Океан выбрал её (джен)

— Океан выбрал меня! — говорит ему Моана, гордо поднимая голову. Ну, то есть, задирая нос, на самом-то деле. И глазищами сверкает. В этой девочке столько пафоса, что можно раздать паре-тройке героев и еще останется. Ах, Океан. Ах, выбрал. Вы только подумайте. Все дружно падают ниц и благоговеют, а как же. Мауи вот только падать не спешит и благоговеть тоже. Он совсем другие чувства испытывает по отношению к маленькой и смешной Моане. Мауи её жаль. Ведь она определенно не понимает, о чем говорит.

Она, наверно, думает, что быть избранной Океаном — это получить какое-нибудь невыполнимое для смертной задание, вроде того, что она получила, и отважно топать навстречу погибели, надеясь, что в самый критический момент Океан как-нибудь да поможет избранной: сам же назначил на эту роль! И она все-таки каким-то чудом не умрет. И вот тогда-то, с исполнением задания, избранность закончится и начнется нормальная жизнь. Конец сказкам и легендам! Скверна перестанет разрушать родной остров Моаны, корабли снова выйдут в море, Моана станет вождем и заживет долго и счастливо. Ага, сейчас. Конечно.

Мауи пару раз (да что там! Пару десятков раз!) непрозрачно намекает Моане, что лучше бы ей не выполнять задание, эту самую великую миссию, возложенную на нее Океаном. Лучше бы ей провалиться, проявить слабость, психануть, выбросить свой камешек куда подальше, сдаться и вернуться домой, потому что... потому что так будет лучше для нее, честно. Остров ее велик, если переезжать с места на место, то еще на пару-тройку десятков лет пищи для племени хватит, а там, глядишь, и новая избранница Океана подрастет. Кто-нибудь другой. Не Моана. Моану жалко.

Но Моана не слушает его. Думает, он просто хочет отговорить ее возвращать сердце Те Фити (и это правда, не без того!). Океан же задумчиво вытягивает волну, как щупальце спрута, и смотрит на Мауи испытующе. Глаз у него нет, но Мауи точно знает: смотрит! Ты, мол, против меня решил пойти, полубог малахольный? Ради вот этой вот смертной? Серьезно? А силенок-то хватит сражаться до конца? Мауи пожимает плечами и завязывает спорить и отговаривать: он не нанимался спасать Моану. Океан выбрал ее, она же сама сказала. И ее все устраивает. Хоть она и не понимает, о чем говорит... не важно. Нельзя же спасать человека, если его все устраивает. А он еще не выжил из ума, чтобы идти против Океана, сидя в лодке посреди этого самого Океана. Да даже соколом пролетая над ним. Нет уж, спасибо.

* * *

Моана перестала выходить в море. Там теперь прекрасно обходятся без нее, ведь все, кто желал, довольно быстро научились читать звездное небо, управляться с веревками и парусами, узнавать направление по течениям и ветру. Ей все равно благодарны, все помнят, кто принес мореходную науку на остров, и конечно, каждый раз зовут ее с собой. А Моана отказывается. Ей теперь страшно оказаться в лодке посреди Океана. Ей даже подойти к воде страшно. Все больше времени она проводит даже не на берегу, а на самой что ни на есть суше, в глубине острова. Но остров теперь кажется ей слишком маленьким. Одна очень хорошая буря — и вода достанет ее даже здесь. Ну и что, что раньше такого не случалось? Теперь может и случиться. Именно теперь, именно с ней.

Ей страшно, потому что Океан, который казался ей милым, добрым другом, помощником, союзником в их общей беде, заявил свои права на нее. Она до сих пор помнит, как испугалась, когда почувствовала, нырнув в воду, как Океан обнимает ее, обвивает руки и ноги, обездвиживает и держит — вопреки всему, что она знала о воде и о плавании. Она испугалась тогда не сразу. Сначала просто попыталась перевернуться и поплыть к берегу. Потом, когда у нее не получилось, снова пыталась. Потом паниковала молча. Потом попыталась кричать и захлебнулась.

А потом очнулась на берегу и поняла, что попала сюда только потому что ее выбросило прибоем. Или, говоря совсем прямо, Океан сам ее вынес. Отпустил. А мог и не отпустить.

— Что на тебя нашло? — бесилась она позже, придя в себя, расхаживая туда-сюда вдоль линии прибоя. — Зачем ты так меня напугал?

Океан, конечно, не отвечал, только волны одна за другой с легким плеском ложились Моане под ноги.

Ей еще долго было не по себе при взгляде на бескрайний морской простор, но она очень хотела забыть случившееся, и у нее почти получилось: все стало казаться каким-то недоразумением, дурной шуткой. Разве Океан может быть опасен? И она снова вошла в воду.

Океан стал осторожнее. Его прикосновения больше не становились хваткой, и она почти привыкла к ним. Привыкла к волне, обвивающей ее от щиколотки до бедра, стоило только зайти в воду. Привыкла к блестящим красивым раковинам, буквально льнущим к ее рукам. Привыкла к мягким поглаживаниям по спине — это просто вода, это Океан, он старый друг, и это так приятно...

Когда Тейн, симпатичный веселый Тейн точно так же погладил ее по спине и обнял, это было еще приятнее. Это могло бы стать настоящим счастьем, но вскоре Тейн уплыл с рыбаками к дальнему рифу. Их лодки перевернуло волнами. Все уцелели, а Тейн нет.

— Ты нарочно сделал это, — шептала Моана, наклонившись близко-близко к воде. Пусть видят, пусть считают сумасшедшей, пусть! — Зачем? Почему ты забрал его у меня? Чем тебе помешало мое счастье?

Океан молчал, только тронул осторожно ее ступню. Моана шарахнулась прочь под непонимающими взглядами своих людей. Прав был отец, когда боялся Океана! И как же не права была она сама...

— Оставь меня в покое, пожалуйста. Просто не трогай больше — ни меня, ни тех, кто мне дорог. Я прошу тебя, — но сколько Моана ни ходила на берег с просьбами, в ответ она получала лишь новые красивые раковины, блестящие невиданные украшения да обломки лодок. — Я раньше любила выходить в море, но ты забрал у меня это. Я любила Тейна, и ты забрал его. Ты всю мою жизнь забрал, ты понимаешь?!

Соленые брызги плеснули ей в лицо. Океан понимал и соглашался с ней. Волны взвились вверх двумя вихрями и легли ей на плечи, притягивая ее ближе к воде. Моана вырвалась и лишь вырвавшись поняла, что Океан толком и не держал ее. А если бы держал, у нее бы ничего не вышло. С тех пор она не подходила близко к берегу.

И с тех пор ей стала сниться вода — обволакивающая снаружи и заполняющая изнутри, вода, проникающая внутрь ее, вымывающая ее существо и становящаяся ею. Хоть она и старалась не подходить к морю, остров стал казаться очень, очень маленьким. Как будто Океан сможет забрать ее из любого места, если только захочет. Моана не понимала, зачем она ему теперь, когда все уже закончилось, когда их приключения остались позади. Но Океан не оставлял ее в покое, он был с ней рядом — запахом, плеском волн, шумом и грозами, блеском лунной дорожки ночами. От него нельзя было убежать.

* * *

Только сильная смертная достойна быть избранницей Океана. Она должна быть вынослива, она должна быть бесстрашна, она должна уметь любить — искренне, всей душой. Она должна любить Океан. Океан испытал Моану, и Моана оказалась сильна и отважна. Она была мореплавателем, она принадлежала воде больше, чем суше, и потому она принадлежала Океану.

Теперь она боялась его — смешной порыв смешной смертной. Океан был ласков к ней, он носил ей дары и купал ее в ласке, он не дал ей изменить ему со смертным, но она не оценила его заботу. Она забилась в самую глубь своего маленького кусочка суши и дрожала там неведомо отчего. Но Океан знал: Моана не сможет бояться всю жизнь. Однажды она выйдет на берег и все-таки станет его. Пусть пройдет время — времени у Океана достаточно. Океан ждал.