Мадлен (джен)

— Гляди!

Черная заколка, стягивающая пучок, слетела, и густые черные волосы — зависть подружек — рассыпались по плечам тяжелой копной.

— Ох, Мадлен, и как ты с ними только управляешься?

— С трудом, Лора, с трудом, — обладательница великолепной шевелюры кокетливо улыбнулась, одновременно глядясь в большое зеркало. — Через полгода у нас проводится конкурс на лучшую прическу, и я собираюсь в нем участвовать!

— Ты отчаянная, Мадлен. Хотя… Ты обязательно возьмешь первое место!

* * *

В последнее время она все острее чувствовала боль в правой груди. Давнее образование, небольшое, на которое она не обращала внимания, оказалось доброкачественной опухолью, и ее можно было удалить операбельным путем. Правда, после операции требовалось пройти реабилитацию. Капельницы, облучение, таблетки. И все бы ничего, но ведь она может не успеть на конкурс!

— Мадлен, ты и вправду ненормальная! — вздохнула Лора, пришедшая навестить подругу. — О каком конкурсе ты говоришь? Ты потеряла грудь, тебе предстоит пережить реабилитационный период, а в твоей пустой голове — какие-то конкурсы!

— Не «какие-то», а на всю страну, — поправила ее Мадлен, слабо взмахивая рукой, полулежа на больничной койке госпиталя «Питье-Сальпетриер». — Ты не понимаешь! Я столько слышала о нем, я обязательно должна участвовать, ведь это мечта всей моей жизни! Я берегла свои волосы, не срезая ни сантиметра! Я должна встать на ноги.

Лора только глаза закатила: неугомонная! Ей про одно толкуют, а она опять за свое!

Вошла медсестра.

— Мадемуазель Мадлен, вам пора на процедуры.

— Я завтра загляну, а ты пока подумай, что тебе может понадобиться. — Лора выскользнула из палаты, помахав на прощание «Пока!».

* * *

Она проснулась рано утром — солнце било прямо в глаза через незашторенное окно. По привычке подняла руку, чтобы пропустить через пальцы густую копну. И вздрогнула: на руке остался черный клок.

Медсестры еле смогли вколоть ей успокоительное. Перепуганная, она выскочила в коридор, крича и зовя на помощь так, будто в ее палате кто-то умирает.

— Мадемуазель Мадлен, не сходите с ума, — мягко пожурила ее одна из сестер, заботливо укладывая обессиленную руку пациентки. — Это нормально. Так бывает после химии.

— Нормально?! Это называется «нормально»: волосы вылезают не просто клочьями — пучками!

— Это реакция организма на вводимые препараты.

— Я… я лысею? Скоро я стану совсем лысой, да?

Медсестра отвела взгляд.

— Мари, скажите правду!

— Выпадение волос прекратится с прекращением сеансов химиотерапии.

— Значит, решено: я прекращаю сеансы! Какие бумаги надо подписать?

— Мадемуазель Мадлен, ваш лечащий врач не рекомендовал бы вам прекращать реабилитацию. Это может привести к необратимым последствиям…

— Я хочу поговорить с ним.

Она была в отчаянии. Облысение при постоянных капельницах? Этого она не переживет. Ведь волосы — единственное ее богатство, ее гордость, ее красота.

Врач подтвердил ее худшие опасения: чтобы восстановиться, ей необходимо пройти три полных курса профилактической химиотерапии, что означало практически привязанность к капельницам с краткими перерывами в неделю-две. А это — полное облысение.

И ей придется проститься не только со своими роскошными волосами, но и с мечтой об участии в конкурсе.

— А приостановить лечение никак нельзя? Неужели нет никакого выхода?

Разумеется, нет. Даже если она победит (а это автоматическое подписание контракта с фирмой по производству различных средств для волос), то работать не сможет: первый курс терапии уже запустил свои процессы в организме, и потому она каждый день будет видеть на подушке клочья волос.

Она не сможет победить.

Она не сможет работать.

Она не сможет жить, ведь волосы — ее единственное сокровище.

Она легла под капельницы. И каждый день наблюдала, как с ее головы падает все большее количество волос.

* * *

Хорошо, что была зима — можно было носить шапки не стесняясь, не ловя удивленных взглядов. Или вообще купить парик — он грел не хуже теплой шапки, а выглядел почти как настоящие…

Чужие, неживые, с безжизненным блеском.

Густая черная копна. Парик-шапка.

А что потом? Потом — косыночки, шарфики. И снова парик — только уже другой, с забранными волосами, чтобы не было жарко. И все время темные очки — чтобы не было заметно слез в глазах.

И так весь год.

* * *

— Результаты ваших анализов, мадемуазель Мадлен, — месье Флоббер, врач питье-сальпетриеровского госпиталя, улыбнулся. — Хочу сказать, что ваша стойкость и выдержка меня восхищают. Остатки образований — отростки, которые не были удалены хирургическим путем, отмерли. Теперь у вас все будет хорошо.

* * *

Идя по мосту, Мадлен снова вспомнила улыбку врача — добрую, открытую. От которой захотелось жить, благодаря которой вернулись силы и уверенность в себе.

Она стянула с головы берет. Волосы отросли, стали еще гуще, и ей невероятно нравилась эта новая прическа — легкая стрижка, хорошая укладка, делающая черты лица тоньше, привлекательнее.

«И не нужен этот конкурс был!» — с неожиданной веселостью подумала Мадлен, улыбаясь и подставляя лицо теплым весенним лучам, позволяя им целовать бледную после зимы кожу.

Апрельский ветер ласково растрепал ее волосы, и она с тайной радостью отметила это почти забытое ощущение.