Забытая королева (гет)

Она молча идет по коридору к своим комнатам. Не глядя по сторонам, остановив взгляд на половицах, ложащихся под ноги. В это время года их дом особенно прекрасен, но его красота ее не радует, не касается ни глаз, ни души. Он пуст — как пуста и половина ее сердца, в которой жила любовь.

Это чувство неполноты преследовало ее всю жизнь — хотя со стороны наверняка кажется причудой, прихотью избалованной девчонки. Пак СуМин, старшая дочь премьер-министра Пак ЁнГуна, ни в чем не знала отказа, рождена в уюте и роскоши, более того — что немаловажно — вдали от шумного и неспокойного Сонгака, столицы империи, в имении ее отца, расположенном в некогда славных землях соседнего государства ХуБекче, ныне ставших провинцией Корё, но сохранивших свое имя.

И СуМин не желала большего. Ее дом, тенистый сад, дарящий покой и гармонию, ее маленький мир вдали от потрясений и несчастий прочего мира — чего еще нужно? С отсутствием близкой, родной души она уже смирилась.

Отец считал иначе — и по достижению совершеннолетия СуМин, послушная дочь важного при дворе человека, сопровождала его в столицу. Она не понравилась девушке с первого же взгляда: шумный, полный крикливых купцов и грубоватых солдат город; высокие стены, за которыми почти не видно солнца. Слишком много людей, чужих, незнакомых, от которых неведомо, чего ждать. Не привыкшая жаловаться, она терпеливо ожидала, когда дела отца подойдут к концу, потихоньку считала дни до возвращения. Знала ли она, что будет вспоминать эту поездку еще долго?

В один из дней, незадолго до отъезда, СуМин сопровождала отца во дворец. Ну, то есть, не совсем во дворец: ей, как не принадлежащей к придворным и служилым людям, пришлось дожидаться отца в примыкавшем ко дворцу саду. И СуМин не была против. О нет, совсем наоборот: их собственный зеленый уголок был намного скромнее, но странным образом девушка ощутила себя уютнее и увереннее, почти как дома.

И там она встретила его. Свою судьбу, о которой до того дня и не задумывалась. Нет, конечно, СуМин, как любой юной девушке, были приятны приветствия и почтительные поклоны юношей-соседей, но ни один из них не пытался свести знакомство ближе: кто-то был значительно выше ее по рангу, кто-то наоборот. Ну, не женщине же, в самом деле, заводить разговор? СуМин пришла бы в ужас, предложи ей кто-нибудь подобное.

Он также не обратил на нее внимания, слишком увлеченный стрельбой по мишени на площадке на границе сада. Лук казался продолжением ловких, сильных рук. СуМин, напротив, была только рада: так она могла потихоньку любоваться им, не чувствуя смущения. Он был как солнце: рослый, статный, в золотистых блестящих в лучах дневного светила одеждах. Казалось, от него исходит собственный свет, сила, величие. Не будь незнакомец столь молод, СуМин решила бы, что перед ней сам император. Скорее всего, его наследник: собранные в аккуратную прическу волосы выдавали в нем члена королевской семьи. Девушка тихо порадовалась, что ее закрывает своими ветвями почти отцветшая магнолия. Ей не хотелось оскорбить незнакомца, невежливо на него пялясь. И не только из страха.

— Ван Ё! Хвала богам, наконец я тебя нашел, — неожиданный окрик заставил ее вздрогнуть, плотнее прижаться к стволу. На голову посыпались завядшие цветы, но СуМин не обратила на них внимания.

К привлекшему ее внимание юноше быстрым, но чуть неуклюжим шагом приблизился другой, более приземистый и плотный, с округлым лицом и сглаженными его чертами.

Названный Ван Ё даже не обернулся в его сторону, лишь опустил лук, прислушиваясь. Коротышка начал что-то сбивчиво вполголоса ему говорить. СуМин отважилась отлепиться от дерева и податься чуть ближе, про себя чувствуя, что пора возвращаться. Отец, быть может, уже потерял ее. И все же… как непросто это оказалось сделать!

Уже почти решившись, она рискнула помедлить несколько секунд, заметив, как названный Ван Ё брезгливо мотнул головой и снова повернулся к мишени. Пришелец шумно, чуть разочарованно выдохнул, повернулся в ее сторону… и замер, удивленно открыв рот.

— А у нас гости… — выдал он через секунду. Затем нахмурился и шагнул вперед. — Что ты здесь делаешь? Шпионишь за принцами?

Ван Ё также резко обернулся; острый взгляд почти черных по-монгольски раскосых глаз напомнил напуганной СуМин ястреба — за миг до того, как он падет на добычу, выпустив когти.

— П… простите, — выдавила она из себя, почтительно склоняя голову и по шагу пятясь. — Я… случайно здесь. Я уже ухожу.

И, скрытая спасительной магнолией, бросилась бежать.

Да, так все и было. СуМин не знала и теперь, гнались за ней или нет. Наверное, все же нет, ведь догнать, выследить ее было нетрудно. А так она вернулась к черному ходу и, пока не вернулся отец, попыталась придать себе хоть немного более привычный вид.

Она медленно, глубоко дышала, сжимая в кулачки дрожащие пальцы; сердце заполошно колотилось где-то у самого горла, отдаваясь покалыванием в висках… а перед глазами все еще стоял образ принца. И правда, кто еще это мог быть, как не сын великого Тхэджо? Она испортила ему очередной выстрел, и он наверняка сильно гневался. Это огорчало… и радовало ее. СуМин хорошо знала, что не славна ни красотой, ни обаятельной кокетливостью, которую так ценят в девушках мужчины. Но хотя бы так он будет ее помнить…

Мечты иногда сбываются, когда этого совсем не ждешь. Но всегда не так, как ожидается. Теперь СуМин знает это. Но, будь у нее возможность вернуть все вспять… она наверняка поступила бы точно так же. Она уверена, что все тревоги, бессонные ночи и мучительное ожидание, что скоро ее время закончится — все это стоило краткого времени с ним. Дышать с ним одним воздухом, встречаться на трапезах, смотреть на него, хотя бы так же, украдкой, осознавая рядом — это ли не счастье? Радость, обещанная союзом по расчету двух влиятельных семейств… как жаль, что и она оказалась такой недолгой.

Во время брачной церемонии Ван Ё держался на редкость сдержанно и холодно — но лишь потом, гораздо позднее, СуМин поймет причину этого. Сейчас же, украдкой поглядывая на него, она видела все то же величественное сияние солнца, на которое нельзя смотреть долго — и уж тем более коснуться. Видела ястреба, гордо парящего в небесах, которого нельзя приручить до конца, прекрасного лишь в своей свободе. Она сама выбрала такого и не жалела об этом — хотя потихоньку мечтала хотя бы об одном снисходительном взгляде, слове, обращенном к ней. Нет, не сейчас, конечно же, у них еще будет для этого время, вдали от чужих глаз.

Но его не было — ни сейчас, ни потом, ни через неделю, ни через месяц. Они встречались лишь на семейных обедах да на ложе, но и там Ван Ё не изменял себе. СуМин ощущала себя в его объятьях подобно глине в руках гончара: ни капли нежности или снисхождения, один холодный расчет и, может быть, чуть-чуть удовольствия. Но опять и снова — не ей. Однажды, в миг сильного раздражения, он мельком обмолвился, что женился лишь ради выгодного союза и наследников. Больше же ни разу не заикался об этом, однако СуМин подозревала, что это были не случайные слова.

Она молила богов о наследнике, желая порадовать мужа и скрасить немного невольное одиночество, но то ли они сочли ее желание грешным, то ли были заняты чем-то иным, важным с их божественной точки зрения. Все было напрасно. В итоге Ван Ё отослал ее домой: якобы чтобы поправить здоровье, но СуМин знала правду. Она оказалась недостойной своего счастья, вот оно и закончилось, не начавшись толком. Она была не в обиде на мужа, лишь жалела, что не сможет больше видеть ее: конечно, он публично обещал навещать время от времени, но СуМин с некоторых пор не верила словам.

Каким же пустым и серым оказался ее родной дом, место, куда она поначалу надеялась вернуться! Горечь, лежавшая на сердце тяжелым камнем, не желала ослабевать, лишь крепла от наивных расспросов и завистливых вздохов подруг и знакомых.

И тогда СуМин решила пойти на отчаянный шаг. Приветливо улыбаясь и отвечая односложными фразами, она спрятала свою душу в кокон, отделив себя от возлюбленного холодной стеной. Мысленно разрезала, как острым кинжалом, их недолгую совместную жизнь, свое неподдельное счастье одной простой фразой: ничто не вечно. Все однажды закончится, так почему бы не сейчас? У нее никогда не было ни мужа, ни семьи. Жизнь — лишь сон во сне, как говорил великий Будда — и теперь она убедилась, что все сон, все иллюзия. Потворствовать ей — лишь навлекать на себя еще большие страдания, а разве это нужно?

Да, именно так. Она привычно повторяет их и сейчас, как мантру, призванную очистить дух. Но слова сухой трухой опадают под ноги, оставляя на языке вкус пепла. Слова ничего не стоят, а вот боль… боль реальна. И теперь ей от нее не убежать. Слишком поздно.

Она уже почти было смирилась с потерей — как нежданная весть, словно порыв урагана, разорвала в клочья всю уверенность и обретенный покой. Весть об измене, о сражении в Сонгаке и гибели виновника. Которым оказался ее любимый муж.

Она вонзилась под сердце острой шпилькой, и СуМин не сразу смогла вобрать воздух, даже не для слова, просто для движения. Она лишь тихо осела на кресло, открывая и закрывая рот, как вытащенная на берег рыба. Тысячи вопросов, смятенных возгласов, отчаянных мыслей роем кружилось в мозгу. СуМин не могла остановиться ни на одной. К глазам подступили слезы, незамеченные, проложили дорожки на ее щеках. Размывая увиденное, но не принося облегчения. Измена? Сумин прижала руку к горлу, душа нерожденный крик. Ее муж, ее ненаглядный — изменник? Такого просто не может быть. Да, он горд и жесток, расчетлив и порой циничен — но не до такой же степени! Он слишком велик, чтобы связаться с таким низким постыдным делом, украсть трон подобно вору. Не может быть… Не может.

Повторяя это снова и снова, как заведенная, она неосознанно вытесняла иную, еще более невыносимую мысль. Его больше нет. Она больше никогда, никогда его не увидит. Из памяти выпали даже неприятные, колючие слухи, соединяющие Ё и принцессу Хванбо. Тогда это казалось СуМин гадким и недостойным, но сейчас… сейчас ее поразила неожиданная мысль: лучше бы пусть так. Муж и при ней почти открыто заводил наложниц, и не одна не задерживалась надолго. Принцесса, конечно, дело иное, но… пускай! Пускай бы он был с ней, лишь бы жил, все еще жил на свете.

Два долгих года. Сейчас они кажутся такой малостью, а тогда… тогда были бесконечностью. СуМин умерла вместе с мужем, передвигаясь по дому неслышной тенью в траурных одеждах. Никто не решался беспокоить ее, да она и не замечала, никого и ничего. Еда, удобная одежда, музыка, каллиграфия и зелень новой весны — все утратило свои краски, отдалилось на второй, третий… десятый план. Ничто больше не имело значения. Кроме одного: СуМин все больше времени проводила в храме, прося богов позаботиться о Ван Ё хотя бы там, в ином мире.

Кто знает, может, наконец ее молитвы были услышаны? Меньше всего СуМин думала об этом, когда наконец вновь увидела его. И не узнала поначалу. Юноша стал мужчиной, зрелым и уверенным в себе. Он не спешил приближаться к ней, поначалу обменявшись приветствием с ее отцом. Тот, помня о прежней успешной службе, ушедший на задний план при новом императоре, буквально светился от счастья. СуМин отметила это мимоходом и забыла. Для нее существовал лишь он один, единственный мужчина в ее жизни. Преодолевший козни судьбы и вернувшийся из-за порога. Да и как он мог не вернуться? Сейчас ей казалось, он может все на свете. И станет для ее народа лучшим императором. Да, на нее времени не останется совсем, но в том ли беда? В каждом милостивом указе, в каждом победном марше войск она будет видеть его. И благодарить судьбу, что он все же есть.

Во время совместной трапезы, присутствием на которой удостоил верного слугу император, их посадили по разные стороны стола. СуМин не могла коснуться его, лишь смотрела не отрываясь, впитывая глазами благородный величественный облик, запоминая навечно. Ведь уже завтра он покинет их края. Он — император, его место в столице, во дворце, на троне мира. Все снова закончится, останутся лишь воспоминания. Их-то у нее никто не отнимет.

Слова благодарности за щедрый прием, обращенные к ней, хозяйке дома. Теперь-то она знает, что это великая милость, и ругает себя, что не запоминала их все до единого. Драгоценный бисер от рассыпавшегося ожерелья, он по-прежнему дорог, даже не составляя чудного узора, даже выскальзывая из пальцев. Слишком поздно далась ей жестокая мудрость: ничто не повторяется, и надо быть благорарной, пока оно есть. Пока…

Два с половиной года… Тот же срок, но пролетевший несравнимо быстрее. СуМин по-прежнему старательно не прислушивалась к слухам: то ли надеясь наконец забыть, смириться с тем, что он ушел из ее жизни, то ли не желая слышать, что обновленная империя, мечта Ван Ё, на деле не столь дивно прекрасна. Скорее последнее, наверно. Больно, когда умирают мечты, пусть даже и не твои. Горько, когда твоего любимого потихоньку называют сумасшедшим. СуМин старалась не думать — и не могла. Ван Ё уже больше месяца не покидал пределов дворца, окруженного двойным кольцом стражи. В народе ходили слухи, что проклятие трона Корё настигло и его.

СуМин не верила слухам, но… ведь и правда два предыдущих императора умерли скоропостижно, последний и вовсе молодым, съеденный неизвестной болезнью. Она просыпалась в страхе, мучимая кошмарами — совсем как тогда, однажды потеряв его. Она возвела во дворе башню из камней — настолько высокую, насколько сумела. И каждый день, когда не было дождя, зажигала на ней свечу, моля духов и богов защитить Ван Ё, не оставить своей милостью. Однажды ей удалось достучаться до небес, так почему бы не снова? Он сильный, он должен выстоять, вопреки козням судьбы и врагов. Ее избранник, Ван Ё, никогда не сдается. Однажды все закончится, она знала это. Но только не сейчас. Не так…

Последний его визит запомнился ей особо. Неожиданный, в сопровождении малого количества стражи. Так, словно Ван Ё не был императором, а всего лишь обычным вельможей. Или скрывался от людей. Когда он отбросил капюшон накидки, у СуМин больно кольнуло сердце: таким нездоровым, изможденным, надломленным казался Ван Ё. Даже передвигался медленно, неуверенно, словно не доверяя своему телу. Должно быть, и правда был нездоров. Она почтительно поклонилась, стараясь не смотреть в глаза, и пригласила его в дом. Сама, не доверяя служанкам, приготовила ему чай, в ближайшей от входа комнате, чтобы не утомлять еще больше. Пусть болтают что хотят, она так давно ждала этой минуты, что ни с кем бы не разделила право служить ему, быть рядом. Это все равно не затянется надолго, но пока оно есть, пусть будет. Ради него.

Когда она поставила чашку на стол и уже собиралась отойти, Ван Ё неожиданно перехватил ее руку. Сильно, почти болезненно. СуМин посмотрела на него — и в глубине темных глаз, обращенных куда-то за ее плечо, увидела плохо скрытый страх, близкий к панике. Она непонимающе оглянулась в ту же сторону и, конечно же, ничего не увидела. Свободной рукой успокаивающе погладила его по плечу — и тут же поспешно отдернула ладонь. Больше всего на свете, даже проявленного неуважения, Ван Ё ненавидел жалость, и СуМин вовсе не хотелось его сердить. Особенно сейчас.

— Все в порядке, ваше величество, — заверила она его как можно более спокойным убедительным голосом. — Нас никто не потревожит, — и зачем-то добавила, — я просила богов о вас. Они не оставят вас своей милостью.

Тот кивнул, скорее всего, своим мыслям, так и не отпуская ее руки. Затем пристально посмотрел на нее. СуМин замерла в ожидании.

— Мне не нравится твой дом, — привычным не терпящим возражений тоном заявил Ван Ё. — На отшибе, доступный любому отребью. В конце года я перенесу столицу в Сокён и заберу тебя туда.

Сердце СуМин болезненно сжалось, но она ничего не сказала, лишь кивнула. Зачем, для чего он снова дает ей надежду, которой не суждено сбыться? Сейчас, когда она почти смирилась, что у нее нет мужа, нет титула, нет будущего. Она могла бы стать императрицей, сложись иначе судьба, — но уже никогда ей не будет. И, главное, не увидит больше его. Сокён далеко, еще дальше Сонгака, а на нее у Ван Ё никогда не было времени.

Больше он не произнес ни слова. Дождавшись ее отца, уединился с ним в кабинете, затем без промедления покинул их дом. СуМин проводила его до ворот, но не смотрела вслед отдаляющемуся паланкину. Так хуже, так больнее. Ничего не было, это лишь сон, сладкий сон, от которого давно пора проснуться.

А через неделю прибыл вестник с горестным сообщением: Ван Ё, третий император Чонжон, скоропостижно скончался. Вечером того же дня, что посетил ее в последний раз. Похороны состоялись уже наутро дня следующего, из опасений смуты, так что даже ее отец не успел попасть на них. Но все же поехал, доказать верность новому императору и обезопасить их семью.

СуМин не жалеет об этом. Закрывшись в своей комнате, она прижимает к щеке позабытый императором мешочек для благовоний. Случайно или намеренно, теперь не имеет значения. Слезы беззвучно катятся по щекам, но губы безмолвны. Все правильно. Она не желает видеть Ё, единственного супруга и господина, мертвым. Пусть останется в ее памяти таким, как был прежде: сильным и не подвластным никому. Как солнечный луч, как парящий в небе сокол. Все сны когда-то заканчиваются, и вот это наконец произошло. Глядя на пламя свечи, СуМин искренне надеется, что последние часы императора были мирными. Ловит себя на этой мысли и горестно улыбается. Сон закончился… став явью, и она ничего не может с этим поделать. Впрочем, уже и не желает. Пусть так. Она слишком много сил приложила, чтобы отказаться от мечты — и теперь она принадлежит только ей. Память, которой никому не украсть, не опорочить. Тайна, сокрытая даже от нее. Ее судьба…