Не родись пророком, или История одного предсказания (джен)

Хрустальный шар показывал мне клопа. Толстого, уже насосавшегося крови, перевернутого вверх ногами коричневого клопа. Наверное, мне стоило испугаться, возможно, завизжать и приняться судорожно припоминать, что именно он должен означать для моего будущего. Я предпочла сдвинуть шар в сторону и попытаться прихлопнуть притаившегося за ним клопа старой засаленной колодой Таро, валявшейся тут же на столе. Клоп оказался шустрее и бодро засеменил прочь. Я осталась сидеть, машинально тасуя колоду и размышляя о способах гадания на тараканах и возможности использования вместо них клопов.

Изо всех щелей дул пронизывающий ледяной ветер, от которого не спасали даже три мантии и два платья, натянутые друг на друга. Зверски хотелось есть. Последняя крошка была у меня во рту ещё вчера вечером, и тогда я так проголодалась, что проглотила содержимое своей миски за один миг, даже не успев разобраться, что же это было — чересчур жидкая каша или слишком густой суп. Стряпня, равно как и условия проживания в "Кабаньей голове", оставляли желать много лучшего. Зато недорого. В "Трех метлах" мне не хватило бы даже на комнату, а тут я имела все шансы дождаться прихода Дамблдора. Если, конечно, он всё же соизволит нанести мне обещанный визит. Часы пробили девять уже полчаса назад, а директор Хогвартса пока не показывался.

Я поплотнее закуталась в свои тряпки, изо всех сил отгоняя от себя липкий страх, что Дамблдор не придёт. В своём письме он весьма прозрачно намекнул, что не считает прорицания таким уж необходимым предметом для изучения в школе и вообще подумывает о том, чтобы убрать их из программы. И согласился на встречу только из безмерного уважения ко мне.

О том, что будет, если Дамблдор мне откажет, я стараюсь не думать. Оставшихся у меня денег не хватит даже на "Ночной рыцарь". Шанс найти другую работу мизерен настолько, что стремится к абсолютному нулю — год мытарств на Косой аллее тому подтверждение. Единственное, что мне останется — поджав хвост вернуться к любимой бабуле, которая тут же радостно вернет меня "дорогому супругу" или найдет мне другого, такого же урода, как и первый. А сама снова будет лицемерно улыбаться и в который раз повторять, какое же я ничтожество. Бесполезная, тупая сквибка, от которой давно надо было избавиться. И каким ничтожеством была моя мать, грязная маггла, уничтожившая своей поганой кровью дар древнего рода. Достанется и покойному отцу — слабохарактерному идиоту, посмевшему оспорить её волю и жениться на "этой". О том, что род наш никогда не входил в "священные двадцать восемь", а талант предвидеть будущее не достался никому из четырех поколений потомков великой Кассандры, самой бабуле в том числе, она всегда благополучно забывала, упиваясь своим презрением.

В раннем детстве я её боялась, потом — изо всех сил стремилась доказать, что я могу, что я чего-то достойна. Бесполезно. У меня не было ни малейших шансов, даже если бы я действительно умела видеть будущее и блистала своими талантами в Хогвартсе. Ей бы я всё равно была отвратительна. Тогда я её возненавидела. А желание проявить себя никуда не делось. Доказать, что я могу сотворить волшебной палочкой что-то посильнее чар левитации. Продемонстрировать всем, что я унаследовала дар Кассандры Трелони. Сделать Великое Пророчество, такое, что перевернуло бы судьбы мира. И главное, никогда больше от неё не зависеть.

Хорошо бы, конечно, вообще ни от кого не зависеть, но я в своем положении позволить себе такой роскоши не могла. Одинокая, слабая, без денег, связей и почти без магии. Вот в маггловском мире у меня были бы шансы устроиться. Если бы не ранняя гибель родителей! Мама наверняка поддержала бы меня, реши я пройти свой путь не в магическом мире, но бабушка железной рукой закрыла для меня эту возможность. Оставалось забыть о несбыточном и стиснув зубы крутиться, как умеешь. Крутиться получалось не особенно, так что Дамблдор и в самом деле был моей последней надеждой. Но как бы там ни сложилось, к Хайггльботтому я в любом случае не вернусь, лучше уж и правда сдохнуть под забором от голода!

Дамблдор появляется тогда, когда я уже почти прекращаю его ждать и тупо пялюсь на разложенные на столешнице карты. Пятерка пик — упущенные возможности, десятка червей — исполнение желаний, бубновый туз — успех в профессиональной сфере, пиковый валет — молодой брюнет с дурными намерениями, девятка червей — неприятный разговор. Противоречивые сведения, прямо сказать. Хорошо, что я не верю в гадания. Но надеюсь, поверит он.

Директор Хогвартса вроде бы и стучал, однако я всё равно пропускаю тот момент, когда он оказывается прямо передо мной и присаживается на соседний стул. За те полтора года, что прошли с моего выпуска из школы, Дамблдор совсем не изменился, и я снова чувствую себя жалкой первокурсницей, робеющей перед всесильным директором. Я изо всех сил стараюсь подавить в себе это чувство, как могу аргументированно доказываю, как важны и нужны сейчас предсказания и как замечательно я смогу преподавать этот предмет. Ведь я праправнучка самой Кассандры Трелони, у меня прекрасные результаты экзаменов (во всяком случае, по предсказаниям), и я просто-таки жажду нести эту науку в массы. Дамблдор слушает меня вроде бы внимательно, не перебивает, кивает в нужных местах, но при этом создаётся впечатление, что он смотрит куда-то сквозь меня.

Когда я наконец выдыхаюсь и замолкаю, директор начинает говорить сам. Он предельно вежлив, но каждый следующий его вопрос заставляет меня всё сильнее напрячься. Да, я ещё слишком молода, мне исполнится двадцать только в марте. Но что с того? Да, ни у кого в моей семье после Кассандры не было даже намека на пророческий дар. А у меня есть, представьте себе. Сделать вам предсказание? Вообще-то внутреннее око не зрит по приказу. Вы настаиваете? Что же, постараюсь. Да, опасность. От бывшего ученика. Не вижу подробностей. И материальные трудности. Слишком туманно? Предсказания вообще очень туманный предмет, вы разве не знали? Да, у меня нет опыта преподавания. Но к Мерлину, где я могла его получить? Да и как будто он был хоть у кого-то из моих преподавателей до того, как они пришли в Хогвартс! Здоровье бабушки? Просто прекрасно! Наверное. Я так думаю. Понятия не имею, на самом деле. Не видела её почти столько же, сколько и вас, и надеюсь не увидеть ещё столько же. Муж? Какой муж? Нет, я не замужем, ваши сведения устарели. Да, развод. Да, всего после пары месяцев брака. Ах, почему? А вам не кажется, что вас это совершенно не касается, господин директор? Не кажется? Мы не сошлись характерами, да и интересы у нас разные, всё же тридцать лет разницы. Ещё и фамилия, сами понимаете. Менять благородное корнуэльское Трелони на жалкое Хайггльботтом? Никогда!

Я стараюсь отвечать Дамблдору так же вежливо и спокойно, оставляя весь сарказм и ядовитые комментарии глубоко внутри, и пока мне это удаётся. Но едва речь заходит о бывшем муже, ненависть застилает глаза и самообладание почти покидает меня. Я не лгу директору — фамилия Хайггльботтом и впрямь дурацкая, а общих интересов у восемнадцатилетней почти сквибки и пятидесятилетнего зельевара действительно нет. Впрочем, какие интересы? Выходя замуж, я и не надеялась на дружбу, взаимоуважение и уж тем паче любовь. Я была согласна даже на роль кухарки, постельной грелки и домового эльфа в одном лице. Но вот оказаться подопытным кроликом — уже чересчур. Меня настигают воспоминания, и я будто снова ощущаю невыносимую боль в груди, огонь, словно сжигающий меня заживо, и холодные глаза супруга, с исследовательским интересом изучающие моё распростертое на кровати тело. Нет, всё же у нас были слишком разные интересы. Но какое это имеет отношение к моей работе? Никакого. Как, впрочем, и всё, что я говорила до этого, о чем мне и сообщает Дамблдор всё так же вежливо и любезно, после чего поднимается со стула и решительно направляется к двери.

Я задерживаю дыхание и стискиваю кулаки, до крови царапая ладони. Нет! Пожалуйста, ещё один шанс! Я не хочу! Ни за что не хочу возвращаться! Я на всё готова ради этой работы. Действительно на всё. И я с какой-то отчаянной злостью прокусываю крошечную горошину, спрятанную под языком. Это действительно был последний шанс. И последний способ переубедить директора.

Медленно и плавно поднимаюсь на ноги и делаю неспешный шаг в центр комнаты. Глаза закатываются, а голос становится хриплым и неестественным. В голове пусто и легко, а на губах словно сами собой рождаются слова.

— Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца…

Я говорю. Я ни о чем не думаю, слова сами срываются с губ и эхом отзываются в голове, заполняя липкую пустоту. Я ничего не чувствую, не анализирую и даже сосредоточиться на происходящем вокруг мне удаётся с трудом. Открывается дверь, я вроде бы вижу старика-трактирщика, держащего за шиворот какого-то парнишку в обтрепанной черной мантии, я не уверена, они словно плывут у меня перед глазами, кажется, они ругаются, я слышу повышенные тона. Мне всё равно, я слушаю только себя, я поглощена своими словами и не замечаю, как они исчезают. Я забываю даже про Дамблдора, который так и стоит, застыв на полпути к двери, и слушает меня. Правильно, слушай. Я тоже слушаю только себя, потому что слова — это единственное, что имеет значение. Потому что они суть происходящего здесь.

— ...и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…

Я замолкаю, судорожно переводя дыхание, а в следующий миг гулкая пустота в моей голове взрывается разноцветными искрами, и я падаю в темноту.

Прихожу в себя я на жёсткой и неудобной постели всё в том же номере "Кабаньей головы". Голова раскалывается от боли, путанные обрывки мыслей не дают сосредоточиться, последние часы вспоминаются с большим трудом. На стуле рядом с моей кроватью сидит Альбус Дамблдор и внимательно наблюдает за мной. Увидев, что я очнулась, он протягивает мне стакан воды. Жадно глотаю чуть теплую жидкость, пока директор что-то шепчет, направив на меня волшебную палочку.

— Хорошо, что вы пришли в себя, мисс Трелони. А то я уж было испугался.

— Что... что со мной случилось? — вместо нормальных слов из моего горла вылетает хриплое карканье, лишь отдалённо напоминающее человеческую речь. Похоже, я сорвала голос. Когда только успела?

— А что вы сами помните? — спрашивает Дамблдор.

— Кажется, у нас с вами была встреча... Да, по поводу места профессора предсказаний. Я надеялась получить эту должность, но вы не выразили заинтересованности. А потом, потом... — я изо всех сил напрягаю память. Там было что-то важное, что-то очень важное, я чувствую. Но вспомнить всё равно не выходит. — Я не помню...

Устало откидываюсь на подушку и вопросительно смотрю на директора. Тот пристально вглядывается мне в глаза, словно пытаясь прочитать мои мысли. А может и впрямь читает, но толку с этого чуть — больше я ничего не вспоминаю.

— Всё верно, Сибилла, — голос Дамблдора становится ласковым, почти отеческим, и я изумленно вскидываю брови: с чего бы это? Он не обращался ко мне по имени, даже когда я была студенткой. — Всё так и было, а после вы потеряли сознание. Вероятно, перенервничали, да и стряпня Аберфорта здоровья не прибавляет.

— Да, наверное, — рассеянно соглашаюсь я. Мне кажется, Дамблдор лукавит, это не обычный обморок, там точно было что-то ещё. Что-то важное, очень для меня важное. Но даже потерянные воспоминания волнуют меня сейчас не так сильно, как перспектива возвращения к бабушке. — Вы, наверное, хотите уйти? Прошу прощения, что отняла у вас лишнее время. В любом случае спасибо, что выслушали. Может быть, Хогвартсу действительно будет лучше без прорицаний.

— А вот теперь я уже не так в этом уверен, — лукаво улыбается директор. — Знаете, Сибилла, я тут побеседовал с вами, подумал и решил, что Хогвартс всё-таки не обойдётся без предсказаний. Конечно, это очень туманный предмет, но ведь благодаря ему вершатся судьбы. А кто сможет преподавать его лучше вас, праправнучки великой Кассандры? Вы, несомненно, приняты на эту должность. Поздравляю вас!

Принята. Я принята в Хогвартс. Огромное, безграничное счастье накрывает меня с головой. Мне повезло. В кои-то веки мне повезло. Я принята в Хогвартс! Мне не придётся возвращаться домой, я больше не попаду в лапы к муженьку, теперь у меня есть убежище и постоянный доход. Я счастлива, Мерлин, как же я счастлива!

Воспоминания возвращаются спустя неделю. Я как раз спускаюсь на обед в Большой зал, когда меня накрывает, и я застываю на месте, уставившись в никуда. Я вспоминаю пророчество, сделанное в обшарпанной комнатке на втором этаже "Кабаньей головы", до последнего слова и понимаю, почему Дамблдор так резко поменял своё мнение относительно необходимости преподавания предсказаний в Хогвартсе. Понимаю, что он поверил, поверил в моё пророчество! И меня охватывают ужас и восторг, потому что я вспоминаю и всё, что предшествовало этим событиям.

Вспоминаю, как сидела, сжавшись в клубочек, на холодном полу и думала, думала, как же убедить директора принять меня на работу, если он будет настроен скептически. Как убедить, что я всё-таки унаследовала дар своей прабабки, что я способна сделать великое пророчество, когда он поймет, что моим обычным предсказаниям грош цена. И постепенно в моём мозгу стал зарождаться план. План настолько дерзкий и наглый, что даже мог сработать. Чтобы заинтересовать директора, нужно было сделать Пророчество. Не простенькое предсказание на завтрашний день, которые я делала десятками, полагаясь на знание людской психологии, логику и интуицию, а великое Пророчество о том, что волнует людские умы. Волновал волшебников сейчас Темный Лорд, от этого и следовало плясать. Что нужно людям, дрожащим от страха при одном лишь имени ужасного темного волшебника? Герой, спаситель, мессия. Тот, кто избавит их от вселенского зла, победив его в честной битве. Или хотя бы попытается — чем меньше конкретики и точных фактов в Пророчестве, тем больше шансов, что оно осуществится, любого предсказателя спроси.

Несколько часов я бьюсь над текстом, но уже к вечеру удовлетворенно перечитываю итоговый вариант. "Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда", — о безусловной победе ничего не сказано, только о том, что теоретически он сможет это сделать. "Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов", — у ребенка, чьи родители и сами конфликтовали с Темным Лордом, куда больше шансов встретиться с ним в битве, чем у сына его верных слуг, да и звучит это достаточно абстрактно. "Рожденный на исходе седьмого месяца", — семь — самое почитаемое магическое число, а о каком месяце идет речь — лунном, астрономическом или вообще о сроке беременности его матери, пусть думают сами. "И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой", — ещё парочка абстрактных, но многозначительных фраз, указание на то, что любой из них может погибнуть от руки другого, чтобы ещё раз подстраховать себя — всё же далеко не всегда отважные герои побеждают коварных злодеев, бывает и наоборот, и вот оно, Великое Пророчество, которое подтвердит мой дар.

Дальше — дело техники. Немного спецэффектов, потусторонний голос, вращающиеся глаза, пена на губах и последний штрих — маленький флакончик с зельем, прихваченный из лаборатории супруга перед моим побегом. Простенькое, в общем-то, зелье, по эффекту напоминающее обыкновенный легкий наркотик. Несколько минут или часов — в зависимости от дозы — забытья и эйфории, во время которых принявший его ничего не боится, во всём уверен и на всё готов. И небольшое осложнение в виде обморока и кратковременной потери памяти в финале. Очень удобное средство, если вы планируете совершить какой-нибудь отважный или безумный поступок, на который в обычном состоянии не способны. Скажем, решите обмануть вашего потенциального работодателя. А осложнения даже послужат на пользу, добавив правдоподобности этому спектаклю. Всё-таки зря Ричард считал меня отвратительной женой. Практика показывает, что я очень хорошая жена — даже самому бестолковому из его изобретений могу найти прекрасное применение. Я растягиваю губы в счастливой улыбке: как же всё замечательно сложилось! Теперь у меня есть дом, есть работа и деньги, ни бабушке, ни Хайггльботтому до меня не добраться, а пророчество... Может быть, оно исполнится, мало ли в этом мире безумных героев и не менее безумных толкователей? А может, никогда и не исполнится, мало ли неисполненных пророчеств ждёт своего часа в Отделе Тайн, я ведь вообще могла говорить не про этого Тёмного Лорда, а про следующего, который придёт за этим? Будущее туманно и непредсказуемо, кто знает, что оно нам приготовит, зато работа и крыша над головой у меня есть здесь и сейчас.

О том, что первая часть сделанного ею пророчества была подслушана Северусом Снейпом, Сибилле станет известно лишь в восемьдесят первом году, когда она узнает в новом коллеге и бывшем однокурснике ещё и юношу из "Кабаньей головы". О том, что услышанное Снейп в ту же ночь передал Тёмному Лорду, она догадается много позже.

О том, что в конце июля в семьях Поттеров и Лонгботтомов с разницей в один день рождается два сына, она слышит от кого-то из коллег, кажется, от Минервы. Смутно припоминает, что на одном курсе с ней действительно учился какой-то Поттер, о Лонгботтомах не вспоминает ровным счётом ничего и выбрасывает новость из головы.

О том, что Темный Лорд поглощён поисками мальчика из пророчества, а Гарри Поттера и Невилла Лонгботтома прячут всеми силами Ордена Феникса, она не узнает вовсе. Дамблдор и МакГонагалл с ней не делятся, а других членов Ордена или Пожирателей Смерти в Хогвартсе на тот момент нет.

О том, что Темный Лорд убил Лили и Джеймса Поттеров и пал, побеждённый годовалым ребёнком, Сибилла читает на передовице "Ежедневного Пророка" от первого ноября. Складывает все факты только несколько часов спустя, по десятому разу перечитав газетную статью про героев, трижды чудом выскользнувших из-под носа у Темного Лорда, и их маленького сына, родившегося в конце июля. В то, что её пророчество свершилось, она не хочет верить даже после двух бутылок кулинарного хереса, почти что залпом проглоченных ею вперемешку со слезами.

Сибилла Трелони не умеет предсказывать будущее — ей не достался дар великой Кассандры. И тем не менее именно она сделала Пророчество, изменившее судьбу этого мира, — так, как ей когда-то мечталось в детстве.

Сибилла Трелони смотрит в хрустальный шар и, как обычно, не видит в нём ровным счётом ничего. Она даже не видит, как, сброшенный ею с башни, он разбивается на тысячи осколков — слишком высоко.

Сибилла Трелони по-прежнему не верит в пророчества. Особенно в свои.