, когда я перестала контролировать себя и свои поступки.

Встав на цыпочки, я легонько прижалась к его губам. Я чувствовала его удивление и то, как он попытался отступить, но опередила его — скользнула ладонями по его рукам, после чего мягко коснулась пальцами его лица. И Сириус замер. Мои губы едва двигались, и я отчаянно пыталась придумать, как же мне быть дальше, что делать, только бы он не отстранился, и тогда-то он перехватил инициативу. То, что было невинным прикосновением, сменилось агрессивным натиском страсти и отчаянного желания. Забыв обо всем, он крепче прижался к моему рту, скользнул языком по губам, приоткрывая их и проникая внутрь, касаясь моего языка своим. Он взял мое лицо в ладони, и, когда я не смогла сдержать стон, только крепче прижал меня к себе. Ему было тридцать семь, мне — восемнадцать, и на свете существовала мерлинова дюжина причин, почему нам бы следовало остановиться, но мне было абсолютно наплевать на них. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного — страсть и странную потребность в другом человеке. Его руки удерживали меня, а его рот... он открыл для меня новые, доселе невиданные мною горизонты наслаждения. Сириус был требовательным, и мне не оставалось ничего иного, как подчиниться.

Мои пальцы покалывало от захватывающих дух ощущений, и я чувствовала, как стремительно слабеют колени, но Сириус только обнял меня за талию, помогая устоять на ногах. Наши языки танцевали какой-то странный опьяняющий танец, а мягкая бархатистость его рта манила меня со страшной силой. Прижавшись к нему еще ближе, я отчаянно жалела, что нас разделяет бесчисленное количество слоев одежды. Никогда раньше мне не доводилось представать обнаженной перед мужчиной, но сейчас был именно тот момент, когда я готова была раздеться до нижнего белья, прямо здесь, на берегу Черного озера. Просто я знала, что отчаянно нуждаюсь в этом человеке, с его страстью, которой я бы никогда не смогла пресытиться. И сейчас я могла только вернуть поцелуй, отвечая с той же пылкостью. И, чувствуя доказательство его желания, я принимала это спокойно, без излишней суетливости или испуга. И пусть я была девственницей, было что-то восхитительное в осознании того, что именно Сириуса Блэка я хотела видеть своим первым мужчиной. То, что сейчас творилось между нами, можно было бы назвать химией страсти, объединившей нас, еще недавно чужих друг другу людей.

И когда он наконец-то смог оторваться от моих губ, то с трудом прошептал:

— Нам не стоило этого делать... — сердце пропустило удар, на какой-то миг я поверила, что он отвернется от меня и уйдет. Неужели его никак не тронуло то, что сейчас было между нами? Мне казалось, что я родилась и умерла за сотую, тысячную долю того мгновения, в течение которого наши губы касались друг друга. И я мечтала о нем... нет, я нуждалась в нем. Он был мне необходим. — ...Но я рад, что так произошло, — прошептал он, заканчивая свою мысль.

Я смотрела в его потемневшие от страсти глаза и не могла насмотреться. Обхватив ладонями его лицо, я мягко поцеловала Сириуса раз... и еще раз.

— Может быть, для кого-то это и неправильно, но только не для меня, — шепнула я в ответ.

Он улыбнулся, и его губы вновь накрыли мой рот.