Перед рассветом (гет)

На улице зло воет ветер, колючими ледяными пальцами забираясь под куртки редких прохожих. Тусклый свет луны теряется среди уличных фонарей, нехотя скользя по покатым крышам домов и пропадая в ржавых водостоках. Где-то хлопает окно, и звук бьющегося стекла на мгновение рвёт напряжённую тишину вечера.

Тина плотнее кутается в тёплое стёганое одеяло и бросает взгляд на неспешно кружащийся в воздухе циферблат. На прикроватном столике ждёт маленький пузырёк с зельем сна без сновидений, но Тина не торопится добавлять его в остывшее какао.

Она сидит на кровати, подложив под спину подушку, и невидяще смотрит в открытую книгу. Она не помнит, о чём говорилось в предыдущей главе, не помнит главных персонажей. Книга — всего лишь прикрытие для того, чтобы снова и снова воскрешать в памяти произошедшее.

Тина уже не помнит, когда в последний раз засыпала сама: уже несколько месяцев у неё постоянная бессонница.

Несколько месяцев, которые кажутся годами, с тех пор, как сбежал Гриндевальд.

Это было понятно с того самого момента, как его заключили под стражу. Уж больно невозмутим он был, уж больно насмешливо улыбались его глаза. Не прошло и недели, как в подземелья МАКУСА ворвались его сторонники, убивая подвернувшихся под руку сотрудников. В ту ночь погибло тридцать два волшебника.

Можно ли было это предугадать? Да. Предотвратить? Нет.

Гриндевальд безумен, но его сторонники гораздо, гораздо хуже. Они символично называют себя Служителями Смерти. Люди, которым нечего терять, которым всё равно, что с ними будет — их число росло с каждым днём, в то время как остальной магический мир Америки один за одним терял своих бойцов.

Тина переворачивает страницу и смотрит на расплывающиеся буквы.

С континента постоянно приходят тревожные вести, настолько часто, что к ним привыкаешь, как к утреннему кофе. Кровавый след Гриндевальда всё крепче связывает Англию и Америку, и смуглая кожа Пиквери на очередном экстренном собрании кажется особенно серой.

Введены комендантский час и обязательный патруль, но это всего лишь жалкие попытки хоть как-то остановить неизбежное. Люди Гриндевальда не чтут законы, убивая прямо на улице, на глазах у немагов.

Обливиэйт становится самым популярным заклинанием месяца.

Нью-Йорк затягивает паутиной страха; на домах столько защитных заклинаний, сколько раньше позволяли себе только банки. Простое осознание того, что утром выйдя из дома ты можешь не вернуться, впаивается в самую душу, и становится уже как-то даже всё равно. Смерть коллеги потрясает — но не так сильно, чтобы потом отказаться от ужина.

Тина понимает, что Гриндевальд ломает их жизни, даже не принимая в этом прямого участия.

Письма из графства Дорсет сначала приходят регулярно, и Тина так же регулярно отправляет длинные ответные послания. Как продвигается работа над книгой? Как там Нюхлер? Вылупились ли маленькие Оккамии?

Имя Гриндевальда в их переписке не появляется ни разу.

Во вторник вечером Тина аккуратно разрезает плотный конверт и достаёт исписанные резким почерком листы, с улыбкой разглядывая маленький отпечаток чьей-то лапки на одном из уголков. Она набрасывает мягкий плед на колени и удобнее устраивается в кресле, приготовившись узнать новые подробности о жизни Мурлокомля — в предыдущем письме Ньют писал, что нашел его в лесах Скандинавии.

Впрочем, через секунду письмо забывается: появившийся патронус бесконечно усталым голосом Грейвза сообщает о новой стычке на углу Гров-стрит и Форест-авеню. Снова Бруклин, снова Риджвуд — что там забыл Гриндевальд, непонятно, но нападения на авроров там происходят гораздо чаще, чем по всему остальному городу.

Тина в мгновение ока натягивает свои любимые широкие штаны, сверху — растянутый свитер и тёплое пальто. Найти шапку она уже не успевает, поэтому просто наматывает на шею вязаный шарф, надеясь, что схватка не займёт много времени.

Раньше такие вызовы отзывались тревогой и страхом; сейчас Тина чувствует лишь глухое раздражение.

Куинни выглядывает с кухни. Левый рукав её домашнего платья испачкан в муке; тонкие брови почти обиженно хмурятся.

— Вернусь, — бросает Тина, с хлопком исчезая из комнаты, и Куинни запоздало шепчет «Осторожнее», поправляя упавший на пол плед.

Последующие полчаса Куинни не находит себе места, рассеянно колдуя над новым платьем, нечаянно пришивая рукав другой стороной. Именно так теперь проходят их вечера, и ей пора бы уже привыкнуть.

Тина забывает ответить Ньюту: на следующий день их отряд отправляют в Стэмфорд, оттуда — в Вудбери, и когда через неделю она возвращается, то спит четырнадцать часов подряд, не думая ни о чём. Куинни смотрит на её макушку сквозь приоткрытую дверь, а потом поспешно закрывает створку: с некоторых пор она предпочитает не читать мысли сестры.

Тине снится что-то тёмное и давящее; дышать тяжело, будто над ней толща воды. Она видит убитого ею приспешника Гриндевальда, гримасу ненависти на его чисто выбритом лице; в ушах отдаётся противный хруст костей, когда он ударился о кирпичную стену дома.

— Ради общего блага, — хрипит он, кашляя кровью, и Тина во сне снова добивает его невербальным.

Ньют получает сухой ответ через полтора месяца вместо положенных двух недель.

Тина переворачивает ещё одну страницу и делает глоток холодного какао. Рёбра противно ноют, когда она делает особенно глубоких вдох: её сегодня знатно приложили об асфальт. Если бы не Грейвз...

Если бы не Грейвз, Куинни ночевала бы одна эту и последующие ночи.

Она пряталась за широким мусорным баком, отбиваясь от двух Служителей; на соседней улице Вуд прикрывал раненого Уорда, поэтому помощи от них ждать не стоило. Но несколько месяцев существования в аварийно-военном режиме не прошли даром: Тина существенно повысила свой уровень владения палочкой, и сейчас она находила ситуацию вполне решаемой: надо только выгадать момент, чтобы выпустить фантом и, перекатившись на другую сторону переулка, бросить в людей Гриндевальда Экспульсо и вернуться обратно за мусорный бак.

Она продумала всё до мельчайшей детали и предусмотрела всё, кроме одного: что кто-то зайдёт с тыла.

Ей в спину летит Эварте статум, и мокрый асфальт вышибает весь воздух из лёгких Тины. Палочка откатывается куда-то в сторону. Рядом раздаётся безумный хохот одного из Служителей, и Тина отчётливо слышит «развлечемся» в их коротком диалоге. Она до крови кусает губу: не паниковать.

Не паниковать.

Она ищет глазами палочку, одновременно заходясь в натужном кашле: воздух упорно не хочет возвращаться обратно в лёгкие.

Тяжёлые шаги — не паниковать! — совсем близко, когда Тина слышит хлопок, а потом — звук трёх падающих тел. Она снова с надрывом кашляет и с хрипом втягивает живительный воздух, пытаясь встать хотя бы на четвереньки.

Знакомый терпкий запах окружает её, когда Грейвз опускается на колени рядом с ней и бережно поддерживает за локоть. Она садится прямо на асфальт, не переставая кашлять, чувствуя, как холод расползается по телу.

Тина бессмысленно смотрит перед собой, стуча зубами и не моргая: осознание того, что с ней могло произойти, безжалостной волной накрывает её с ног до головы.

Грейвз молчит, а потом, поколебавшись, притягивает её ближе, осторожно прижимая к своей груди.

— Тина, всё в порядке, — шепчет он, и его дыхание греет волосы Тины. — Всё в порядке.

Ничего не в порядке, и они оба это знают.

Грейвз сам давно уже не в порядке. После того, как его полумертвого обнаружили в разрушенном подвале заброшенного здания, он около месяца провалялся в больнице, а потом вернулся обратно в МАКУСА. В его волосах изрядно прибавилось седины, морщины паутиной затянули ещё совсем не старое лицо, а на правой скуле появился тонкий, будто от стилета, шрам, тянущийся от виска почти до уголка рта. Иногда Тина замечала, как на собраниях он, опустив взгляд вниз, разглядывает свои дрожащие руки, сжимая и разжимая пальцы.

Одного из мизинцев у него больше нет.

Тина крепче прижимается к груди Грейвза, щекой чувствуя холодные пуговицы жилетки. Он гладит её по плечу, продолжая говорить что-то успокаивающее, и паника вдруг действительно отступает. Тина делает глубокий вдох и прикрывает глаза, не чувствуя, как Грейвз осторожно перебирает пальцами пряди её волос.

Тина слышит, как неровно бьётся сердце Грейвза.

Тина думает, что, наверное, всё и правда будет в порядке.

Перед рассветом ведь всегда темнее.