Портреты (джен)

Негромкий щелчок, дверь директорского кабинета закрылась, и все его пространство вновь наполнилось оглушающей тишиной. Ни тиканье игрушек бывшего директора Дамблдора, ни открытое окно, ни потрескивание огня в камине не способны были разогнать эту тишину и неестественное спокойствие.

Портреты. Бывшие директора восседают в своих рамах и притворно дремлют, посапывая для полной убедительности, перед любым гостем кабинета, даже перед нынешним директором школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Минервой Макгонагалл.

Негромкий храп, скрип деревянного трона, звяканье какой-то металлической фенечки. Тихие, однообразные будни директоров на своих портретах.

— Северус, как ты там, мой мальчик? — сгустившееся молчание пронзил спокойный и добрый голос Дамблдора, расслабленно восседающего на своем троне.

— Отлично, — прозвучал в ответ сдержанный и безразличный голос Снейпа, чей портрет размещался по соседству с изображением его предшественника.

Долгое время вокруг этого портрета Северуса Снейпа не смолкала шумиха. Многие волшебники не могли понять, почему портрет убийцы, предателя, Пожирателя Смерти должен удостоиться чести висеть в кабинете директора Хогвартса, да еще и рядом с портретом такого великого мага, как Альбус Дамблдор? Очень многие считали это насмешкой, несправедливостью. Затем споры потихоньку сошли на нет, и благодаря настойчивости Гарри Поттера портрет Снейпа все-таки оказался здесь. В первый же день Минерва попыталась разговорить хмурое изображение бывшего коллеги, но он не был настроен на разговор, как, впрочем, и всегда. Хмурился, отворачивался, но чаще всего просто игнорировал любые попытки нового директора завязать диалог.

Впридачу ко всему, министерская сова принесла неприятные вести: дом бывшего декана Слизерина был опечатан и подвергся обыску. Несколько книг о темной магии, некоторые запрещенные ингредиенты и даже артефакты, несущие в себе темномагический отпечаток, были изъяты из дома и помещены в хранилище Министерства в качестве доказательств применения темной магии. Эти доказательства должны были фигурировать на суде и, скорее всего, навечно останутся в хранилище. Как известно, Визенгамот с легкостью добавит новое обвинение; в случае Снейпа это будет причастность к Пожирателям Смерти и, разумеется, убийство Дамблдора.

Узнав о незаконном, по его мнению, вторжении министерских работников и изъятии его личных вещей, Снейп демонстративно отвернулся ото всех и на долгое время умолк. Директор Макгонагалл знала, что Северус в прошлом был Пожирателем Смерти и совершенно не удивилась подобным находкам министерских сыщиков. Обыскав подземелья и комнаты бывшего зельевара, волшебница и сама нашла древние фолианты, содержащие информацию о темномагических ритуалах и заклинаниях, что подтверждало обвинение Визенгамота и любимую поговорку авроров: "Бывших Пожирателей Смерти не бывает".

В тот же вечер ее прежнему начальнику, Президенту Международной Конфедерации Магов, Верховному чародею Визенгамота и просто Великому волшебнику Дамблдору, пришлось выслушать возмущенную тираду нынешнего директора о том, что преподаватель, связавшийся с темной магией и державший при себе столь опасные вещи, не должен был учить студентов. Однако в глубине души Минерва понимала причины и последствия этого решения Дамблдора, и какую немаловажную роль оно имело для будущей победы над Темным лордом.

Новый учебный год стал началом мирной жизни не только в школе, но и по всей магической Британии. Народ только начал свыкаться с мыслью об окончательной победе над Волан-де-Мортом и постепенно выбираться из укрытий. Началась охота за оставшимися в живых Пожирателями и пособниками Темного лорда, очищение общества ото всех, кто служил ему добровольно. С участившимися ссылками на применение Империо, суды над Пожирателями затягивались надолго.

Нетрудно представить себе, сколько славы досталось национальным героям — Золотому трио — после победы, сколько свалилось на них известности и почитания. Никто даже не сомневался, что они и не подумают вернутся в Хогвартс, чтобы доучится последний год. Робкие надежды Макгонагалл были связаны, разве что, с мисс Грейнджер.

* * *

Лениво приоткрыв глаза, Северус пробежался взглядом по кабинету и оглядел пустующий трон в центре комнаты. Похоже, очередные проблемы Хогвартса вынудили Макгонагалл отложить в сторону все бумажные дела в попытке разрешить мирным путем возникшую проблему. Вероятней всего, очередную драку учеников с Гриффиндора и Слизерина.

— Вот и подходит к концу первый мирный год в Хогвартсе. Кажется, так спокойно не было со времен вашего директорства, профессор Диппет, не так ли? — Альбус расплылся в своей фирменной доброй улыбке, наблюдая за тем, как пожилой старичок в картине напротив сладко потягивается после долгой дремоты.

— Да-да... — невнятно отозвался тот, и тут же вновь провалился в сон.

— Наконец-то замок наполнится настоящей тишиной и спокойствием. Никаких воплей, беготни и ученических проблем, — проворчал со своей картины Финеас Найджелус Блэк и, устроившись поудобнее, прикрыл глаза.

Приглушенный обмен негромкими фразами, тихий храп и бормотание — обычные звуки в кабинете, когда отсутствует директор. В основном, портреты заняты лишь тем, что тихонько дремлют в свое удовольствие. А чем же еще можно заняться, когда твоя рама в директорском кабинете — единственное место, где ты можешь пребывать? Нет, конечно, люди на портретах могут ходить по другим картинам или появляться на своих изображениях в других местах, но обычно им лень: директора, как-никак, а не пьяные монахи. Снейп решил последовать примеру большинства и вздремнуть, пока в школе не случится что-нибудь интересное. Этот учебный год был самым тихим за всю мою жизнь, подумал он. Год — после войны.

* * *

Усталый вздох, шуршание каких-то бумаг. Снейп приоткрыл глаза, оглядывая привычную обстановку. Сколько же он проспал вот так, не замечая шума и голосов живущих — приходящих и уходящих? Вот за широким столом сидит Минерва, усердно перебирающая стопку писем. Ее спина напряжена, а каблук туфли непрерывно постукивает по каменному полу, выдавая усталость и раздражение. Послышался стук в окно: почтовая сова доставила очередное письмо. Макгонагалл взяла у птицы конверт и, угостив совиным печеньем, отправила в обратный путь. Похоже, это письмо не принесло ей добрых вестей. Фыркнув что-то невнятное, она бросила его на стол, к общей стопке. Устало потерла переносицу, приподняв очки.

— Минерва, переутомление еще никому не шло на пользу, — добродушно высказался Дамблдор, по обыкновению ласково обращаясь к своему любимому экс-заместителю. — Вам следует отдохнуть, а дела никуда не денутся.

Минерва облокотилась рукой о стол и подняла взгляд на портрет чуть улыбающегося Дамблдора. Все так же доброго, спокойного, и будто бы даже живого.

— Боюсь, что Попечительский совет ждать не будет, — устало проговорила она. — Иногда мне кажется, что Волан-де-Морт никогда не оставит нас, даже после смерти. По крайней мере, он не оставит сердца и души тех, кто застал эту войну.

— Что-то случилось? — поинтересовался великий волшебник, заметно оживившись, в то время как остальные портреты продолжали дремать или делать вид, что дремлют.

— В этом году студентов было очень мало. Только пятый, шестой и седьмой курсы, да и то — не все. Несколько студентов с четвертого, но остальные либо погибли, либо находятся под следствием. Младшие ученики вовсе отсутствовали. После прошлогодних событий, когда тут бесчинствовали братья Кэрроу, родители побоялись отпускать своих детей в школу, — Минерва посмотрела на портрет Снейпа и снова на Альбуса. — Слизеринцы и мрачная слава Того-кого-нельзя-называть все еще в умах людей. Еще эти недавние нападение на семьи маглорожденных волшебников... Родители боятся отправлять сюда детей и отказываются от приглашений. Почти целый год все было спокойно, народ только начинает привыкать к миру, а теперь вот это. Мракоборцы, конечно, пытаются их поймать, но людей, с их шаткой надеждой, очень легко напугать вновь.

— Какая глупость. Хогвартс самое надежное место в мире, самое безопасное, — отозвался Дамблдор.

Минерва добродушно усмехнулась, развернув стул в сторону портрета, и присела на него, сложив руки в замок.

— Да, Альбус, так и было, когда директором Хогвартса были вы. Теперь же люди не уверены в том, что я смогу защитить их детей, если возникнет такая необходимость. Мало того, некоторые члены попечительского совета все еще сомневаются, что я полностью владею магией Хогвартса, — ответила волшебница.

— Какой вздор, — печально вздохнул Дамблдор. — Нет лучшего кандидата на место директора, чем ты, Минерва.

Профессор Трансфигурации тихонько усмехнулась, отведя взгляд от портрета. Снейп встретился с ней взглядом и, беззвучно хмыкнув, вновь прикрыл глаза, желая казаться безучастным и незаинтересованным в разговоре двух директоров. Конечно, он был согласен с Дамблдором: никто не достоин должности директора больше, чем Макгонагалл, но говорить об этом им, гриффиндорцам, он не собирался. Северус еще некоторое время слушал беседу коллег на разнообразные темы, а затем погрузился в ставшую для него привычной дрему.

* * *

Дрема, в которой пребывают изображенные на портретах люди, совсем не то же самое, что при жизни. Это как временное забвение, когда вместо сна перед глазами сплошной мрак, и изредка мелькают сюжеты былых воспоминаний. Волшебная картина — это воспоминания запечатленного на ней человека. Его прошлое, мысли, характер. Портреты в Хогвартсе чаще всего говорят о своих временах, о том, что они помнят. Воспоминания — это все, что осталось от когда-то жившего человека. Вот и портрет Северуса Снейпа отныне должен хранить воспоминания, чувства и мысли оригинала. Порой вспоминаются такие картины из прошлого, что сдержать нахлынувшие чувства кажется уже невозможным. И все равно нарисованное лицо зельевара остается неизменно безразличным, словно все идет так, как и должно быть. Даже сейчас, когда неприятный писк, больше похожий на смех, выдергивает из воспоминаний, вынуждая открыть глаза и вновь оказаться в реальности, где ты — лишь жалкий портрет без тела, без прежних способностей.

Когда дымка ностальгии истаивает, Северус осознает, что комната охвачена шумом. Хаос, созданный голосами недовольных портретов, сравним разве что с целой трибуной болельщиков в разгар квиддичного матча. Движения в кабинете Снейп не заметил, так на кого же они все так разорались? Даже обычно молчавшая Филлида Спора грозно метала рассерженные взоры в противника. Только теперь Северус понял, что в образе Споры было что-то странное или даже чуждое ей. На лице седовласой дамы красовались пририсованные усики, глаза были обведены чернилами, а брови и вовсе превратились в одну сплошную линию. Она гневно хмурилась, обратив яростный взгляд под потолок кабинета. Снейп проследил за ним и, наконец, разглядел причину переполоха.

Пивз висел почти под самым потолком, напротив портрета Виндиктуса Виридиана, и что-то рисовал волшебным пером. Осмотрев картины на противоположной стене, Северус с трудом подавил желание рассмеяться. Почти каждый портрет был изуродован неровными и размашистыми чернильными линиями. Лица директоров приобрели черты, не свойственные им ни при жизни, ни в посмертии. Как правило, это были детские каракули в виде усов, рогов, повязок на глаз и другой невообразимой ерунды. Все пострадавшие были в гневе, но сделать обидчику, к своему разочарованию, ничего не могли.

— Раз-два-три, будет новое пари. Раз — мазок, и лик другой, был директор — стал свиньей, — напевал полтергейст, рисуя Виндиктусу огромные свиные уши и добавляя на его лицо новой растительности, превратившей портрет из ухоженного бородатого профессора в непонятное волосатое существо.

Беспомощные причитания оскорбленных портретов Пивз игнорировал и продолжал свою веселую игру, перелетая от свежеиспорченной картины к следующей. Новой его жертвой стал портрет полуглухого Декстера Фортескью, который так и не проснулся ни от шума, ни от мазюканья пером по его лицу.

В результате самоотверженных трудов Пивза почти все портреты удостоились новшеств, не предусмотренных изначально художником. Даже Альбус Дамблдор не избежал сей участи, чего уж говорить о Снейпе, который при жизни частенько гонял Пивза, прибегая к содействию Кровавого Барона.

Когда директриса Хогвартса зашла в свой кабинет, на нее немедленно обрушился шквал недовольных голосов, а вместо привычных лиц взгляду предстали разрисованные хари.

Громче всех орал Финеас Блэк, которого полтергейст не только самым нахальным образом разукрасил, но и перевесил почти под самый потолок, где несущая балка закрывала ему весь обзор. Минерва и сама не сразу заметила торчащий из-за балки краешек картины.

В результате этой шалости портреты всех директоров были сняты со своих мест, а их обитатели временно изгнаны с них для того, чтобы можно было отмыть холсты. Гуляющие по всему Хогвартсу с картины на картину бывшие директора вызвали большой переполох среди студентов. Внезапно дисциплина и посещаемость уроков резко подскочили. Нарушений стало меньше, а все занятия проходили в гробовой тишине. Правда взрывов на уроках зельеварения стало гораздо больше: далеко не все ученики могли выдержать пристальный взгляд Снейпа и не совершить ошибки. И как бы Слизнорт не умолял директора выгнать Северуса с картины какого-то зельевара древности, тот не желал покидать свое временное пристанище.

* * *

С улицы через открытое окно доносились веселые возгласы. Голоса детей и взрослых, неясные, неразборчивые, но все как один — радостные. Топот тысячи ног, так раздражающий Финеаса Блэка, словно под окнами расположилась целая армия бестолочей и лентяев. Интересно, почему они все там собрались? И какой сегодня день?

В кабинет забежала директор Макгонагалл. Быстро и не задерживаясь забрала какую-то коробочку со стола, после чего так же стремительно вышла из кабинета. Она была одета в парадную мантию и щеголяла красивым узлом на затылке. Праздник?

Кажется, даже сюда, в башню директора, доносится шум мероприятия в Большом зале. Веселые голоса, крики, и грандиозный, по меркам Хогвартса, пир. Как только стемнело, ночное небо озарили вспышки фейерверка. Разноцветные огни заливали своим светом темные окна замка, проникая в коридоры и освещая самые далекие углы. Какой же сегодня день?

Снейп, подобно большей части директоров, усердно делал вид, что спит. Теперь эти праздники его не касаются. Впрочем, он и при жизни их не любил, а теперь имеет полное право игнорировать. Пусть живые тратят свое время на бессмысленные торжества и танцы.

Ход мыслей мастера зелий был прерван тихим и спокойным голосом Дамблдора:

— Северус, а вы знаете, какой сегодня день?

Снейп недовольно нахмурился, будто его отрывают от весьма важного дела и вынуждают вновь вступить в глупую беседу.

— Нет, не знаю, — ответил он, открывая глаза и посмотрев на закрытую дверь. Ничего в кабинете не переменилось. — Ну и какой же сегодня день, Альбус?

— День победы, мальчик мой, — волшебник довольно откинулся на своем троне и обратил взгляд на открытое окно. — День, ради которого вы столько страдали. День, к которому мы так стремились, за который боролись и умирали.

Нет ничего удивительного в том, чтобы услышать от старого волшебника привычный сентиментальный бред. Прошел уже год с того злополучного дня, когда Поттер победил Темного лорда. Год мира и относительного затишья. Так значит, сегодня будут масштабные празднования?

— Я не заметил, как быстро пролетело время, — пробормотал бывший декан Слизерина.

Для него события последнего дня войны произошли будто вчера. Словно бы лишь недавно он видел, как проклятая змея бросилась на него и вцепилась в шею мертвой хваткой, извиваясь и шипя.

— У нас время течет немного иначе, чем у живых. Вы скоро привыкнете, — тихо ответил Альбус.

Вернулась привычная тишина. Кажется, каждый из обитателей портретов задумался о своем — возможно, о смерти, или о жизни, а может быть, кое-кто из них просто спал.

— Чертов Дамблдор... — буркнул Финеас Блэк.

* * *

После шумных празднеств накануне замок казался покинутым. Ни переговоров между портретами, ни привычного топота ног и болтовни, доносящихся из коридоров, ничего этого не было. Значит, сегодня настал день скорби. Время вспомнить всех погибших героев. Их достижения, их храбрость и самоотверженность. Вспомнить всех, кто внес свою лепту в победу.

Снейп хмыкнул. Интересно, будут ли его вспоминать как героя или же как предателя? Как ненавистного учителя, заслуживавшего смерти? Или как не дошедшего до своей камеры узника Азкабана, Пожирателя Смерти? Как ни странно, в течение всего года Северус ни разу не поинтересовался у директора Макгонагалл, что стало с его имуществом, которое не было изъято Министерством. На самом деле все это было так мелочно и ненужно, что он просто позволил себе об этом забыть. В конце концов, он всего лишь портрет.

За окном давно распростерся вечер, небо продолжало лить свои слезы вместе с теми, кто ровно год назад потерял своих родных и близких. Замок по-прежнему утопал в тишине, даже шумного Пивза нигде не было видно и, что еще необычнее, не было слышно. Неожиданно дверь в директорский кабинет заскрипела: вероятно, вернулась Макгонагалл. Сейчас она присядет за свой стол, на некоторое время затихнет, а затем начнет делиться своими мыслями и переживаниями с Альбусом и, заодно, со всеми прочими, ныне безучастными, портретами. Однако вместо этого тихие шаги замерли напротив портрета профессора Снейпа, вновь уступая место тишине. Молчание длилось пять минут, затем десять, пятнадцать...

— Я все-таки выжил, профессор. Видите? — прозвучал тихий голос Поттера, и снова вернулась тишина.

Повисла неловкая пауза, и Снейп напряженно вслушивался: вдруг ненавистный герой решится добавить что-нибудь к своим словам. Но спустя двадцать минут, прошедших в молчании, послышались лишь удаляющиеся шаги и скрип закрываемой двери.

— Я вижу, Поттер. Вижу...