Постулат (джен)

Опустились нежные летние сумерки. По небу летали суетливые и громкие птицы.

Хината сжала ладони Наруто в своих руках.

— Не нужно, — мягко попросила она, — это просто травма…

Узумаки отстранился и ласково посмотрел на жену.

— Прости… я не могу больше.

Хината вздохнула и опустила взгляд.

— Ты многое пережил, — медленно сказала она. — Психологическая травма вполне объяснима.

Наруто покачал головой.

— Сон, как феномен, плохо изучен, — продолжала Хината, будто уговаривая. — Люди часто путают реальность и мир сна, это…

Где-то отрывисто и звонко засмеялась Химавари. Разговор оборвался.

Сквозь большое окно видна была неестественно светлая улица, будто плавающая в нежной дымке.

Уже дремал небольшой пруд: поверхность его оставалась спокойна и напоминала кусок стекла.

— Постоянно, — хрипло заговорил Наруто, потирая затылок, — мне постоянно снится, что я просыпаюсь на поле боя. Что это все…иллюзия.

Хината вздрогнула, сжимая пальцами края белого свитера.

— Я настоящая, — она слабо улыбнулась и тронула Наруто за руку.

Он не смотрел на нее.

— Мне постоянно кажется, что я должен…должен идти, спасать моих друзей. Что это все… — Наруто сильно нахмурился, шумно втянул воздух и проговорил: — … обман.

Ласковый летний вечер таял. Сладко пахло скошенной травой и жареным луком.

— Я был так счастлив все эти годы.

Хината снова улыбнулась. Она умела так по-особенному улыбаться, что у Наруто сердце сладко вздрагивало.

Но в последнее время и это ощущение стало казаться иллюзорным. Самые святые и сокровенные воспоминания теперь отравлены были сомнениями.

— Как и я.

Хината любила в муже абсолютно все и до сих пор не могла поверить собственному счастью.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, Наруто, — спокойно сказала она. — Если это собрание тебе нужно — я поддержу тебя.

Узумаки облегченно выдохнул и с благодарностью посмотрел на жену. Поднялся неловко, коснулся влажными губами бледной щеки и вышел из дома.

Хината так и осталась сидеть на кухне, размышляя о паранойе своего супруга.

«Ничего страшного», — думала женщина.

Она знала, что сможет сохранить семейный очаг, оберегая его от любых неблагоприятных воздействий.

В отличие от Саске Учихи, который, казалось, появился на свет лишь за тем, чтобы все усложнять и сбивать людей с дороги, Хината предназначалась для сглаживания углов и упрощения жизни.

Саске медленно погладил ястреба, взмахнул рукой, наблюдая, как птица стремительно летит прочь.

В конце переулка мелькнула Сакура, и Учиха с некоторой досадой осознал, что сейчас она подойдет к нему.

Но Харуно только помахала ему рукой и счастливо улыбнулась.

Она не мучила его, не требовала жить вместе. Саске был удивлен, но благодарен. Причин для недовольства не существовало. У него подрастала прекрасная талантливая дочь, которую он видел не слишком часто.

«Не такая уж и беда».

Учихе нравилось его одиночество. Нравилось спокойно рассуждать, живя воспоминаниями о самом счастливом времени его жизни.

Он вздрогнул и отогнал тяжелые мысли прочь, вспоминая, зачем он здесь.

Наруто сказал ему прийти.

«Приезжай. Мне нужна помощь» — гласила коротенькая записка.

Одна строчка, написанная очень неровно, произвела на Саске сильное впечатление. Наруто считал его своим соперником, но решился так открыто просить помощи…

Это было приятно, Саске не мог отрицать.

Обычно Узумаки сам приходил к нему. Садился рядом и рассказывал о чем-то.

В такие минуты свет лился сквозь единственное окно, освещая Наруто, как ангела. Саске и душно, и легко было на душе.

Теперь же он стоял у резиденции Хокаге, не зная, чего ожидать.

Анбу на входе не стали возражать, когда Учиха прошел по коридору к кабинету старого друга.

Саске постучал и вошел.

Просторная комната словно плавала в алых лучах закатного солнца. Наруто лежал на диване, прикрыв лицо шапкой Хокаге,

Шикамару стоял у окна, задумчиво поглядывая на Саске.

Наконец, Хокаге поднялся. Устало почесал затылок и улыбнулся.

— Я спятил, Саске.

Шикамару закрыл глаза. На улице кто-то закричал о бесплатном обеде, шапка Хокаге соскользнула с колен Наруто, глухо и тоскливо приземляясь на пол.

Саске вдруг почувствовал нечто, отдаленно напоминающее страх.

Собрание так и не начиналось. Кроме Саске и Шикамару никого не позвали.

Сидели в тишине: Наруто молчал, Шикамару хмурил брови, размышляя о чем-то, а Саске просто чувствовал себя не в своей тарелке.

Он был все еще слишком горд, чтобы спросить, в чем дело.

Узумаки всегда говорил сам, и сегодняшний день не был исключением:

— Не знаю, кому еще могу рассказать об этом… моя жена все знает, я ей врать не в состоянии, а вы мои самые близкие друзья… — он произнес этот несвязный монолог медленно, будто пытался подобрать слова. — Особенно ты, Саске.

Учиха чуть вздрогнул и едва заметно кивнул.

— Мне кажется, — продолжал Наруто, смотря в пол, — что я сплю.

Шикамару не сдержался и закурил.

Ветер забрался в комнату, прошелся по огромному столу, весело сметая на пол бумаги.

Никто не стал подбирать их.

— Когда мы сражались с Мадарой, многие люди попали в гендзюцу… — спокойно заметил Нара, — Наруто думает, что он настоящий сейчас спит в коконе, а все вокруг — нереально.

Саске несколько растерялся. Первой реакцией было бросить колкое: «чушь», но он сдержался.

Узумаки действительно переживал.

— Попробуй вспомнить какие-нибудь неприятные моменты.

Учиха подошел чуть ближе к дивану, внимательно вглядываясь в до боли знакомое лицо.

— Их не было, — сипло произнес Наруто.

Теперь Саске действительно начал размышлять. Вполне вероятно, что Наруто просто подвинулся рассудком из-за всего пережитого, но ведь существовал и другой вариант.

Рациональный Саске привык просчитывать любые возможности.

— Раньше я… ничего не чувствовал к Хинате, мне казалось… — Узумаки вдруг замолчал и дернулся, отшатываясь к спинке дивана. — Нет, это здесь ни при чем…

Шикамару затянулся и мрачно посмотрел на Хокаге, но ничего не сказал.

Учиха чувствовал, что его сердце отчего-то забилось чаще. Кровь вскипела, как в злую пору юности.

Саске стало стыдно за свою безутешную душу. Если бы время повернулось вспять — он ничего бы не изменил. У Наруто появилась семья и дети, он был счастлив, а Саске не мог дать ему ничего, кроме себя.

Сейчас действительно царил рай на земле, только вот Узумаки почему-то бил по воротам, желая выбраться.

В этом был весь он.

— Что ты думаешь? — спросил Наруто, поднимая на Учиху тяжелый взгляд.

Саске ответил честно:

— Мне сложно поверить в то, что меня нет.

Узумаки кивнул. Шикамару потушил сигарету и отвернулся к окну.

— Должен существовать какой-то способ… — пробормотал он себе под нос, — понять, спишь ли ты. В любом случае, узнав ответ, ты успокоишься. Нервное расстройство до добра не доводит.

Узумаки вдруг снова посмотрел на Саске. Пронзительно, как когда-то в детстве. Учиха не успел среагировать, не успел прикрыться маской спокойствия и удовлетворенности.

Наруто побледнел и нахмурился, пораженный какой-то ему одному понятной мыслью. Он поднялся, создал клона и попросил Саске пойти за ним.

Клон остался в резиденции, тоскливо усаживаясь за стол.

Они шли уже довольно долго. Саске не понимал, зачем они шли и куда.

Перед собой он видел только широкую спину Наруто.

Тот молчал всю дорогу.

Наконец они вышли на поляну. Солнце еще не село, деревья отбрасывали длинные зловещие тени.

Саске узнал здание Академии, узнал старые качели, на которых Наруто когда-то сидел, печально наблюдая за враждебными, чужими людьми.

Сейчас вокруг не было ни души.

Узумаки сел на качели, сжимая пальцами грубые веревки.

— И что это значит?

Наруто вдруг рассмеялся. Схватился за голову, подставляя лицо последнему солнечному свету.

— Что ты смеешься? — спросил Учиха, подходя ближе.

Теперь он мог хорошо разглядеть смуглую шею, широкие ладони с загрубевшей кожей, усталую, безжизненную улыбку.

— Основное преимущество гендзюцу в том, что ты никогда не поймешь, где находишься. Если бы я действительно попал в вечное цукиёми — мысли о подвохе ни за что не пришли бы мне в голову.

Наруто замолчал и качнулся. Качели скрипнули.

— Я не сплю, Саске.

Голос у него был чуть хриплый, пронзительный.

Клонились к земле цветы, горизонт казался почти стертым: дома ютились, казалось, на самой небесной границе.

Саске не знал, что ответить.

Наруто отнял руки от лица и посмотрел на него.

Учиха с изумлением заметил, что друг его вот-вот расплачется.

Качели продолжали скрипеть.

— Ты удивительный человек, Саске, — произнес ни с того ни с сего Узумаки, спотыкаясь на каждом слове.

— Причем здесь я?

Седьмой Хокаге почесал подбородок и признался:

— Просто я, наконец, понял, в чем тут дело.

— И в чем же?

— В том, что сплю не я.

Наруто посмотрел ему прямо в глаза и сказал тихо, но твердо:

— Это ты. Ты спишь.

Почему-то вдруг стало очень тихо. Замолкли ветер, деревья и птицы. Совсем остановилось движение пруда и лиловых облаков. Мертвая тишина спустилась с небес и обняла землю.

Саске растерялся.

— Что ты несешь?

Наруто вздохнул и развел руки, оглядываясь кругом.

— Это твоя утопия, посмотри. Мир, где единственный дорогой тебе человек счастлив. Где он получил то, о чем — как тебе казалось — всегда мечтал. Ты спишь, Саске.

Саске не отвечал. Он чувствовал подступающую панику. Ведь то, о чем говорил Наруто, — чушь, выдуманная измотанным разумом. Это просто не могло быть правдой.

Учиха заставил себя успокоиться и рассуждать трезво. Он анализировал все моменты своей жизни, которые хоть на мгновение показались странными: смирение Наруто, спокойствие Сакуры, его собственное, ни чем не прерываемое одиночество…

Сломанные дрожью пальцы вцепились в рукоять катаны. Сомнения заразны, и теперь они разъедали и Учиху.

Черные глаза расширились, бессмысленный взгляд был направлен в одну точку. Земля в прямом смысле слова уходила из-под ног, Саске ощущал потерю равновесия.

— Обычно люди как говорят? — с тоской спросил Узумаки, усаживаясь поудобнее: — «Для меня самое главное, чтобы любимый человек был счастлив». Но это лишь слова, люди эгоистичны. Они никогда не будут спокойны, зная, что их любимый человек с кем-то другим. Однако Учихи… они исключение, да, Саске?

— Заткнись.

— «Никто не может любить так, как Учихи». Что же ты наделал, Саске? Как можно быть счастливым и несчастным одновременно? Твоя утопия — это мир, где счастлив я, а не ты.

Саске не мог шевельнуться. Слишком много эмоций переживал он в тот миг: боль, легкость, благодарность и злость.

Наруто все продолжал говорить:

— Но на какой-то миг тебе очень захотелось, чтобы это все оказалось сном. Парадокс. Забавно, правда? Благодаря ему ты сможешь… проснуться, слава богу.

По смуглым щекам покатились редкие слезы. Наруто смотрел с укором.

— Ты… — Саске дышал тяжело, ему казалось: тает небо, пестрые дома, и горы, и лес превращаются в густые разводы.

— Прощай.

Узумаки посмотрел на него с такой горечью, что Саске вздрогнул. Почувствовал неожиданно сильное головокружение.

Его как будто крепко ударили по лицу, а в ушах сильно зазвенело. Перед глазами вспыхнуло ослепительное белое пламя.

— А ну проснись! — зло кричал кто-то знакомый совсем рядом. — Ублюдок, сейчас же поднимайся!

Руки болели, тугой комок подступал к горлу. Учиха будто свалился на камень с действительно большой высоты.

Кто-то тормошил его: хватал за плечи, бил по щекам.

В воздухе витал резкий запах персиков и пота. Боль и облегчение смешались, слились в одно святое, небывалое чувство.

Саске приподнялся над землей, делая первый отчаянный вздох, и открыл глаза.