Плакса (джен)

* * *

Аанг говорит.

Вдумчиво и рассудительно он рассказывает про быт Воздушных Кочевников, про традиции. Смеясь, он рассказывает про то, как встретился с Аппой. С грустью и отчаянием — про свою судьбу и побег. С печальной улыбкой — про людей, с которыми был знаком.

Про тех, кто учил его и кто учился у него. Про всех тех, кого он любил.

Про всех тех, кого, как ему кажется, он предал.

Аанг говорит.

Часто он начинает в лицах изображать описываемые сценки — тогда он вскакивает и мечется по комнате, оживленно жестикулируя. В другой раз в его глазах стоят слезы.

Тяжелыми словами он выталкивает из себя накопившуюся боль. В слова он облекает свои переживания и страхи. Словами он вновь дает жизнь всем тем, кто был ему дорог.

Аанг. Говорит.

Я не знаю, как Сокка додумался до этого. Но это была его идея, надо отдать ему должное. Когда оказалось, что быстро найти воздушного бизона в огромном городе невозможно, Аанг снова стал мрачнеть. Нет, он еще держался — шутил и дурачился, как обычно. Днем.

А по ночам — надолго пропадал из своей комнаты. Наверное, снова шел искать своего спутника. И, возвращаясь по утрам, виновато смотрел на нас красными и опухшими от недосыпа глазами. И едва ли был способен адекватно мыслить.

Было очевидно, что долго так продолжаться не может, что Аанг просто выгорит изнутри, но он не слушал нас. Лишь отмахивался и замыкался в себе. И так было, пока однажды вечером Сокка не попросил Аанга рассказать ему про Воздушных Кочевников. И когда Аанг сухо поинтересовался, что именно Сокка хочет знать, тот ответил, что хочет знать все.

И Аанг стал говорить...

Он спал в ту ночь. И в последующие ночи — тоже.

А в обмен на его спокойствие мы слушали голос тех, кого нет. Это не было ни скучно, ни утомительно: Аанг был превосходным рассказчиком.

И когда Аанг поведал нам все, что знал про традиции и историю Воздушных Кочевников, про ритуалы и повседневную жизнь, Сокка попросил Аватара рассказать по одной-две истории из жизни каждого человека, с которыми Аанг был знаком.

И мальчик стал рассказывать нам про людей, которых знал лично. И часто не по одной-две истории, а гораздо больше. А мы с интересом слушали.

Аанг садился на пол у открытого окна, клал перед собой сложенный глайдер — как оберег, как часть своей прежней жизни — и начинал говорить.

Мы с Соккой обычно устраивались у стены напротив. Стараясь шагать бесшумно, в комнату приходила Тоф. И пока Аанг говорил, она с уважением молчала. Не имея возможности видеть, она, очевидно, высоко ценила устную речь. И никогда не перебивала Аанга.

Никто не перебивал.

Если чуть раньше мы стали его племенем, то сейчас мы разделили с ним память его народа. Ведь события, о которых никто не помнит, никогда не происходили. И нужно было, чтобы хоть кто-нибудь еще — помнил.

А пока Аанг — говорит.

* * *

— Простить, Катара, не значит забыть, что они сделали. Простить — значит перестать испытывать к ним негативные эмоции; отделить действие от тех, кто его совершил. Да, действие требует реакции, противодействия. Но противодействие должно быть направлено на действие; не на людей… и не иметь эмоциональной окраски.

В повисшей тишине очень громко трещали цикады.

Последние пару часов Аанг старательно объяснял нам точку зрения своего учителя на социализацию человечества и, когда дошел до концепции прощения, вдруг запнулся на полуслове, растеряно скользнул по мне взглядом и замолчал. Словно позабыв о нас, подошел к окну, с ногами забрался на подоконник и, вперившись взглядом в бесконечность, погрузился в раздумья.

Мы терпеливо ждали. Спать еще не хотелось, а разговаривать было не о чем. Признаться, после рассказов Аанга почти никогда не хотелось говорить: казалось, что все наши проблемы — так, рябь на воде, не более.

Зыбкие ленивые сумерки неспешно откусывали от неопределенности бытия секунду за секундой, давая им плоть, смысл и размер; в голове было удивительно пусто, ни одной дельной мысли — лишь умные слова Аанга... Ну нет! Лучше бездумно смотреть в окно!

За тонким силуэтом мальчика, что отрешенно сидел на подоконнике, неспешно томилась зелень сада. К вечеру поднялся ветер и, казалось, мир снова начал оживать после невыносимо жаркого дня: с заходом солнца в воздухе разлилась вожделенная прохлада, полная сочного шелеста листвы да звонкого треска цикад.

— Едааа... — Неожиданно застонал братец. — Жраааать!

Я с удивлением глянула на вставшего Сокку. Тот с наслаждением распрямился, потягиваясь. Бросил голодный взгляд на Момо и, протяжно сглотнув, сообщил: “Пойду добуду еды!”. Момо в ужасе спрятался за Тоф, а Сокка, пожав плечами, направился вон из комнаты.

— Троглодит! — Возмущенно пискнула я вдогонку. — Мы недавно ужинали!

— Ключевое слово “недавно”. — С важным видом парировал Сокка. — А голодный троглодит опасен для общества!

Дверь негромко стукнула о каменный косяк, и мой братец скрылся из виду. Стаккато шагов по лестнице. И снова цикады.

Аанг развернулся на подоконнике и медленно спустил ноги в комнату. Понурился. Посидел так, разглядывая свои ступни, затем словно через силу распрямился и бросил на меня долгий-долгий взгляд. Словно осторожно потрогал. Я вопросительно вздернула бровь, и Аанг, кивнув мне, беззвучно вывалился за окно — со второго этажа! Спиной вперед!

Темное месиво на мгновение расступилось, принимая в себя бултыхнувшиеся ноги-спички, и тут же вернулось к прежнему неспешному танцу.

От удивления я открыла рот и, наверное, так и осталась бы сидеть, если бы рядом стоящая Тоф не хмыкнула:

— Чего ты ждешь?

Я молчала. Я не знала, чего жду...

— Иди за ним, Катара. — Тоф вздохнула. — Он ведь позвал тебя.

Тоф не могла видеть, но чувствовала все-таки лучше нас. И поняла произошедшее единственным образом. Что ж...

Даже легкие пятки Аанга оставляют следы. Я нашла его двумя кварталами ниже по улице. Все с тем же задумчивым видом мальчишка сидел на ажурных перилах моста через небольшую речку. Знал, что приду.

Глянул искоса:

— Катара, — Аанг запнулся и мне показалось, что в горле у него стоит ком. — Помнишь, у ручья, когда я сбежал, ты кричала на Сокку; ты еще сказала, что жалость унижает, а сочувствие позволяет разделить боль?..

— Так ты слышал!

— Ага, — Аанг отвел взгляд и с виноватым видом кивнул, — да, я слышал. А еще я слышал, как ты говорила, что вы должны до конца пройти со мной этот путь — просто чтобы не оставлять меня одного. — Мальчик помолчал и, старательно избегая моих взглядов, продолжил, тяжело роняя слова. — Я решил, что не хочу, чтобы вы шли со мной.

— Но Аанг!..

— Выслушай! Я потерял всех своих близких. Я потерял Аппу! Я не хочу потерять еще и вас!! — Аанг неловко шевельнулся и, поморщившись, закатал рукав. Сосредоточенно принялся сковыривать с локтя отошедшую коросточку ссадины. — Пожалуйста, Катара, не спорь. Ты хочешь разделить мою боль и мой путь, но ты ведь даже не знаешь, что я такое!

Старательно удерживая проваливающееся в желудок сердце, я ответила:

— Вообще-то знаю. Ты — Аанг. Последний из Повелителей Воздуха. Ты — двенадцатилетний мальчишка. Еще ты Аватар.

На слове “аватар” Аанг дернулся и отодрал-таки злополучную коросту. Потекла кровь. Совершенно машинально я достала из фляги каплю воды, надела ее на руку и решительно взяла Аанга за локоть.

Ощутив прикосновение, мальчик поднял на меня взгляд, и я почувствовала, как кровь отливает от моего лица. Как стынут пальцы... В серых глазах его плескался не то что океан боли — бесконечность ее! Бездна! Тартар!

Мгновение мы смотрели друг на друга, а затем Аанг качнулся ко мне, сползая с перил, судорожно облапил и — заревел. Заревел до тошноты знакомыми, изматывающими душу слезами, которые не приносят облегчения, а лишь надсаживают горло. И в этом плаче было все — и признание, что он не может без нас, и жалоба на судьбу, и мольба не оставлять его одного — все и сразу.

Я растерянно обняла Аанга в ответ, краем глаза заметив, как замерцали его татуировки, но не придав этому значения. Сквозь всхлипы Аанг говорил что-то, каялся — сумбурно и неразборчиво — и прижимался ко мне все сильнее и сильнее, словно ища защиты.

И нечаянно коснулся моей щеки головой.

Мир исчез.

* * *

Девушка размеренно выполняет ката.

Шаг, подшаг, выпад, плавный разворот — выпад, шаг, подшаг...

Мы не учили это ката, но я видела его в свитках. Оно существует. И содержит ряд очень трудных для освоения элементов: учитель Паку в свое время не стал на них даже задерживаться. Сказал только, что оно мне не нужно. Я потом пробовала освоить это ката сама, но у меня ничего не получилось.

В частности, вот это — плавный разворот, поднять руки, сомкнуть ладони, выпад! — “движение без движения”. Один из ключевых элементов ката, который Учитель Паку объяснять отказался наотрез. А когда я попыталась узнать, почему — молча развернулся и ушел.

Девушка заметила меня. Прищурилась.

Та же девушка выполняет давешнее ката. С остановками и медленно — так, чтобы я смогла разобрать каждый элемент. Самое трудное при изучении ката — осознать, зачем делается то или иное движение. Потому что на самом деле ката должно выполняться в паре со стихией.

Девушка дошла до перехода, который всегда ставил меня в тупик, и снова прищурилась. На этот раз — ехидно.

Замерла, опустив руки вдоль туловища, развернула ладони к земле, — и две струи сразу же начали свой бег вверх по спирали. Вот оно! Движение, которое у меня никогда не получалось! К тому же, я никогда не могла взять в толк, зачем оно нужно...

Девушка понимающе кивнула, отпустила воду, дав ей расплескаться, и начала движение сызнова. На сей раз не отдельно, а в составе ката.

Шаг, разворот, одновременно с разворотом — плавно поднять руки. Это я знаю — водный щит. Затем опустить руки ладонями вниз и, удерживая щит, начать движение спирали вокруг себя, а когда змейки дойдут до пояса — руки снова поднимаются вверх...

И вот тут произошло то, чего я никак не ожидала — обе спирали рассыпались на мириады невесомых нитей, пронзивших все пространство вокруг девушки. Я не видела их, но знала, что они есть.

Руки сходятся над головой, едва слышный хлопок и — глубокий выпад на правую ногу: туго натянутые нити соединились в режущую поверхность.

Зачем?

Зачем?!

Полыхающая деревня. Гудящим пламенем объято все вокруг. Треск ломающихся балок, рев огня, запах гари. Дым! Дым! Дым!

Люди в старомодной красной одежде слаженно бегут через пламя, настигая редких выживших погорельцев. И методично превращают их в пепел.

Люди огня. Безжалостные, беспощадные.

Знакомая уже девушка. Силюсь крикнуть ей, чтобы уходила, чтобы бежала, что есть мочи — но нет, не слышит. Безропотно позволяет взять себя в кольцо.

Воплощение Аватара — теперь я знаю это — мрачно улыбается и начинает знакомое уже движение.

Люди огня атакуют, но пламя натыкается на поставленный щит — “одновременно с разворотом поднять руки”. Огонь, одеваясь паром, стучится в преграду снова и снова — но без толку. Воины беснуются, а вокруг Аватара тем временем разворачивается двойная спираль.

И я уже знаю, что будет дальше, понимаю, зачем нужно движение без движения, но — отказываюсь верить. Не хочу верить!

Девушка медленно поднимает руки и мириады невесомых, не ощутимых нитей пронизывают пространство, протыкают одежду, без боли проходят сквозь поры кожи, затягиваются вокруг сухожилий и лимфатических узлов, связок...

И теперь уже людям огня я силюсь крикнуть, чтобы они одумались, но нет...

Бег времени останавливается — едва слышный хлопок и я пытаюсь отвернуться, чтобы не видеть; не видеть, во что превращаются живые тела, когда их разъединяют по самым уязвимым местам — мир заваливается набок и сознание тонет во мгле.

* * *

— Катара?! Катара?! Катара?! Прости меня, Катара! Я не хотел! Катара! Катара!

И так по кругу. Снова и снова. Пришлось все-таки открыть глаза.

До смерти перепуганное и зареванное лицо Аанга на фоне звездного неба и круглой Луны — уже ничего себе начало. Что случилось-то?

— Катара, пожалуйста, прости меня! Катара?

Застонав, я переборола чудовищную слабость, свинцом залившую мое тело, и кое-как уселась на каменных плитах мостовой. С трудом подтянула под себя ноги. Ага, лежать все-таки было лучше, чем сидеть. Одолев теперь еще и приступ головокружения с тошнотой, я принялась осматриваться, отчаянно пытаясь сообразить, как тут очутилась.

Ба-Синг-Се. Арочный мост с ажурными перилами. Один из многих. Кажется, ближайший к нашей временной резиденции в Верхнем Городе. Судя по положению Луны, сейчас около полуночи...

— Катара?

Я перевела взгляд на перепуганного и почему-то крайне виноватого Аанга. И калейдоскопом в голове запрыгали образы: комната, окно, сад, перила, слезы, девушка.

Девушка! Воплощение Аватара, выполняющее забытое ката. А дальше?

Объятая пожаром деревня, затягивающиеся нити, формирующие единый режущий фронт. Потом — смачный хруст и чавкающий звук расчленяемых тел. Фонтаны крови, плоть, отсоединяемая от розовой кости, безмерное удивление выкатившихся глаз...

Судорожно отодвинув Аанга в сторонку, я встала на четвереньки — и меня вывернуло на мостовую. Снова и снова. До донышка. Когда спазмы кончились, я с трудом отдышалась. Вытерла рот тыльной стороной ладони, искоса глянула на виновато сопящего Аанга.

Мальчик истолковал мой взгляд по-своему:

— Катара! Пожалуйста, прости меня, я не хотел...

Жестом я попросила его замолчать, одновременно пробуя, шевелится ли во рту язык — вроде ничего, говорить можно — и задала единственный вопрос, который меня по-настоящему волновал:

— И как часто ты видишь... такое?

Аанг насупился.

— Часто. — Помолчал и отвел взгляд в сторону. — Чаще, чем хотелось бы.

И импульсивно, не сознавая, что делаю, я схватила его в охапку и крепко прижала к себе. Я не знала, зачем это сделала. Просто сделала. Верно, хотела защитить мальчика от него самого, от его судьбы и предназначения, от всего того, что не позволяло ему быть беспечным ребенком.

Аанг ошарашенно замер — всего на мгновение — а потом осторожно отстранился, высвобождаясь из объятий. Глянул исподлобья:

— Жалость унижает, Катара.

Как ушат холодной воды в лицо. Как оплеуха, от которой не остается в голове ни единой мысли... Лучше бы и правда ударил.

Зябко. Надо просто встать и молча уйти. Оставить его здесь одного. Пусть...

Я ухватилась за перила и, стараясь не смотреть на мальчишку, тяжело поднялась на ноги; сделала шаг прочь с моста, другой, третий. С каждым движением обида все больше и больше отравляла меня, ядом разливаясь по телу.

Да как он мог?!

Маленькие пальцы плотно сжались на моем правом запястье. Я с готовностью обернулась, задыхаясь от скопившихся колких слов, и — натолкнулась на взгляд широко распахнутых серых глаз, в которых плескалась давешняя боль — бесконечная, как мироздание. Только теперь к боли примешивался нешуточный страх: Аанг понял, что ошибся, а поняв — испугался.

И не одиночества он испугался. Он на самом деле боялся потерять нас.

— Катара... — Прерывистый всхлип. — Катара, не уходи. Пожалуйста, прости меня.

И в мгновение ока я проглотила все те колкие злые слова, что намеривалась сказать ему. Вздохнула тяжело, прогоняя обиду: волны гасят ветер. Так заведено.

Я снова обняла Аанга и на этот раз он крепко прижался ко мне, все еще всхлипывая и трогательно вытирая об меня слезы.

— Ты слишком часто извиняешься, Аанг.

* * *

— Аанг, мне кажется, нам надо поговорить.

Безусловно, это был самый дурацкий из всех известных мне способов начать разговор. Но начинать его все-таки было надо. Причем срочно: живой Аанг, что сидел по ту сторону стола, от мертвого уже почти не отличался. Мне даже не нужно было его разглядывать. Я и так прекрасно знала эти опухшие от недосыпа глаза, эти синюшные мешки под глазами, это виноватое выражение бледно-зеленого лица: ночной марафон поисков Аппы продолжался уже неделю — после нашего разговора на мосту Аанг словно с цепи сорвался. Эффект от “Метода Сокки” (как сам Сокка его называл) растаял без следа. И все эти семь дней Тоф с Соккой мрачно косились на меня (точнее, косился лишь Сокка, Тоф — Многозначительно Молчала, но от этого было не легче), вполне обоснованно подозревая мою вину в случившейся перемене. Начать расспросы они, правда, так и не решились. Да и что бы я им ответила? Что я понимаю в происходящем не больше, чем они? Так мне и поверили, ага...

— Аанг, ты меня слышишь?

— А? — Мальчик замер, на секунду прекратив катать по столу кружку, и ответил, глядя в сторону. — Да. Наверное. Наверное, нам и впрямь надо поговорить, Катара...

Далеко не раз и не два я заставала его вот так вот сидящим в гостинной рано-рано утром: руки на столе, между ладоней — остывшая чашка зеленого чая и — совершенно отсутствующий взгляд серых глаз.

Чужой взгляд — именно он пугал меня больше всего: однажды Аанг не успел вернуться из своих мыслей и... Представьте себе человека, который давно уже ничего не хочет. Которому все равно, жить или умереть. Который давным-давно не желает сопротивляться, а если и сопротивляется, то только лишь по инерции. Представили? А теперь вообразите себе, что именно этому человеку, который легко, одним только мановением руки подымает горы и созидает моря, вверено существование всего этого мира. Вообразили? Именно о такой взгляд я и обожглась: равнодушное всесилие, замешанное на абсолютном нежелании и пальцем шевелить ради спасения реальности. Существо, смотревшее на меня, давно и окончательно сдалось. Оно, вероятно, еще верило в себя, в свое могущество. Но в то, что он способно спасти этот мир — увы, уже нет.

Постигший меня в тот момент ужас едва ли поддавался описанию. Я смотрела — и отказывалась верить своим глазам. Ведь это был Аанг! Наш Аанг! Единственная наша надежда на мир! Живая легенда, в конце концов! Как вообще он мог сдаться?!

А потом Аанг мигнул озадаченно, помотал головой, возвращаясь в прежнего себя, и, махом взвившись под потолок, вдруг оказался прямо рядом со мной. Судорожно облапил и, уперевшись головой мне в плечо, горячо зашептал: “Пожалуйста! Забудь! Не верь! Это все неправда! Неправда! Не верь! Пожалуйста!”

И я постаралась забыть увиденное. А что еще оставалось?

— Аанг?

Мальчик сморгнул, прогоняя какие-то очередные свои невеселые мысли, и все-таки поднял на меня взгляд.

— Аанг, послушай, — я помолчала, старательно подбирая слова, — я не знаю, какие демоны тебя грызут. И выпытывать не стану, — я попыталась улыбнуться — улыбка вышла неловкая, — но я точно знаю, что по крайней мере один валун с твоих плеч мы все-таки можем убрать.

Во взгляде Аватара появился интерес, и я продолжила:

— И, думаю, валун этот краеугольный. Тебе ведь кажется, что если с нами что-то случится — то виноват будешь ты, так? Виноват, что тащил за собой, виноват, что не уберег. Верно?

На мгновение мне показалось, что Аанг сейчас снова заревет. Но нет, лишь упрямо шмыгнул носом. Спросил, тяжело роняя слова:

— И что, если так?

— Мое мнение ты уже знаешь, ну, так давай спросим остальных, хотят они идти с тобой или нет? И по собственной ли воле идут?

— А что это изменит-то?

— Давай хоть попробуем?

Молчит, кусая губы. А в глазищах — застревая слезинками на ресницах — плещется тот самый давешний страх. Что ж, когда прыгаешь в холодную воду — не задерживай дыхание.

— Пойду позову их...

Аанг не стал возражать. Лишь в дверях меня догнал его шепот:

— Иногда ты бываешь удивительно жестокой, Катара.

Обычно в раскиданных вещах Сокки угадывалась хоть какая-то закономерность, но сегодня братец явно превзошел сам себя: гордое слово “бардак” скукожилось и померкло в сравнении с достигнутым состоянием первозданного хаоса!

И в самом центре этого хаоса, вооружившись опасной бритвой и намыленным помазком, невозмутимо восседал Сокка — когда я открыла дверь, он как раз прицеливался лезвием по шее, а потому глянул на меня крайне недовольно:

— Ну чего? Чего?!

Почему-то все мужчины — когда бреются — кажутся себе удивительно беззащитными. Не знаю уж, почему. И лучше их в этот момент не дразнить, хотя обычно очень хочется.

— Ничего. — Я обезоруживающе улыбнулась. — Заканчивай быстрее и спускайся в гостинную. Разговор есть.

— Угу...

— Пойду разбужу Тоф.

Сокка задумчиво глянул на меня в зеркало. Хмыкнул:

— Она легла заполночь; береги голову.

— Постараюсь...

Бесшумно открыв дверь в комнату девочки, я узрела привычный бедлам. В отличие от бардака в комнате Сокки здесь никогда и не было никакой системы — в принципе.

Разрушение в чистом виде, экстракт.

Матрас лежит на полу, Тоф — на нем, причем поперек и в позе морской звезды; тумбочка торчит из стены, а плевальница — раскатана по противоположной; у стола не хватает двух ног, тем не менее, он невообразимым образом стоит на оставшихся, и с него свисает одеяло. Кровать, понятно, в щепы. Вообще говоря, лишь возводимый самой Тоф каменный вигвам мог выдержать ее ночные кошмары. А вот комната в доме — нет.

Уверена, прислуга тайно считает Тоф безумной и полагает, что девочка специально все крушит. Из личной к ним неприязни. Мы не раз и не два говорили этим ребятам, что Тоф кровать не нужна, но они не верят и каждый день приволакивают новую!

— Тоф? — Только ежедневный спарринг с мастером земли помог мне увернуться от брошенного камня.

— Тоф, просыпайся!

— Нет.

— Тоф...

Девочка резко села на матраце — взъерошенное чудовище! — так, будто и не спала вовсе.

— Катара. Я. Сплю. Ага?

— Нет.

— Ты — нет. А я — сплю. — С этими словами Тоф упала в горизонтальное положение и перевернулась на бок.

Крутым временам — крутые меры! Я дернула из чудом уцелевшего графина на столе струю воды и обрушила ее на Тоф. Точнее, думала, что обрушила: девочка легонько стукнула ладонью по полу и отвела образовавшуюся грязь в сторону. Негромко выругалась и снова приняла сидячее положение.

— Это так срочно?

— Да.

— Мир рушится?

— Еще нет.

— Тогда не срочно. — И девочка стала медленно заваливаться вбок.

— Тоф!

— А? — Тоф села ровнее. — Да что, — душераздирающий зевок, — стряслось-то?

— Разговор есть. Ждем только тебя.

— Ладно, сейчас приду. — Снова чудовищный зевок.

— Тоф. — Я помолчала. — Ты ведь понимаешь, что если опять заснешь — проснешься в бассейне снаружи, да?

— Да-да, Катара. — Девочка вздохнула. — Я уже поняла, что это Очень Срочно.

Со смешанными чувствами я закрыла дверь и вернулась в гостинную. Глянула с улыбкой на мрачного, но чисто выбритого Сокку и, одержав над собой сокрушительную победу, ничего не стала говорить про свежие порезы у него на шее. Села рядом.

— Как прошло?

— Увернулась.

— Молодец. — Сокка с хрустом откусил от апельяблока, сочно прожевал и задал ожидаемый вопрос. — А в чем, собственно, дело?

Я взглядом указала на хмурого Аанга, сидящего по ту сторону стола, и Сокка понимающе кивнул. Аанг поежился, словно ему вдруг стало зябко, и снова принялся катать кружку.

К моменту, когда в гостинной все-таки возникла кое-как причесанная и одетая Тоф, мы уже практически прикончили всю вазу с фруктами и считались, кому идти за добавкой. Почему-то при всех раскладах получалось, что идти придется мне.

Девочка монументально уселась между нами, стукнула в каменный пол кулаком, подкидывая последний оставшийся в вазе землеперсик, поймала его и решительно сунула в рот. Проглотила. Звонко сплюнула косточку и, повернувшись к окну, вопросила:

— Ну и?

Я вздохнула. Со временем привыкаешь, что люди, которые тебя не видят, считают, что поворачиваться к тебе лицом во время разговора, — необязательная условность. А наша Тоф условностей не жаловала. Наша Тоф была фундаментальна.

— Дело вот в чем, — поднявшись, я обошла стол и положила руки Аватару на плечи, — Аанг считает, что есть объективные причины, по которым нам не следует дальше с ним идти.

Плечи под моими ладонями окаменели, напрягаясь до предела. Такой постановки вопроса мальчик явно не ожидал. Я не видела лица Аанга. Не хотела его видеть. Но я слишком хорошо представляла себе появившееся на нем выражение бесконечной муки.

— Полагаю, что одной из этих причин является страх Аанга потерять нас. — Мальчик задергался под моими руками, пытаясь встать. — Остальные причины мне неизвестны. Думаю, Аанг сам о них расскажет.

Тихий-тихий всхлип. Раз, другой — и водоворот чужих эмоций, хлынувший в сознание, на мгновение вытеснил реальность.

...небеса полыхали, набухая голубыми молниями, и свод небесный был — огонь. И моря кипели, и не было края бурлящему котлу. И твердь земная шла трещинами, и из трещин тех свистел ядовитый пар; и горы вздымались, изливая лавовые потоки. И не было в том мире жизни. Лишь посреди чудом уцелевшей пустоши потеряно сидел на коленях мальчик, уронивши в ладони заплаканное лицо. Выросший в дружной семье монахов мальчик боялся оставаться один, не желал оставаться один. И вся беда его была лишь в том, что когда-то давно он не захотел терять тех, кто был ему близок — и минутная слабость эта встала ему очень дорого. Он не хотел терять близких — ни тогда, ни теперь; но мир вокруг продолжал стремительно рассыпаться на части, истончаясь и ускользая меж пальцев невесомым пеплом. И не было тому края...

Думаю, именно мои руки не пустили Аанга в пустошь посреди разрушенного мира: не без труда, но мальчик справился с собой, мучительно сглотнул слезинки. Упрямо поднял голову:

— Я...

— Ты! — Сокка вскочил и обвиняюще направил на Аанга перст. — Да ты же окончательно зарвался, как я посмотрю!!

Если бы я знала брата чуть хуже, наверное, испугалась бы: вид у него был Очень Грозный.

— Что? — Не ожидавший нападения Аанг растерялся — Я не...

— Что ты не?!

Краем глаза я заметила, как Тоф, прыснув в ладошку, отползла в сторону, стараясь убраться из поля зрения разинувшего рот Аанга. Похоже, не одна я читаю его, как раскрытую книгу...

— Я тебя спрашиваю, Аватар Аанг, — бушевал Сокка, — не слишком ли ты много о себе возомнил?

— Нет! — Аанг наконец “поймал волну”. — Нет, не слишком!

— И ты имеешь право решать за весь мир?

— Да, имею!

— И за нас ты тоже можешь решать?!

— Да! — Аанг запнулся. — То есть... — Стушевался, — я хотел сказать... я...

Торжествуя, Сокка обошел стол и сел рядом с мальчиком, обнял за плечи:

— Именно. Послушай, приятель. Мы все знаем, что тебе очень тяжело, что ты не можешь простить себе прошлые ошибки, что очень боишься совершить новые. Но дело ведь даже не в ошибках или праве решать за других. Дело в том, что ты забыл спросить нас — хотим мы идти с тобой или нет. А ведь мы хотим! Ты — наша единственная надежда!

— Это, — в голос Аанга исподволь просочился яд, — основная причина?

Сокка понимающе хмыкнул:

— Давай сделаем вид, что я только что сказал много пафосных слов про Судьбу и Предназначение, — Сокка многозначительно помахал руками в воздухе, — и перейдем сразу к тому, что ты нравишься нам, как человек, и мы хотим помочь тебе выполнить твою непростую задачу, ладно?

Аанг некоторое время задумчиво кусал губы. Потом всхлипнул:

— Ну почему вы не хотите меня понять? Вы ведь даже не знаете, что я такое! Аватар! Ха! Вы даже не представляете себе, что такое Аватар на самом деле! — Помолчал. — А что, если с вами все-таки что-нибудь случится?!

— Слушай, Пятки, — лениво возразила Тоф, до того момента с невозмутимым видом кидавшая в стену булыжником, — мы ведь не самые простые ребята на этом свете, так? С чего ты вообще взял, что с нами что-то случится?

— Аппа тоже был... не самый простой...

— И что?! — С пол-оборота завелся Сокка, всегда готовый повторить уже дюжину раз сыгранный спор. — Это ты виноват, что его похитили?

— Да! Именно я его не уберег! И точно так же я могу не уберечь вас!

— Да не надо нас беречь! Мы сами можем о себе позаботиться!

— Ну так и заботьтесь о себе где-нибудь отдельно от меня!! — Аанг попытался встать, но я усадила его обратно. — Пусти!

— Аанг, успокойся, пожалуйста. — До сих пор я молчала, но разговор явно потек не в то русло. — И перестань быть эгоистом, наконец! Помимо твоего страха потерять нас, есть еще наш страх потерять тебя. Это ты в состоянии понять?

Отвернулся, насупился. Потом не сказал даже, буркнул: “Да, в состоянии”.

— Ну, тогда попробуй еще вот что понять. Мы идем с тобой потому, что любим тебя. Потому, что хотим помогать тебе. Потому, что ты дорог нам. Потому, что ты нужен нам. Давай ты будешь считаться и с нашими чувствами тоже?.. И пусть тебя больше не разрывает на части от невозможности решить, чего ты не хочешь больше — отказаться от нас и остаться одному или непрерывно бояться за нас. Мы не позволим тебе отказаться от нас — во-первых, а бояться за себя мы и сами можем — во-вторых. Договорились?

Несколько минут Аанг молча испепелял взглядом стену напротив, потом все-таки сдался и выдавил: “Да, договорились”.

— Вот и ладно, — Сокка встал и с хрустом потянулся, — раз мы так быстро все уладили, может, пойдем готовить листовки?

Аанг, понимая, что его дразнят, нехотя спросил:

— Какие еще листовки?

— Листовки о пропаже Аппы. Их можно раздавать и...

На мгновение мне показалось, что под моими ладонями взорвалась желто-оранжевая бомба.

И только закрыв за собой входную дверь и ступив под лучи палящего солнца Ба-Синг-Се, я задала давно мучивший меня вопрос:

— А все-таки?

— Все-таки — что? — Мальчишка запрокинул голову и от вопросительного взгляда его серых глаз у меня перехватило дыхание.

— Чего еще мы о тебе не знаем?

— Многого. — Аанг, печально улыбаясь, смотрел на меня снизу-вверх. — Вы не понимаете самой сути Аватара. Весь мир не понимает...

* * *

The nation's fate

The strongest poison

The soul slept in beams of light

The human form

...Дай-Ли замерли и, словно забыв о моем существовании, слаженно повернулись вправо, таращаясь на ослепительно-белый столб света, что возник там, куда мгновение назад с размаху грохнулся Аанг. Я настороженно проследила за их взглядами и едва не захлопала в ладоши от радости: то Аватар поднимался, вставая в полный рост. Татуировки Аанга светились столь ярко, что контур его тела плыл, размывая реальность. Ни один человек в мире не посмел бы тягаться с полностью пробудившимся Аватаром — сама идея была абсурдна.

Именно поэтому замерли в нерешительности Дай-Ли. Именно поэтому потерянно опустил руки Зуко. Именно поэтому... на какое-то мгновение мне показалось, что все закончилось. Что больше не будет бегства и неопределенности. Не будет войны. Не придется больше выживать, из последних сил выцарапывая у бытия право на существование. Что можно будет вернуться домой и восстановить разрушенное...

Но словно в дурацком кошмарном сне — вязком и липком от пота — я увидела, как тело Аанга выгнулось в невозможной судороге, как брызнули в стороны полыхающие искры и — время замерло.

Не двигались Дай-Ли. Не сыпались больше со сводов пещеры потревоженные камни. Не текла вода в канале. Воздух застыл в неподвижности.

Лишь мое сердце бешено стучало в висках: опрокинувшийся вниз головой Аанг начал падать на камни.

И где-то внутри меня маленькая девочка Катара отчаянно попыталась закричать. Но у нее не было рта; она не могла кричать. Она хотела заплакать, но и слез у нее не было тоже. Она молила о помощи, она просила, чтобы ей сказали, что все это неправда. Но некому было поддержать ее, некому сказать ласковое слово. И, поняв, что отныне она предоставлена сама себе, маленькая девочка Катара приготовилась к худшему.

Давясь я проглотила слезы и что было силы скрутила в себе боль, принимая неожиданный поворот судьбы: перегрызть себе вены я всегда успею, но оставим лучше это неаппетитное действо на потом. Если это “потом” вообще когда-нибудь наступит. Ведь если сейчас мир останется без последнего Повелителя Воздуха, без Аватара — смысла уже не будет ни в чем. Реальность, какой мы ее знали — закончит свое существование...

Мерно, капля за каплей время продолжало наполнять часы мироздания: Аанг все так же падал вниз головой на камни, но с каждым ударом сердца — все быстрее. Адреналиновый шок проходил. Все вокруг неспешно возвращалось к прежнему своему ритму: сверху посыпались камни, потянул по полу сквозняк, заструилась вода в канале. Времени переживать за себя, за свой мир — не оставалось. Надо было спасать нашу единственную надежду на равновесие.

Да что там! Надо было спасать Аанга! Моего Аанга!

Крутнувшись вокруг своей оси, я собрала воду в поток, в цунами и поднялась на гребень волны. Я не знала, что собираюсь делать, знала только, нужно двигаться, сопротивляться... А потом что-то случилось: на долю секунды я ощутила взгляд тысячи равнодушных глаз, что смотрели, казалось, со всех сторон сразу, — и меня словно вышибло из моего тела. Я полностью потеряла над собой контроль.

Отрешенно я наблюдала, как кто-то, вселившийся в мое тело, дополнительно поднимает из канала неимоверное количество воды (я правда так могу?!), как моя волна действительно превращается в настоящее полновесное цунами, как это цунами с грохотом обрушивается на Дай-Ли, раскатывая их по каменному полу, как смывает в сторону Зуко и Азулу, как я прыгаю в отчаянной попытке подхватить падающего Аанга, как ловлю его, как неведомым образом успеваю собрать под собой воду в подушку и смягчить наше общее падение...

Мгновение прострации — и боль вернула меня к реальности. Разбитые колени, гудящая голова — мое тело вновь было моим. Эмоции тоже вернулись: ярость и отчаяние — они буквально затопили мое сердце. Обнимая Аанга, закрывая его от подходящих Зуко и Азулы, я отчетливо понимала, что кровь больше не струится в теле мальчика.

Аанг был мертв!

И это был выбор. И любой выбор был смерть. Я могла попробовать вернуть Аанга прямо здесь и сейчас. Но Зуко и Азула убили бы меня на месте. Я могла попробовать справиться с ними — безнадежная затея. Но я ведь только что совершила невозможное, так почему нет? Но драка — это время. А Аанг стремительно уходил за Сумеречный Предел.

Пламя взметнулось, и Айро встал, загораживая нас от Азулы. Встал, избавляя от выбора:

— Вам нужно убираться отсюда! Я буду сдерживать их столько, сколько смогу!

И я приняла эту жертву, без раздумий отдаваясь воле Потока.

Когда сияющая капля коснулась обугленной спины Аанга, я увидела их — всех их, прежние его воплощения: в сером сумраке они стояли бесконечной шеренгой и пристально смотрели на меня. Так ученый смотрит на приколотую к листу бумаги пчелострекозу — с равнодушным сожалением. Изучающе. С недосказанным вопросом.

И Аанг был крайним в той шеренге — маленький и глубоко несчастный — на нем не было его привычных татуировок, и одет он был в незнакомую мне желто-оранжевую тогу. Но это был Аанг — мой Аанг: он улыбнулся до ушей, увидев меня, и в его серых глазах запрыгали бесенята, когда он понял, что я пришла именно за ним. Коротко кивнул, принимая ультиматум, и нерешительно оглянулся на остальных — секундная пауза — и мальчик шагнул мне навстречу, выходя из шеренги.

— Здравствуй, Аанг.

* * *

...только что он полыхал, словно изломанные крылья дракона; занялся жарко и легко — прочное мореное дерево вспыхнуло как спичка; и вот уже остался лишь пепел.

Глайдер Аанга сгорел.

— Все, что вы знали про Аватара — ложь. Ложь в мелочах, ложь в целом. — Аанг, тяжело вздохнув, уселся на покрытый трещинами камень. — Ведь что вы знаете про Аватара? — Аанг помолчал, словно ожидая ответа и, не дождавшись, продолжил, — Весь мир считает, что Аватар — это такой специальный дядя, который следит, чтобы четыре народа жили в мире, так?

— Так. — Кивнул Сокка.

Аанг снова вздохнул:

— Это не так. Аватар существует вовсе не для этого... То есть и для этого тоже, но это не основная его задача.

Мальчик повернулся, стряхивая со щеки горячий пепел, и в алом отблеске текущей лавы я на мгновение увидела его лицо: глаза цвета зимнего моря снова смотрели равнодушно и — словно с издевкой. Знакомый стальной взгляд.

— Когда стало понятно, что человечество, разделившись на четыре стихии, жить в согласии не сможет, что талантливейшие Повелители рождаются слишком редко и слишком... метко, встал вопрос о том, как это самое человечество сохранить. Вот тогда-то и появился Аватар — воплощение Стихий. Должно быть, кто-то и где-то решил, что одной судьбой в поколении можно пожертвовать; что растоптав все человеческие стремления одной конкретной судьбы, можно будет обеспечить мир, процветание и совместное развитие всех остальных... судеб. Примерно так рассказывается в преданиях, да?

Мы озадаченно покивали.

— И вот тут начинается самое интересное, — Аанг невесело рассмеялся, — люди, как всегда, все решили по-своему. Зачем жертвовать своей судьбой? Ведь ты Аватар! Зачем отказываться от всего человеческого и полностью посвящать себя Миру? Ведь ты Аватар! Это так по-человечески... Так мелочно, гадко. — Аанг помолчал. — Были, конечно, и те, кто полностью отдавался своему предназначению: целиком посвятившие себя служению Повелители, наивные... Их всегда было слишком мало. — Мальчик снова засмеялся. На сей раз — зло. — Остальные считали, что одного уже факта их существования достаточно для поддержания равновесия. Пройдя цикл обучения и сотворив пару чудес для острастки, они заводили семью и удалялись на покой — подальше от всех. Вместо того, чтобы активно участвовать в политической и культурной жизни четырех народов; вместо того, чтобы способствовать взаимодействию и взаимопроникновению культур, развивать новые, невиданные техники, что делали они?! Жарили шашлык, удили рыбу и воспитывали детей! А некоторые даже организовывали культы имени себя. Простые человеческие радости! А если какой-то из народов развивался в достаточной степени, чтобы начать войну, что делал Аватар? Низводил этот народ до уровня соседей! Вместо проводника Аватар стал намордником на этом мире! Коротким строгим поводком!! — На секунду Аанг замолчал, переводя дыхание. — Вы не задумывались, почему за прошедшие несколько тысяч лет в этом мире ничего не изменилось? Мы до сих пор пользуемся техниками, которые древнее Аватара. Но ведь сменились сотни поколений! Неужели за все это время никто не придумал ничего нового? Не было гениальных Повелителей? Тоф, ты не в счет... Где они, эти новые техники? — Пауза. — Я расскажу, — Аанг постучал пальцем по голове, — все они здесь. Начиналась война и тут же приходил Аватар и отбирал средства ведения этой войны: изучив новые техники, Аватар надежно уничтожал даже упоминания о них...

— Но ведь это правильно, — не выдержала я, — ни один народ не должен быть сильнее прочих!

— Понимаешь, Катара, — Аанг с готовностью повернулся в мою сторону, — при должном исполнении Аватаром своих обязанностей ни один народ и не стал бы сильнее прочих. Аватар должен был активно участвовать в делах Мира — на дипломатическом и культурном уровне, быть в курсе всех дворцовых интриг, быть на острие новейших техник; если потребуется — решать проблемы не только словом, но и делом. В этом было его предназначение: пожертвовать своей человеческой судьбой ради судьбы Мира: быть везде, быть в курсе всего, быть способным решить любой конфликт здесь и сейчас. И конечной целью всего этого было построение мира, в котором Аватар стал бы ненужен — полностью автономного, самодостаточного мира... — Я поймала себя на том, что сижу, раскрыв рот. Аанг меж тем продолжал. — А что делали они? Жили обычной человеческой жизнью да изредка применяли грубую силу — чтобы удержать мир на том уровне, когда еще хватает грубой силы. Несколько тысяч лет у них это получалось. А нам вот не повезло!

Аанг понурился и замолчал.

— Слушай, Пятки, — подала голос Тоф, — мы уже поняли, что ты сильно недоволен своей судьбой и тем, как отнеслись к своему предназначению твои предшественники. Но нам-то ты это с какой целью рассказываешь? И почему именно сейчас?

— Хороший вопрос. — Аанг хмуро улыбнулся. — Дело вот в чем. Когда-то давно, целую жизнь назад, вы сказали мне, что пойдете со мной до конца — невзирая ни на что. Вы повторили это снова — сейчас... — Мальчик помолчал. — То, что мы собираемся сделать — следует идеологии короткого поводка, идет против концепции прощения. Мне придется поступить так же, как поступали мои предшественники: осадить зарвавшийся народ при помощи грубой силы. И мне от этого неописуемо тошно.

— У тебя просто нет выбора, — мрачно заметил Сокка. — Это единственный путь.

— Я понимаю, — кивнул Аанг, — Только вот ведь что. Если я не справлюсь, следующий Аватар будет из вашего рода, Катара. И у вас практически не будет времени, чтобы его найти и подготовить...

— Мы уже обсуждали это тысячи раз, Аанг, — вздохнул Сокка. — Мы прекрасно знаем, что делать, если...

— Дослушай, ладно? В случае, если я... если мы все-таки справимся, получится, наверное, еще хуже. Потому что мы дадим миру надежду и едва ли сможем ее оправдать.

Мальчик задумчиво поерзал на камне, словно прислушиваясь к каким-то своим ощущениям, потом продолжил:

— Воздушных Кочевников больше нет, Цикл нарушен, через четыре поколения Аватару будет не в ком воплощаться. И если Мир не будет к этому готов — начнется резня. Если мы выиграем в этой войне — нас ждет война куда более жестокая. Война против всего человечества, ибо вопреки существующей действительности, невзирая ни на что мы должны будем построить Новый Мир. Мир, который сможет жить без Аватара. — Аанг помолчал. — Если вы готовы пойти со мной до конца, вам придется активно участвовать в строительстве этого нового мира. Простой жизни — как прежде, как вам мечталось — у вас не будет.

— Что-то я не поняла, — улыбнулась Тоф, — ты нас запугать что ли пытаешься?

— Нет, я не... Ай!

Аанг спрыгнул с камня и, пританцовывая, принялся хлопать по тлеющим сзади штанам; выпалил скороговоркой:

— Не пытаюсь. Решил, вы должны знать правду. Решил, должны знать, на что подписываетесь и чего вам это будет стоить.

— Ну так мы давно уже все решили, — хмыкнула я, — замри и повернись спиной!

Мальчишка повиновался и я заметила, как он рассеянно скользнул взглядом по дымящимся скалам: в его глазах больше не было стали — только вселенская печаль.

А потом Аанг возмущенно завопил, когда я окатила его сзади водой.

* * *

Зуко за эти дни мы видели всего несколько раз: они с дядей были полностью поглощены улаживанием формальностей: до церемонии передачи престола, до коронации Зуко оставалось всего три дня — и ни одной спокойной минуты нам так и не перепало. Стоило нам остаться наедине, как тут же кто-нибудь вбегал, рвал на голове волосы, кричал, что все пропало и мы ничего не успеваем и — утаскивал либо меня, либо Зуко решать чужие проблемы. Принц, понятно, шел на очередной Совет, ну, а нас с Аангом водили по официальным встречам с представителями всевозможных политических фракций, представлявших все существующие точки зрения на то, как следует устраивать послевоенный мир. Аанг встречался, терпеливо, как детям малым объяснял, что у него уже есть точка зрения, спасибо, он благодарен за оказанное почтение. Встречался, объяснял, выражал благодарность. Встречался. Объяснял. Выражал. Потом, понятно, под разными предлогами стал встреч избегать, успешно делегировав эту хлопотную обязанность мне: я была куда менее терпеливой и намного более резкой в суждениях. Встречи потому заканчивались молниеносно. Впрочем, поток желающих научить нас жить от этого вовсе не иссяк.

Холодно поблагодарив делегацию в одеждах царства земли за оказанное доверие и пообещав подумать над их предложениями, я поднялась из-за стола, страстно желая лишь одного — выйти наконец на свежий воздух и забыть всю ту ахинею, что эти люди лили мне в уши два часа к ряду. Я искренне не понимала, как можно быть столь наивными — в таком-то почтенном возрасте, но показывать этого было никак нельзя. Мы строим новый мир и любая точка зрения должна быть услышана. Какой бы бредовой она ни была.

С вежливым вниманием я перетерпела поток ответных благодарностей, склонив голову подождала, пока эти непонятные люди — все до последнего — просочатся за дверь и, тяжко вздохнув, вышла наконец на террасу. Солнце, стремительно катившееся к закату, опаляло безоблачный ультрамарин лазурью, подкрашивая редкие облака алыми каплями: еще один глоток нового мира бездарно утек сквозь пальцы; все больше нужно было сделать и все меньше времени у нас оставалось.

Поначалу все шло именно так, как задумывал Аанг, но чем дольше мы играли в странную игру под названием “построй новый мир”, тем яснее я понимала, что на самом деле никуда мы не двигаемся; что все наше “движение” — лишь иллюзия, успешное преодоление тысячи бюрократических препон. А настоящая цель все так же недосягаемо маячит где-то в неопределенном далёко. И к ней мы не приблизились ни на шаг.

Думаю, Аанг осознал этот прискорбный факт намного раньше меня — потому и устранился от дипломатической суматохи, что сопутствовала предстоящей коронации Зуко.

Положив локти на высокие перила террасы, я водрузила на них гудящую голову и, с сожалением отпустив в свободное плавание нитку горизонта, перевела взгляд с небес на землю, на тренировочную площадку, по которой в странном дерганном темпе вышагивал Аанг, выполнявший диковинное ката. Оказывается, мальчишка не только не сбежал купаться куда-нибудь на ближайшие острова — пока я отдувалась за нас двоих! — но и все еще увлеченно занимается... непонятно, чем.

Далеко не однажды я видела, как тренируется Тоф и Зуко... да что там! Я деятельно участвовала в тех тренировках: на многие их движения у меня выработались рефлексы. А кое-где и синяки сохранились. И я много раз видела, как Аанг обращается с воздухом. Именно поэтому я нескромно считала, что способна узнать стихию любого, даже самого экзотического ката, но то, что вытворял Аанг — было невообразимо: резкие удары с полным реверсом он сочетал с плавными переходами, фундаментальные блоки переключались в молниеносные атаки из невозможных позиций. Было заметно, что некоторые движения не согласуются — не могут согласоваться в принципе! — Аанг тогда забавно топтал свою длинную тень, а потом снова и снова повторял переход, пока тот не начинал каким-то чудом получаться.

За спиной чуть слышно скрипнула дверь, и я настороженно замерла, нащупывая воду в окружающем пространстве: параноики дольше живут, знаете ли. Кувшин на подоконнике, стакан на столе, питьевой фонтанчик под террасой — сгодятся, а вот бассейн у тренировочной площадки — нет, он слишком далеко. Фляга, два фикуса в зале, герань, кровеносная система... стой! Нельзя!

Огонь в чужих венах жарко полоснул меня по щекам, заставив обернуться:

— Мои извинения...

— Ничего страшного, Катара, — старик улыбался как нашкодивший лемур, — я должен был громче шуметь, когда шел сюда... Ничего, если я составлю тебе компанию?

— Как я могу вам запретить? — Улыбнулась я в ответ. — Вы ведь у себя дома.

— И то верно. — Рассмеялся Айро.

Признаться, детски-непосредственное отношение Западного Дракона к действительности каждый раз повергало меня в ступор: прямолинейность — последнее, чего ты ждешь от человека с такой судьбой.

Несколько секунд старик заинтересованно следил за тем, как Аанг выполняет свое непонятное ката. Потом поднял взор, уперев его в темнеющее небо, и с отрешенным видом процитировал:

— “Превзойди четыре элемента, соедини три основы — и ты навсегда изменишь Мир.” — и, поймав мой удивленный взгляд, пояснил. — Это ката называется “Семь шагов”, Катара. Ни один из Аватаров так и не завершил его.

Я открыла было рот, чтобы задать очевидный вопрос, но вовремя спохватилась и сделала вид, что мне совсем неинтересно. Айро глянул на меня искоса, спрятал в бороде улыбку и какое-то время выжидающе молчал, но поскольку вопрос я задавать не спешила, ему пришлось продолжить без моей помощи:

— Считается, что законченные “Семь шагов” сделают мир таким, каким его хочет видеть Аватар.

— Понятно.

Некоторое время я обдумывала услышанное, а потом меня как стукнуло:

— А вы-то откуда знаете про “Семь шагов”?

— Аанг, — Старик задумчиво погладил бороду и ухмыльнулся — далеко не первый Аватар, которого опекает наш Орден. — И, глянув на меня, ехидно добавил. — Не думаешь же ты, что все те счастливые случайности, которые помогли вам выжить, — на самом деле были случайны?

Мне потребовалось не меньше двух минут, чтобы осознать сказанное:

— Так значит, “Белый Лотос” все время был рядом?!

— Ну конечно, — Рассмеялся Айро, — не могли же мы оставить единственную надежду без присмотра.

— Но почему вы не рассказали нам о себе?!

— Вы не были членами Ордена, — снова засмеялся Айро. — В Орден принимают только состоявшихся мастеров... К тому же большую часть времени вы отлично справлялись и без нас.

Разумом я понимала, что старик прав, что злиться уже поздно; но и не злиться почему-то не получалось. Видимо, эмоции столь явно хлынули наружу, что Айро принялся меня успокаивать:

— Мы действительно не имели права вмешиваться, Катара. Вы должны были пройти этот путь сами; мы лишь страховали вас. В конце-концов, мы — просто клуб по интересам для старых… мастеров, возомнивших о себе невесть что. И если бы мы помогали вам от начала и до конца...

Старик говорил что-то еще, какую-то успокоительную чушь, которая текла сквозь меня, не оставляя следа; Айро говорил и говорил, и говорил, и с каждым его словом я чувствовала, как злость покидает меня, растворяясь дымкой. Слушая вполуха его увещевания, я рассеянно глянула на тренировочную площадку и — остолбенела.

Ситуация изменилась кардинально: темп ката больше не был рваным — каждое движение идеально согласовывалось с предыдущим и плавно перетекало в следующее. Вопросов о том, к какому элементу принадлежит тот или иной переход, — не было. Начинающий повелитель воды без тени сомнений сказал бы, что это вода. Школьник страны Огня заявил бы, что это огонь; ребята из Ба-Синг-Се, усмехнувшись, сообщили бы, что это земля. А воздушные кочевники так и вовсе рассмеялись бы нам в лицо, будь они живы.

В какой-то момент я поняла, что Айро тоже замолчал и, разинув рот, смотрит на Аанга.

Аанг тем временем размеренно шел по тренировочной площадке, выполняя несуществующее ката. И татуировки его светились столь ярко, что плыл не только силуэт Аватара, но и пространство вокруг него. И искажения те складывались в причудливые картины на которых полыхающая пустошь, неизменно возникая вновь и вновь, перемежалась с видениями огромных летающих островов, где водопады низвергались из ниоткуда в никуда; с невозможными городами, вздымающимися на запредельные высоты; с вертикальными садами, заполнившими ранее безжизненные склоны скал.

Аватар размеренно шел по тренировочной площадке, выполняя невозможное ката. И не ката он на самом деле выполнял: то был поединок — отчаянный и безжалостный: до последней капли крови, до конца — поединок с самим собой.

Наконец Аанг вернулся в исходную точку и замер словно в нерешительности. Ветер стих и прилипшие к небу перистые облака окрасились в багровый цвет, когда солнце принялось бесшумно плавиться о горизонт. Повисла такая оглушительная тишина, что, казалось, приложи я усилие — и физически услышу, как кровь течет в жилах: будто весь мир испуганно замер, ожидая заслуженной кары.

— Ну вот и все, — с грустью вздохнул Айро.

— Что — все?

— Теперь Аанг построит свой мир. И нам сильно повезет, если он действительно простил нас…

И, словно подтверждая эти слова, татуировки Аватара вспыхнули ослепительным пламенем, а реальность вокруг него принялась стремительно выцветать, обретая хорошо знакомый мне серый оттенок пустоши, озаренной сполохами молний: едва ли мальчик мог искренне простить мир, который всю его короткую жизнь лишь требовал с него, но никогда ничего не давал взамен.

И тогда я сделала единственное, что могла еще сделать: я прыгнула вниз с террасы и что было сил побежала к Аангу; побежала в центр в этой губительной пустоши, что с невозможной скоростью пожирала наше пространство.

Побежала с единственной целью: не дать мальчишке закончить ката, не дать ему снова остаться одному.