Ефремыч и Фанечка (гет)

От Куличек, волшебной площади в центре Москвы, спрятавшейся от глаз обычных людей, во все стороны ручейками и реками разбегались улицы. Совсем маленькие и большие, узкие и широкие, такие разные и чем-то похожие… Названия большинства из них сразу говорили, чем занимаются маги, живущие на них.

В Тупике Астрономов можно было разжиться звёздными таблицами, получить расчёты влияния лунного цикла на варку зелий или изготовления артефактов, и заказать гороскоп, сделанный в европейской, восточной или азиатской традиции. Здесь же торговали телескопами, но каждый уважающий себя волшебник знал, что за хорошим телескопом, астролябией или той же подзорной трубой следовало идти на Мастеровитую улицу.

Именно там изготавливали самые лучшие волшебные приспособления, необходимые магам. Магазинчики, расположенные на этой улице, также торговали котлами, колбами, ступками и пестиками для зельеваров, инструментом для артефактологов и прочим волшебным инвентарём.

Мясной вал оправдывал своё название — разнообразнейшее мясо, от обычного до самого экзотического, сало, колбасы, сардельки и сосиски, холодцы и пельмени — всё это продавалось здесь, лёжа под чарами на прилавках магазинчиков, у дверей которых дюжие мясники в белоснежных фартуках елейно улыбались потенциальным покупателям, завлекая тех в свои владения.

Из Хлебного ряда на площадь наплывали запахи сдобы, перебиваемые духовитым ароматом мясных пирогов, заставляя магов, оказавшихся рядом с этой улицей, сглатывать слюну и сворачивать туда, куда вёл их нос. Редко кто мог устоять перед ароматами ванили, корицы, специй и только что вынутого из печи свежего хлеба.

На противоположной стороне площади, подальше от аппетитных запахов, брала своё начало Зелейка — расположенные на ней лавки торговали травами, ингредиентами и готовыми зельями.

Именно на неё свернул сейчас крепкий мужчина с пегими волосами и глазами, в которых словно застыло солнце, хотя он сам сказал бы, что они просто жёлтые — верный признак оборотня. Звали его Николай Ефремович, но по имени к нему почти никто не обращался, да и он сам предпочитал представляться одним отчеством. Среди сородичей он прослыл странным — ни один оборотень не любит, когда ему отбивает нюх, а Ефремыч, возвращаясь после работы домой, любил пройтись по Зелейке, чтобы вдохнуть ароматы на той стороне улицы, где безраздельно царили травники.

Дверь ближайшей лавки отворилась именно в тот момент, когда он проходил мимо. Покинувший лавку посетитель, на ходу уменьшив покупку, завёрнутую в коричневую бумагу, стремительно промелькнул перед глазами оборотня, поприветствовав его и оставив после себя знакомый запах.

— Приходите к нам ещё! — прокричал продавец, вышедший вслед за клиентом, и облокотился на косяк, устало, но радостно глядя в спину удаляющемуся магу, запакованному во всё чёрное, несмотря на жаркое летнее солнце.

— Укатал он тебя, Данилыч? — интересуясь, усмехнулся сидящий на скамеечке возле соседнего магазина собрат по гильдии травников.

— Зато покупка, как всегда, крупная, — ответил довольный травник, — но характер у него, и впрямь, тяжёлый. И как только жена терпит?

— Так она ж у него не ведьма, говорят, а значит, характера ангельского, — хмыкнул тот, что затеял разговор и недовольно посмотрел на прохожего, не спешившего удалиться по своим делам: — Вы что-то хотели?

Ефремыч покачал головой и продолжил путь, довольный оттого, что к нему, простому охраннику, уважительно отнёсся достаточно сильный маг. Он прекрасно помнил зельевара, которому продавцы сейчас перемывали косточки, и был уверен, что не такой уж у того тяжёлый характер.

«Всегда здоровается, вот как сейчас, и жена у него, действительно, обычная, а сынок шебутной и любимый, хоть и не родной он им с супругой, это уж я всегда по запаху различу, но не моё это дело», — так размышляя, оборотень не спеша продолжил свой путь

— Добрый вечер, Ефремыч, — поздоровался с ним ещё один знакомый колдун, спешащий мимо.

— Добрый, — согласился он и подумал, что это действительно так.

Ночное светило, невидимое на небосводе, уже чувствовалось им, предвкушающим скорые три дня законных выходных, которые он проведёт в заповеднике. Встретится с друзьями, перекинется через заветный пенёк и повоет на луну, ощутив в полную силу запах хвои и трав, ассоциировавшихся у него со свободой. Забудет об одиночестве, став частью сплочённой стаи…

* * *

Покинув Зелейку и свернув в проулок, Ефремыч уже через несколько минут очутился на соседней улице. Дома на ней были двухэтажные, с балкончиками и обязательными палисадниками.

Дверь в подъезд, отворившаяся бесшумно, впустила его внутрь, мягко захлопнувшись за спиной. На лестнице обнаружилось неожиданное препятствие, из-за которого его квартира, до которой, казалось, рукой подать, стала недосягаемой.

— Извините, пожалуйста, я сейчас освобожу лестницу, — затараторило эфемерное создание в лёгком кисейном сарафанчике, с трудом балансируя на тонких высоких каблуках босоножек и старательно размахивая белоснежным платочком, отчего сумки, чемоданы и котомки, загромоздившие ступеньки, начали хаотично, едва не сталкиваясь, двигаться вверх, влетая в распахнутую дверь соседней квартиры.

И действительно, через пару минут затор, возникший на лестнице, был ликвидирован, и Ефремыч поспешил скрыться за своей дверью, боясь признаться самому себе, что ведьма, поселившаяся по соседству, произвела на него приятное впечатление, несмотря на вызывающую одежду и некоторую безалаберность.

* * *

Через неделю Ефремыч снова увидел девушку. В дверь к нему постучали и он, как был — пыльный, уставший и заросший — распахнул дверь, решив поинтересоваться, кто из соседей был так смел, чтобы сунуться под горячую руку оборотню, только несколько часов назад вернувшемуся в человеческую форму.

В дверях стояла соседка, держа перед собой блюдо с пирогом, которое она тут же чуть не вывернула на пол, увидев его. Не дав тарелке разбиться, он лихо поймал ароматную выпечку и вопросительно посмотрел на гостью.

— Вот… пирог испекла… — произнесла феечка, заикаясь, — познакомиться хотела… по-соседски…

— Как зовут? — поинтересовался Ефремыч, стараясь не сильно принюхиваться к пирогу — возвращение в человека потребовало, как всегда, много магических и физических затрат, так что жрать он хотел как волк.

— Фанечка, — представилась соседка и поправилась, — то есть Фаина.

— Так вот, Фаина, — взрыкнул Ефремыч, тут же неожиданно огорчаясь, что соседка вздрогнула то ли от испуга, то ли от неожиданности, — чтобы не было недопонимания или каких-то проблем… Я — оборотень, нелюдимый и грубый, так что будет лучше, если мы ограничим своё общение кивками при встрече на лестнице. Ясно?

Ожидаемой реакции не последовало. Феечка не убежала с криком, не забрала тарелку с пирогом и, что удивительно, не засветила ей Ефремычу в глаз.

— Не совсем, — произнесла она и неожиданно посмотрела прямо в жёлтые глаза. — Я человек культурный и ограничиваться безликим кивком ближайшему соседу совершенно не собираюсь. Звать вас как, оборотень?

— О, и заикаться перестала, — хмыкнул Ефремыч, с удивлением понимая, что его, кажется, совсем не боятся. — Родители Николаем назвали, Ефремовичем. Так что, если уж тебе заблажилось, так и зови — по имени-отчеству.

— Чаю нальёте, Николай Ефремович? — поинтересовалась Фанечка, протискиваясь мимо хозяина в дверь и задевая его при этом бедром.

«Точнее, суповым набором, — усмехнулся Ефремыч, сразу раскусив соседку. — Ишь, молодая да ранняя. Ещё молоко на губах не обсохло, а туда же… Соврати-и-и-и-тельница!»

Недобрым взглядом посмотрев вслед пигалице, точнёхонько отправившейся на кухню, он двинулся следом, с грохотом поставив пирог на стол. Несчастная тарелка жалобно звякнула, намекнув на то, что недалека от того момента, когда расколется.

— Вы любите абрикосы? — как ни в чём ни бывало, поинтересовалась гостья. — Маменька изволили прислать мне с ними посылку. Видеть уже их не могу, а выкинуть жалко. Вот, перерабатываю.

От пирога, действительно, умопомрачительно пахло этим южным фруктом, и Ефремыч, мысленно махнув рукой на наглость новой знакомой, решительно пристроился к тарелке, молча подозвав нож из ящика кухонного стола.

— Там в холодильнике молоко должно быть, достань, — распорядился он и махнул ножом в сторону висящего на стене шкафчика. — Если хочешь чаю, заваривай сама.

Гостья, не споря, тот час же последовала его совету и вскоре они сидели напротив друг друга за столом и воздавали должное быстро уменьшающемуся пирогу, запивая его холодным молоком и горячим чаем.

* * *

Фанечка оказалась приезжей с юга. Несколько лет назад она окончила Китеж и сбежала в Москву от родителей, мечтавших поскорее выдать дочку замуж и обзавестись внуками.

— Я боевой маг! — возмущалась феечка, сверкая голубыми глазами, и злилась, видя недоверие Ефремыча. — Да, боевой, не смотри на меня так! А они кричат — замуж!

— Ты не похожа на боевого мага, — ухмыльнулся оборотень. — Они комплекции немного другой и платочками не машут.

— Ага, — согласилась Фанечка, — им больше посохи подходят, это точно. Только я-то не из тех дуболомов, что в дружине потом служат. У нас другие задачи и другое исполнение, а платочек это так, мелочи.

Ефремыч покачал головой — странная девушка, уж настолько бесхитростная, что мысли дурные лезут в голову. Не может боевой маг быть настолько болтливым. Что это? Просто врёт, чтобы понравиться, или наоборот, проверяет? Но кому и зачем он сдался? Хотя работа у него серьёзная…

Если же просто понравился?.. Но феечка уж больно быстро в подруги напрашивается, а он таких не любит. Был у него прецедент — влезет в душу, а потом хвостом вильнёт и поминай как звали, а ты сиди, Ефремыч, у разбитого корыта и собирай по кусочкам сердце…

* * *

Никаких предложений в профессиональном плане от феечки не последовало ни в тот же день, ни позже, так что Ефремыч решил, что ему просто показалось, и спокойно отвечал на приветствия Фанечки, когда та сталкивалась с ним на лестнице.

Лето закончилось. Осень, с дождями и слякотью, пришла как всегда незваной, и он уже без удовольствия отправлялся в заповедник — что хорошего в мокрой шерсти… Установив сигнальные чары от воров и выйдя за порог своей квартиры, оборотень нос к носу столкнулся с соседкой, оглядевшей его с интересом и задержавшей взгляд на рюкзаке, в который оборотень натолкал НЗ — на случай, если охота окажется неудачной.

— А я к тебе, поговорить…

— Потом поговорим, — отмахнулся Ефремыч, сбегая по лестнице навстречу мелкому дождю, что ждал его за дверью подъезда.

— Ну, так я ждать буду, — услышал он вслед, — и пирожков напеку, с капустой. Любишь?!

Ответом он Фанечку не осчастливил — подъездная дверь захлопнулась, отрезав его от тепла, пирожков и соседки, которая со странным упорством не давала ему успокоиться, будоража чувствительный волчий нос запахами уютного дома, так странно сочетавшимися с её внешностью и нетипичной работой.

* * *

Маленькая аккуратная грудь нежно-розово маячила у него перед глазами и он потянулся, стремясь к ней прикоснуться, но получив по рукам, обиженно взглянул на белокурую куклу, полностью обнажённую и с удобством устроившуюся на его животе, бесстыдно разведя колени.

— Любишь? — спросила она странно знакомым голосом, протягивая ему невесть откуда взявшуюся тарелку, на которой горкой высились пирожки, исходя паром и сверкая капельками раскалённого масла, одна из которых, как в замедленной съёмке, медленно скатилась ему на лицо…

Ефремыч подскочил, смахивая холодную каплю дождя, шлёпнувшуюся ему на лоб. За ней последовала ещё одна и ещё… Подняв голову, оборотень обнаружил, что крыша его временного жилища неожиданно протекла. Странный сон всё никак не отпускал. Почему-то было муторно и стыдно. Он энергично помотал головой, стремясь сбросить с себя наваждение… И если выверт мозга, превратившего дождь в масло, он ещё мог понять, то бесстыжая кукла, в фарфоровом личике которой угадывались черты соседки, объяснению не поддавалась. Такое не свалишь на долгое воздержание — Ефремыч не отказывал себе в общении с противоположным полом.

За окном серел рассвет. Солнце, пробивающее себе путь сквозь тяжёлые облака, с неохотой заглянуло в его хибару, осветив спартанскую обстановку. На грубо сколоченном столе одиноко стояла пустая кружка, и Ефремычу дико захотелось пирожков…

* * *

Соседка будто ждала его… Хотя, почему будто? Явно прекрасно знала, когда он вернётся и тут же нарисовалась в дверях с пирожками.

— С капустой, как и обещала? — поинтересовался оборотень, не став кочевряжиться — если уж феечка сама рвётся познакомиться поближе, то кто он такой, чтобы ей в этом отказывать.

В душу он её не пустит, а физиологические потребности ещё никто не отменял. Хочет она его, ну так и отлично, он тоже совсем не против…

Фанечка была похожа и не похожа на ту, из сна. Маленькая грудь удобно ложилась в руку, приятной округлости попка совсем не выглядела суповым набором, а мечтательное выражение глаз, только что сверкавших страстью, делало её личико живым и совсем непохожим на то, фарфоровое…

— Детка, ты супер, — сообщил ей Ефремыч, расслабленно скатываясь с неё и закрывая глаза. — Я спать.

* * *

— Ты, кажется, хотела поговорить? — он был озадачен, поутру обнаружив феечку в своей кровати и понимая, что та не отвяжется. Судя по всему, он оказался прав — у неё было к нему какое-то дело, иначе как объяснить попытку привязать его к себе сексом. — Организация, на которую ты работаешь, хочет мне что-то предложить? Учти, я законопослушный гражданин магического общества и ни к какие авантюры лезть не буду. Если ты соврала по поводу места своей работы, тебе лучше просто промолчать — я не сотрудничаю с криминалом.

— О чём ты? — поинтересовалась Фанечка, судорожно пытаясь прикрыться одеялом. Покрасневшие щёки выдавали её с головой — девушка ужасно стеснялась.

— Ну ты же зачем-то залезла ко мне в постель? — Ефремыч заложил руки за голову и блаженно зажмурился. — Хвасталась работой, кормила пирожками... Судя по всему, я заинтересовал твоё начальство, кем бы оно ни было. Так что жду предложений.

Не получив ответа, он приоткрыл один глаз и обнаружил, что феечка в данный момент смахивает на рыбку, вытащенную из воды, во всяком случае, рот она разевала точь-в-точь как какая-нибудь скалярия. Почему он сравнил её именно с этой обитательницей аквариума, оборотень не знал, да и в следующее мгновение та закрыла рот, утратив сходство.

— Как ты мог такое подумать? — прошептала Фанечка тихо и хрипло, в её глазах появились слёзы, а нижняя губа мелко задрожала.

Ефремыч решил, что девушка сейчас разразится истерикой, и приготовился к любому развитию событий — он ожидал и рек слёз с последующим утешением, и бурного скандала с не менее бурным примирением. Но феечка повела себя неожиданно. Во всяком случае, для него. Сморгнув так и непролитые слёзы, она, всё так же прикрываясь одеялом, молча слезла с кровати, голыми пятками по холодному полу прошлёпала до выхода из спальни, мимоходом призвав все предметы своей одежды, разбросанной почти по всем поверхностям, и вышла из комнаты, напоследок громко хлопнув дверью.

Когда Ефремыч смог, наконец-то, выбраться из собственной спальни, ставшей на несколько минут ловушкой, Фанечку в своей квартире он не обнаружил. О её недавнем присутствии говорило только одеяло, брошенное в коридоре, да забытая на кухне тарелка в весёленький цветочек, с лежащим на ней сиротливым пирожком…

* * *

С того дня прошло три месяца. Фанечка избегала его, с удивительной лёгкостью не попадаясь на глаза, и если раньше он постоянно сталкивался с ней в подъезде, то сейчас о том, что она всё ещё живёт тут, говорил только лёгкий шлейф запахов, время от времени ощущаемый его носом.

Ефремыч, вначале радовавшийся тому, что всё так легко разрешилось и интрижка с соседкой закончилась без драмы, через некоторое время с удивлением поймал себя на ожидании встречи. Обычной встречи мимоходом на лестнице — ему не хватало феечки…

К тому же, в его груди завёлся некто с острыми когтями, не дающий жить спокойно, царапающий сердце и мешающий спать. Оборотню пришлось признать, что так ощущается его совесть — у обиженной им девушки стоило попросить прощения. Возможно, тогда совесть затихнет и спрячет когти.

* * *

Возможность поговорить неожиданно представилась в начале весны, когда птицы за окном его квартиры загомонили громче и веселее, на деревьях набухли и распустились почки, а в заповедных лесах на проталинах зацвели первоцветы.

В тот день, собравшись на работу, Ефремыч вышел в подъезд именно в тот момент, когда мимо его двери пробегала Фанечка, стуча каблучками красных сапожек. Оборотень не растерялся и, схватив её за руку, втянул в квартиру. Не давая ведьме опомниться и проклясть его чем-нибудь заковыристым, он впился в её губы поцелуем, объятиями зафиксировав ей руки. Та прибегла к совершенно не волшебной уловке и лягнула в ответ ногою по голени, вырвав из его лёгких болезненный стон, и резко оттолкнула.

Встав так, чтобы перегородить прижавшейся к стене девушке выход из квартиры, Ефремыч, всё ещё болезненно морщась, поднял вверх руки, сдаваясь.

— Я хотел поговорить, — спешно произнёс он, опасаясь ответных действий ведьмы, но не собираясь обороняться.

— О чём же? — зло глядя на оборотня, спросила Фанечка. — Если о работе, то увы, у меня всё ещё нет для тебя предложений.

— Я хотел извиниться, — Ефремыч виновато посмотрел на ведьму, следя за выражением её глаз. — Я повёл себя как последний идиот, будучи уверен, что ты обратила на меня внимание только из-за моей работы или оборотничества, понадобившихся тебе в непонятных мне целях. Не привык, знаешь ли, к тому, что могу быть кому-то просто интересен.

Убедившись во время покаянной речи, что девушка больше не собирается драться, Ефремыч, медленно опустив руки, продолжил:

— Ты такая молодая, красивая, весёлая. Чем тебя мог заинтересовать старый облезлый я? Вот потому не поверил и обидел, за что и прошу сейчас прощения.

— Ты и впрямь глупый старый оборотень, — улыбнувшись ему, согласилась Фанечка, и от её улыбки чудовище у него в груди заворочалось, снова вонзая в сердце когти, и он задохнулся от справедливых слов, понимая, что его не простили. Он отодвинулся, давая феечке возможность уйти из его жизни, и с неверием посмотрел ей в глаза, услышав окончание фразы: — Но ты мой глупый оборотень и я мечтала о том дне, когда смогу сказать тебе это.

Фаина оторвалась от стены, на которую опиралась, и двинулась прямиком к мужчине, которого она продолжала любить даже после того, как он её обидел. Но он извинился и уж теперь никуда от неё не денется.

— Фаина?.. — прошептал Ефремыч, удивлённо глядя на девушку, приближающуюся к нему.

Та улыбалась и с сурового сердца оборотня, давно одевшего этот орган в броню, слетели оковы, пробитые робким ростком чувства, старательно позабытого им. — Феечка моя, неужели?..

Нежный поцелуй сказал ему о любви больше слов, и Ефремыч не стал медлить, утаскивая «добычу» в спальню. Плевать на работу, плевать на всё, ведь ему несказанно повезло, и он не собирался в этот раз упускать свою странную фею…