Понимание (джен)

Мне часто снится один и тот же сон. Я вновь и вновь вижу, как падает брат от моего удара, как он боится, пытается отползти. Униженный, он один — слабее, чем оказались мы вместе. Мне больно. Так не должно было случиться, но это был единственный способ его остановить.

Каждую такую ночь я ухожу ещё до рассвета. Ни сонный шелест листвы, ни плеск ручья, ни шёпот ветра — ничто не приносит покоя. Я измучен.

Однажды я засыпаю в лесу и просыпаюсь, когда солнце уже светит мне прямо в лицо. Я не думаю о том, что меня ждут. Я внезапно понимаю, что именно мне следует сделать. Это же так просто… Просто взять чистый лист и кисть, и тушь, и написать, найти те самые важные слова, чтобы извиниться. Он же мой брат, мы росли вместе, и он, именно он — такой умный. Он же сможет меня понять?

…Птица уносит всего лишь три слова: «Хочу встретиться. Ашура».

Договариваться — тяжко. Индра не доверяет, не верит, ищет подвох. Не находит. Я не собираюсь его убивать. Правда — не собираюсь, что бы он ни думал. Он — мой брат. Мой любимый гордый запутавшийся брат, несправедливо обиженный отцом. Тот, кого на самом деле следовало назвать наследником. Тот, кто мне дорог.

В конце концов он соглашается. Место встречи выбирать ему — и это маленький дом в небольшой деревушке. Я ни о чём не спрашиваю больше. Иду один. Через лес, через реку, через ущелье, вверх по склону — путь далёк. Но это очень хороший путь. Нетерпение придаёт сил, заставляет шагать быстрее.

Вот и нужный дом на окраине. Почему-то здесь очень тихо, нет ни человека, будто все умерли… или просто ушли.

Скидываю обувь у порога, иду по шероховатому чистому полу, оглядываюсь. Хорошее место, хороший дом. Здесь уютно и очень, очень правильно. Даже как место встречи — только такой дом мог приглянуться моему брату.

Мы молчим. Стоим друг напротив друга, смотрим в глаза. Мне хочется улыбаться. Взгляд брата болезненно-серьёзный. Он чуть склоняет голову, я с лёгкой заминкой повторяю жест — и мы присаживаемся. Рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Между нами мог бы быть столик с доской для игры, или, быть может, чай, чтобы его аромат смягчил наши души… Здесь ничего нет.

— Ну и зачем? — Индра первым нарушает молчание, пока оно не стало совсем тягостным. — У тебя есть всё, что ты хотел. Признание, уважение, наследие отца… Чего ты от меня хочешь?

Я теряюсь с ответом и глуповато улыбаюсь, елозя пальцами по затылку. Хорошо, что повязка держит волосы, было бы то ещё воронье гнездо.

— Ты — мой брат, — наконец я говорю самое важное. — И это ничто не изменит.

Индра тяжело вздыхает.

— Ты об этом писал, — он старается быть терпеливым. — Ещё что-то?

Я молчу, просто смотрю на него.

— Наследником отца должен был стать ты.

Брат дёрнул плечом. Тень скользнула по его лицу столь быстро, что я не угадал чувство.

— Ну?

— Я сожалею, что вышло иначе.

Он снова вздыхает, сплетает тонкие сильные пальцы в замок, замирает. Я узнаю одну из его придумок — «печать», но не дёргаюсь. Это же брат, мы разговариваем. Бояться нечего.

— Что мне с твоих сожалений?

Я снова не знаю, что ему ответить. Брат раздражён, это чувствуется, несмотря на маску спокойствия на его лице.

— Ну и зачем тебе нужна эта встреча? — он вскакивает, скрещивает руки на груди, смотрит сверху вниз. — Помолчать мог бы и наедине с собой.

Я не двигаюсь. Просто поднимаю голову и смотрю в лицо. Глаза пугающе алые, вокруг узкого зрачка двигаются томое. Завораживает.

— Я ухожу, — Индра разворачивается, белая ткань его одежды струится водой.

— Стой.

Мой голос тих, брат — гордый и неуступчивый, но он останавливается, оборачивается, ждёт.

Я молчу. Почему-то с ним я никогда не нахожу правильных слов. Но я попытаюсь.

— Я очень хотел тебя увидеть, брат, — я медленно поднимаюсь. — Я соскучился.

Индра приподнимает бровь, смотрит настороженно.

— Увидел. Дальше что?

Я пожимаю плечами, тяну руки, будто я всё тот же маленький ребёнок.

— Позволь, я…

— Не смей! — резкий окрик — как оплеуха. — Я больше не хочу тебя знать.

Самое худшее, что он мог сказать — и я опускаю голову. Остаётся последнее, что я хочу знать — и я не хочу слышать ответ.

— Индра, где все жители этой деревни?

— Мертвы, — равнодушно отвечает он. — Всё? Успокоился?

— Мертвы? — замедленно переспрашиваю я.

Брат фыркает, дёргает плечом.

— Я их убил. Мешались. Веришь?

Я больше не думаю. Выхватываю клинок, отбрасывая ножны, шаг вперёд — и он легко входит в тело брата. Индра вскрикивает, пытается оттолкнуть — я обнимаю его, не выпуская рукоять, медленно опускаюсь на колени. Резко и сильно пахнет кровью. И так странно — ударил я — и мне больно.

— Индра… — шелестит мой шёпот, — я всегда… любил тебя.

Его кровь пятнает мою одежду, пропитывает насквозь лёгкую тонкую ткань.

— Брат мой… Как бы я хотел, чтобы всё было иначе.

Он молчит.

Я осторожно опускаю его на пол, провожу ладонью по волосам, убирая их с лица, закрываю глаза. Застывшее изумление — он не ожидал, что я так сделаю. Я не ожидал сам. Но… я ведь должен был его остановить? Нельзя убивать просто так?..

Отряхнув клинок, я подбираю ножны и оставляю оружие у его руки. Не оглядываясь, выхожу на улицу. Складываю пальцы в подсмотренные печати — и дом вспыхивает льдистым призрачным пламенем, в одно мгновение, весь.

Мне никак. Я просто сижу и смотрю на огонь. Сухое гудение, треск — пламя сжигает всё. Я не могу отвести взгляд, я не могу думать. Меня нет.

К закату огонь гаснет, оставив лишь лёгкий сухой пепел.

— Когда-нибудь будет иначе, — шепчу я, глядя в пустое небо. — Когда-нибудь. Будет. Иначе.

К закату в селение возвращаются люди, и я закрываю глаза.

Они обступают сгоревший дом, переговариваются, не рискуя подойти ближе, спорят.

Я не хочу их видеть, я не хочу их слышать. Их просто нет. Правда нет, брат ведь сказал, что они все мертвы, что он их убил?..

Я ухожу.

И я обязательно встречу тебя, Индра.

И не будет никого ближе, чем мы.

И всё, всё будет иначе.

Всё будет хорошо.

Веришь?