За стенкой (гет)

Теперь тебе можно распрощаться с ночным сном, верно, Кэрол? Как тут можно спать, когда за стенкой каждую ночь слышатся глухие надрывные стоны. Когда ты точно знаешь, кто стонет и почему. Больно? Да, внутренности сжимаются в тонкий узел, и хочется кричать от раздирающей боли, но ты кусаешь костяшки пальцев и захлебываешься рыданиями. Это странное чувство, будто тебя предали, будто он не имеет права быть там, с ней. Но кто ты для него такая? Друг, боевой товарищ. А он для тебя все, весь мир, вся твоя жизнь заключается сейчас в нем одном, сейчас, когда ты потеряла свою дочь, он — то, что удерживает тебя на краю гибели.

Удерживал.

Сейчас, когда он трахает молоденькую темнокожую девчонку, ты готова сорваться в пропасть в любую секунду, чтобы, разогнавшись, разбиться об острые камни, чтобы почувствовать, как дух вышибает из твоего тела, чтобы ощутить мгновения конца на своей шкуре. Ты слышишь тихое сопение за стеной и сладкие глухие стоны Саши — должно быть, он зажимает ее рот рукой, чтобы никого не разбудить. И все спят. Вся группа, дети и старики, мужчины и женщины, все спят мертвецким сном, одна ты дрожишь и ногтями впиваешься в ладони, чтобы хоть на что-то отвлечься. Вроде уже не девочка, уже миновал четвертый десяток, а ты тут корчишься от душевной боли, пока твой «не мальчик» ублажает другую. Хотя, с чего ты взяла, что этот «не мальчик» твой, а, милая Кэрол? Подумаешь, рисковал жизнью ради твоей дочери, подумаешь, спасал тебя сотни раз, ради нее он бы сделал в сотни раз больше!

Ты ведь и не думала, что ревность сможет когда-нибудь поселиться в тебе ядовитой змеей? Твой муж — не тот человек, которого стоило бы ревновать, поэтому ты всегда считала, что тебе чуждо это чувство.

Ошибалась. А за ошибки нужно платить, верно? Ты платишь, сполна платишь, глотая вой, который душит тебя, не имея шанса выбраться наружу. Ты не можешь дышать, тебя тошнит от себя, от собственной слабости и наивности, сердце мчится галопом и стучит, стучит, стучит. Да хоть бы остановилось, только бы не терпеть все это!

Ты снова невольно прислушиваешься к происходящему в соседней камере, и, кажется, улавливаешь сладкие хлюпающие звуки, и стоны, стоны. Все это режет тебя по живому. Что бы ты отдала за одно лишь мгновение на месте этой молоденькой афроамериканочки? Тебе бы ведь хотелось, чтобы его шершавые пальцы гладили твои бока, задевая каждый нерв, точно струны музыкального инструмента? Ты бы наверняка звенела в его руках и отдавалась бы ему, как никому другому. Тебе бы хотелось чувствовать тяжесть его тела, соленость его губ? Ощущать его в себе и понимать, что вот он, здесь, твой и теперь никуда от тебя не денется? Зарывать пальцы в его волосы, которые чуть ли не длиннее твоих? Шептать, как сильно ты его любишь? Ты понимаешь, что это невозможно. Этому никогда не быть. Если раньше у тебя был хоть какой-то шанс быть с ним, то сейчас все шансы испарились.

Ты не можешь больше сдерживать себя, рыдания вырываются, и ты плачешь навзрыд, не задумываясь о том, что тебя могут услышать. Стонешь, скулишь, воешь, брыкаешься, как пациент неврологической клиники в период обострения. Тебе не стыдно за себя, а?

Кто-то заходит в твою камеру, привлеченный громким плачем, и усаживается на корточки перед тобой. А потом обнимает, так нежно и аккуратно, что брыкаться не остается сил.

— Кэрол? Тебе кошмар приснился? — шепот. — Тшшш. Все хорошо, успокойся.

Голос ты узнаешь мгновенно, да и запах тоже. Тебе сложно поверить, что это он, ты поднимаешь на него заплаканные глаза и ловишь взглядом неловкую улыбку. Дэрил... Неужели… он оттуда?

Из-за стены слышится глухой вскрик и постепенно замедляющиеся дыхания двух людей.