Не вижу. Не слышу. Не говорю (джен)

Полоска света впереди, узкая как луч, падающий сквозь замочную скважину, росла и ширилась. Раздался треск, словно кто-то разорвал ветхую простыню над самым ухом. В глаза плеснуло мокрым и холодным, и Гарри заморгал, щурясь от кричащей яркости октябрьского леса. Ободранные ладони болели.

Куда бы Гермиона ни аппарировала — Гарри это место было незнакомо. Он надеялся, что и Пожирателям тоже. Ещё дезориентированный после рывка через пространство, Гарри огляделся и заметил друзей: Гермиона стояла, вцепившись в плечи Рона, словно боялась упасть. Медальон Слизерина у неё на шее сиял злым блеском.

— Гермиона? — Гарри двинулся к ней. Рон обратил лицо к Гарри, и глаза его, всегда ярко-голубые, показались выцветшими и блеклыми как весенний лёд. Гарри отчетливо видел как движутся губы Рона, четко артикулируя каждое слово, но не различил ни звука. Гермиона, бледная и растерянная, тоже повернулась, и, сделав пару шагов к Гарри, стиснула его локоть и подтянула ближе к Рону.

— Что случилось? — Гарри точно накрылся ватным одеялом, гасящим любой шум.

Гермиона запустила руку в сумку, встряхнула бархатный мешочек раз-другой, покрутила кистью, нашаривая что-то на дне, и вытащила лист пергамента и карандаш. Пальцы у неё дрожали.

«Не могу ничего сказать», — написала крупным округлым почерком. Карандаш она держала не менее ловко, чем перо.

— Я тебя не слышу, — Гарри будто извиняясь пожал плечами. — И Рона тоже. То есть… вообще.

Гермиона кивнула, и торопливо добавила пару строк на пергамент. Гарри прочёл — и ледяная колючая волна прошла вдоль позвоночника.

Глаза у Рона были не просто светлыми: они были затянуты мутными бельмами. Как у слепца.

— Ты знаешь контрзаклинание? — судя по тому, что Гермиона то придвигалась к нему, то отстранялась, прикладывая ладонь к губам, Гарри переходил с шёпота на крик. Непроизвольно — контролировать тональность и громкость было почти невозможно. Прежде Гарри не задумывался, как много значит способность слышать.

«Необходимо уточнить в книгах», — карандаш скользил по пергаменту, а Гарри дублировал написанное вслух для Рона. «Проклятье, если это действительно оно, должно быть обратимо».

«Кому должно?», — подумал Гарри скептично. С Яксли сталось бы запустить в них неснимаемое. Что взять с Пожирателя?

Рон сидел, склонив голову, и старался не шевелиться лишний раз. Он будто находился у пропасти, и неосторожное движение увело бы его за край. Гарри без очков ощущал себя беспомощным. Рону сейчас было куда хуже.

Гермиона тронула Гарри за рукав, привлекая внимание, и подчеркнула последнее предложение косой чертой. «Прежде ты поставишь защиту».

— Почему я? — не договорив, Гарри понял, что сказал глупость. У Гермионы, несмотря на кажущуюся стойкость, было недостаточно сил для наложения столь масштабных невербальных заклятий. Рон же не мог оградить стоянку, потому что был слеп. Оставался сам Гарри — и он предпочел бы передоверить это дело кому-то другому. Лагерем обычно занималась Гермиона, и Гарри понятия не имел, с чего начать.

Гермиона, заметив его явные колебания, придвинула пергамент. «Я помогу». Она была необычайно лаконична. На долгие лекции, разговоры и увещевания не осталось времени.

Два часа (а также один исчерканный лист и шесть глотков воды) спустя Гарри глубоко вдохнул и выдохнул, оглядывая поляну, отныне укрытую от людей и животных. Гермиона, очинявшая карандаш, придвинулась, и Гарри устроился на поваленном бревне по правый бок от неё.

«Сходишь за дровами?» — писать приходилось между строк. Гермиона сдула с ладони стружку. «Я пока поставлю палатку и разведу костёр». Гарри бросил короткий взгляд на Рона. Огонь всегда разжигал именно он, и подкармливал пламя хворостом, и следил за тем, чтобы оно не погасло раньше срока. Теперь его друга нельзя было даже отправить принести воды из ручья, что тек неподалеку. Кто поручится, что Рон не оступится, не упадет, и не захлебнется? Острее всех ощущал собственную беспомощность сам Рон.

«Я о нём позабочусь», — уголки губ Гермионы дрогнули, складываясь в вымученную улыбку. Гарри кивнул. Чулки его подруги сбились до щиколоток, туфли остались в бесконечных коридорах Министерства, а ноги наверняка замёрзли. Гермиона обращала на это внимания не больше, чем на мшистый валун, подле которого застыл изваянием Рон.

— Нашла что-нибудь?

Гермиона, пропахшая костровым дымом и удивительно неуместная в этой блистающей чистотой гостиной, покачала головой. Взгляда от книги на коленях она не оторвала. Гарри вздохнул.

— Иди в ванну. И… поспи немного после, ладно? Что толку, если ты свалишься от усталости?

На сей раз Гермиона обратила на Гарри внимание: поджала чопорно губы,открыла рот, чтобы ответить. И вмиг погрустнела, вспомнив, что Гарри не услышит ее отповедь. Без возражений отложила книгу, поднялась и скрылась в ванной комнате. Гарри, до того листавший талмуды из сумочки Гермионы, вытянул ноги и откинул голову на спинку дивана.

В этот дом Гарри влез, сбив замок с чердачного окна. Спустился по лестнице на первый этаж и открыл входную дверь друзьям. Здесь была еда в холодильнике и горячая вода в кранах — настоящая роскошь, ранее воспринимаемая как должное. Прополку роз под палящим июльским солнцем Гарри вспоминал с ностальгией. Его детство нельзя назвать счастливым, но тогда у Гарри, по крайней мере, было будущее — пусть даже то, что зловеще пророчил дядя Вернон. Гарри поморщился и вытянулся на диване во весь рост, скинув на пол книги и конспекты. В сон клонило с такой силой, что Гарри опасался от непрерывной зевоты вывихнуть челюсть. Не то, чтобы от этого ситуация стала ещё хуже. Куда уж хуже.

Они задернули шторы во всех комнатах, разогрели сковороду с ризотто и съели его — всё до крошки, — расположившись в гостиной. Рон остался здесь же (они старались не разлучаться), прикорнул на угловом пуфике и задремал. Он с каждым днём спал, или притворялся, что спит, всё больше. Поначалу Гермиона беспокоилась, что его вялость и апатия — побочный эффект заклинания, а узнав правду, смолчала. Только черкнула на бумаге:

«Он думает, что бесполезен. Как нам разубедить?..»

У Гарри ком подкатил к горлу. «Никак, — просилось на язык, — мы бессильны как пойманные в сети рыбки. И рыбак ждёт не дождётся, когда вытянет нас на сушу. И недолго ему осталось наблюдать, как мы трепыхаемся».

— Мы найдём выход, — лживые утешающие слова сделали своё дело — боль в глазах Гермионы не исчезла вовсе, но стала меньше.

Зато ненависть Гарри к себе за последние недели укоренилась крепче. Ему не удалось ни приблизиться к разгадке уничтожения крестражей, ни придумать, как помочь друзьям. Личное несчастье трогало не так сильно — притерпелся и к отказавшему органу чувств. Гарри не привыкать было к резким переменам в жизни. Правда просыпаться от далёких голосов, зовущих за собой или весело переговаривающихся, он не перестал. Как не собирался бросать поиски и отчаиваться. Сломается один — упадут все трое.

Не успел Гарри додумать эту правдивую, печальную и пафосную мысль, как из ванной вылетела Гермиона.

— Гарри! — воскликнула она. Гарри, ставший за неполный месяц специалистом по чтению имён по губам, поднял голову, и Гермиона отбарабанила целую экспрессивную речь, гримасничая и помогая жестами. С неё ручьями лилась вода, и потому Гермиона подпрыгивала у двери, не решаясь подойти к Гарри и залить ковёр вместе с драгоценными книгами.

— Пузыри? — переспросил Гарри. Гермиона сделала огромные глаза и смахнула с густых каштановых волос шапку пены.

— Мыльные пузыри? — добавил он, когда Гермиона сложила губы трубочкой.

— Слова, которые можно выпускать как мыльные пузыри! — воскликнул он, и Рон вскочил на ноги, словно в пуфике разом распрямились все пружины.

— Знаешь, — сказал Гарри, — Мне всё это ужасно напоминает одну старую маггловскую сказку. Однажды, когда мне было шесть, я заколдовал Дадли так, что у него изо рта сыпалась саранча, когда он говорил про меня гадости.

Розовое как фуксия «И» и синий знак вопроса просочились сквозь сжатые губы Гермионы и выплыли на середину комнаты.

— Ну, я тогда жалел, что нельзя зачаровать самого себя, чтобы я ронял жемчужины и алмазы.

Рон фыркнул.

«Крутобывышло» на секунду окрасило зубы Рона всеми оттенками зелёного. «Всегдамечталотаком» отразилось в бельмах чистейшим кобальтом.

— Стоит немного доработать заклинание, как считаешь?

Гермиона, всё ещё обряженная в полотенце (Гарри отводил глаза, когда она начинала размахивать руками слишком сильно) , энергично закивала. Пена на её кудрях давно застыла, и казалось, что Гермиона в одночасье поседела.

Склонившись над водой и опустив плечи, Рон ловил каждый шорох. Гарри сидел под деревом неподалёку от Рона, и делал вид, что читает очередной пятифунтовый справочник. Гермиона вручила его сегодня со строгим наказом осилить до вечера. Эффект несколько смазало то, что её почти угрожающее напутствие имело весёлый канареечно-жёлтый цвет.

Рон пошевелился — в пятый раз за последние полчаса, и едва заметно двинул рукой, в которой держал волшебную палочку. Гарри жгло любопытство, но Рон категорически запретил подходить к берегу озера. Бельма его при этом смотрели прямо на Гарри — жуткое ощущение.

Гарри опустил подбородок на талмуд и вздохнул. Нет, он не ожидал, что они станут находить каждый день по крестражу, но близилось Рождество, а самые желанные подарки — осколки души Волдеморта — по-прежнему находились неведомо где. Гарри освоил цикличную аппарацию, аппарацию в связке, и аппарацию на большие расстояния, так что друзьям успешно удавалось скрываться от егерей, мгновенно перемещаясь на другой конец страны при первых признаках опасности. Но это-то больше всего и удручало — они как кролики мечутся по засыпанной снегом Британии, вместо того, чтобы сражаться. Иногда удавалось поймать волну «Поттеровского дозора», но с каждым днём всё реже. Орден осторожничал — Волдеморт инициировал глобальную чистку кадров в Министерстве Магии, где трудились большинство членов Ордена. Один за другим они уходили в подполье, а значит теряли часть информаторов. И если в сентябре передачи «Дозора» дышали залихватской удалью и неискоренимой надеждой, то теперь тон сообщений стал куда мрачнее. Некоторое оживление вносил Фред — но и его оптимизм, казалось, иссякал, особенно после того, как Перси Уизли публично отрёкся от семьи. Рон называл Перси козлом, и Гермиона, в кои-то веки, горячо с ним соглашалась. В последнее время у этих двоих подозрительно часто совпадало мнение по спорным вопросам.

«Иди сюда», — сказал Рон, поворачиваясь к Гарри, с видом одновременно гордым и смущённым. Заинтригованный Гарри подошёл ближе и уставился на ведро с водой, где вяло махали плавниками с полдюжины рыб.

— Как ты её поймал?

«Я слушал», — самодовольство Рона было кислотно-оранжевым, — «Теперь я замечательно слышу. Нужно было только вовремя оглушить их Ступефаем и приманить Акцио. Это просто».

— Здорово, — сказал Гарри. — Наконец-то у нас на ужин будет что-то кроме грибного супа.

«Эй, Гермиона чудесно готовит суп!»

Фиолетовый. Раздражение.

— Да я разве спорю?

«Просто она всегда забывает почистить грибы», — добавил Гарри мысленно. «И режет картошку сразу кубиками и соломкой, морковь — пластинками, а лук — кружочками. И редко солит, потому что это вредно, зато может по ошибке добавить сахар. Ну а в остальном, Рон, разумеется, совершенно прав».

Сбежав из дома Батильды Бэгшот, в котором потерялась чудо-сумочка Гермионы и сломалась волшебную палочку Гарри, троица беглецов устроила военный совет. Гарри, уповая на то, что Волдеморту ни к чему бисерная сумочка (с чарами расширения пространства, ревниво уточнила Гермиона), настаивал на том, чтобы вернуться. Гермиона была против. Рон… Рон был согласен с подругой, и это обстоятельство начинало Гарри изрядно раздражать. В конце концов они расставили палатку (она была у Гарри в кармане мантии и не пострадала), погрызли сухарей и решили вернуться к обсуждению завтра.

Утром Гарри получил подарок: неожиданный, крайне нужный, а значит — втройне приятный.

— … хорька ему в штаны! — сказал Рон, и Гарри, спавший на соседней койке, открыл глаза.

— Рон, — заметил Гарри сонно, — имей совесть, ещё не рассвело.

… И услышал себя. И подскочил как ошпаренный.

— Рон, — завопил он, разбудив уже Гермиону, со стоном уткнувшуюся лицом в подушку. — Я тебя слышу.

— А я тебя вижу, — отозвался Рон, рассматривая свои ноги: на правой был ярко-красный шерстяной носок, на левой — зелёный с золотистыми снитчами. Гарри было совестно оставить друга без подарка, и накануне он отдал Рону носки, которые самому Гарри когда-то связал Добби. Непарные, к сожалению, но Гарри надеялся, что Рон не заметит. Точнее — и не надеялся, что заметит.

— Мальчики, — тихо сказала Гермиона, натягивая одеяло до подбородка под взглядом Рона. — С Рождеством.

Идея позвать Кричера принадлежала Рону. Гарри на всякий случай спрятал в карман палатку и взял друзей за руки, чтобы в случае опасности мгновенно аппарировать.

Кричер возник посреди полянки, кланяясь так низко, что его широкие уши, поросшие жестким белым волосом, коснулись утоптанного снега.

— Наследник недостойного отпрыска моей бедной госпожи звал Кричера? — нос-рыльце сморщился, словно Кричер учуял мерзкий запах. — Хозяин не избавился от невыносимой грязнокровки и гадкого предателя крови?

— Кажется, я запретил тебе употреблять эти слова?

Кричер горестно взвыл.

— Перестань! — воскликнул Гарри, садясь перед Кричером на корточки и сжимая его тонкие бледные лапки. Крупная дрожь прошла по телу Кричера, и он застыл, как поражённый Петрификусом. — Лучше скажи нам, что случилось с Яксли?

Если заклятье спало, значит оно либо было ограничено по времени действия...

Кричер высморкался в наволочку:

— Дом съел гостя, желающего навредить хозяину Гарри, — важно ответил он.

... либо тот, кто наложил заклятье — погиб.

— Гостя?

— Съел?

— Кричер, — сказал ошарашенный Гарри, когда последний отзвук возгласов Рона и Гермионы (одновременных, Мордред их забери!) стих. — Что это значит?

— Старый хозяин Орион был великим магом, — выкатил впалую грудь колесом Кричер. — Он знал, что молодой хозяин Регулус замыслил отобрать у Тёмного Лорда медальон, и собирался защитить хозяина Регулуса. Хозяин Орион провёл страшный, очень страшный обряд в доме, но перед этим велел Кричеру рассказать обо всём хозяину Регулусу, когда хозяин Орион умрёт.

Гермиона прижала ладонь ко рту.

— Ты знаешь, о чём это он?

Гермиона кивнула.

— Помнишь, ты как-то сказал, что у дома Блэков есть душа? Она и в самом деле есть, Гарри — душа Ориона Блэка. Сириус говорил, что его отец поставил на особняк уникальную защиту, и теперь ясно, какую: дом не выпускает тех, кто замыслил недоброе в отношении хозяев.

— А хозяин я, — Гарри взъерошил волосы и шумно выдохнул. За его спиной присвистнул Рон.

— Интересно, — пробормотал Гарри будто бы про себя, — что бы на моём месте сделали Блэки?

Кричер обнажил мелкие зеленоватые зубы, и Гарри с содроганием понял, что эта улыбка предназначается ему.

— Хозяин Гарри желает повесить скелет гостя в малой гостиной?

5 сентября 2014 — 11 ноября 2016 гг.