Память (джен)

Алый закат отражался в водной глади озера, окрашивая ее зловещим кровавым цветом. Мерлин задумчиво смотрел на него с порога своей лесной хижины, размышляя, воспринимать ли эту тревожную, но в то же время невыразимо прекрасную картину как дурное предзнаменование? Алая вода напоминала ему о кошмаре Камланнской битвы. Тогда казалось, будто всё вокруг красное от крови. Мерлину чудом удалось довезти Артура до озера Авалон вовремя. Ши, как и всегда, потребовали плату, но никакая цена за жизнь Артура не казалась ему слишком высокой. Король забудет его? Что ж, он это переживет. Мерлин не должен ни словом, ни жестом пытаться пробудить его память? Он согласен и на это. В конце концов, остаться в Камелоте ему не запретили. Но Мерлин не захотел сам.

Решив, что слишком тяжело будет общаться с другом, для которого он отныне стал незнакомцем, Мерлин удалился жить в леса, оттуда приглядывая за Камелотом и его королем. И вот до него дошли слухи, что Артур разыскивает колдуна по имени Эмрис. Зачем, никто не знал. И, как всегда бывает в таких случаях, люди додумывали сами, строя самые невероятные предположения. Кто-то говорил, что король хочет казнить колдуна, со смертью которого вся магия исчезнет навсегда. Кто-то наоборот — что король собирается возродить магию в королевстве и хочет обсудить это с самым сильным чародеем. Мерлин не верил ни тому, ни другому. Но Артур искал его — для чего бы то ни было, — и Мерлин не мог не откликнуться на зов своего короля. Бросив последний взгляд на угасающий закат, он вернулся в хижину собрать свои нехитрые пожитки. Пора вернуться домой.

Трудности начались буквально с первого же дня. Конечно, Мерлин не мог рисковать предстать перед королем в собственном обличии (ши могли счесть это за намек), и потому превратился в седовласого старца. Тем более именно таким Артур помнил колдуна, помогшего в битве при Камланне. Поддерживать старческую личину круглые сутки оказалось делом невероятно утомительным. Но еще сложнее было общаться с Артуром так, будто они чужие, и видеть в глазах друга вежливое равнодушие. Несколько раз Мерлин почти готов был рассказать ему всё. Особенно, когда Артур вдруг поведал о преследовавших его странных ощущениях и будто бы пытавшихся пробиться воспоминаниях. Мерлину стоило огромных усилий воли смолчать в тот момент. Но он не мог испытывать судьбу — не когда речь шла о жизни Артура. Отведя взгляд, чтобы побороть искушение, Мерлин пробормотал какую-то чушь насчет последствий тяжелого ранения. Артур не очень-то и поверил — он прямо-таки нутром это чувствовал, — но настаивать не стал. После того как разочарованный король ушел, Мерлин долго еще стоял обессиленно прислонившись к стене и глядя ему вслед с дикой смесью облегчения и отчаяния.

Утешением служило лишь то, что магия вернулась в Камелот. Пророчество исполнилось в конечном итоге, правда, совсем не так, как предполагал когда-то Мерлин. Тем не менее Артур создавал великое королевство, и Мерлин помогал ему в этом — пусть теперь и в роли умудренного годами советника. Однако он отчаянно скучал по прежним временам, когда был простым слугой, а не придворным магом, но пользовался гораздо более прекрасным званием — званием друга. Даже если сам Артур в этом никогда бы не признался. Иногда Мерлин позволял себе надеяться, что вопреки словам ши память когда-нибудь вернется к королю. Но эта надежда причиняла такую боль, что он старался загнать ее как можно глубже. А вот чего он никак не ожидал, так это того, что Артур, отчаявшись добиться правдивого ответа о своих странных ощущениях, решит начать собственное расследование. Великий владыка Камелота, пытающийся как бы невзначай расспрашивать окружающих, был невероятно забавен и умилителен. Настолько, что временами Мерлин забывался и начинал вести себя с ним как прежде — будто не было ни Камланна, ни заклятия ши. В такие моменты король одаривал его странным взглядом, в котором смешивались подозрение, недоумение, любопытство и напряженность — будто он пытался ухватить какую-то мысль, которая неизменно ускользала. Этот взгляд резко отрезвлял Мерлина, и он спешил уйти под первым попавшимся предлогом.

Разум нашептывал, что следует покинуть Камелот, как можно скорее. Но когда Мерлин слушался голоса разума? В конце концов, он не нарушал условия ши. Ни словом, ни жестом не намекал Артуру на прошлое. А если тот сам до чего-нибудь докопается, так это не вина Мерлина. Правильно? Впрочем, он и не верил на самом деле, что король сможет вспомнить — магию ши не так просто преодолеть. Так что Мерлин продолжал в облике старика исполнять обязанности придворного мага Камелота, лишь вечером, в уединении своей комнаты (теперь она представляла собой почти шикарные апартаменты, соответствующие его новому статусу), возвращаясь в истинный облик. Ему необходимо было время от времени почувствовать себя самим собой, а не столетней развалиной. Так оно и продолжалось до одного промозглого осеннего вечера, когда Мерлин сидел у себя за столом, изучая книгу заклинаний в поисках самых мощных защитных чар, которыми хотел накрыть Камелот. Дверь с грохотом распахнулась, заставив его вздрогнуть. Но раньше, чем он успел поднять голову, чтобы посмотреть, кто этот бесцеремонный наглец, столь поздно врывающийся к нему без стука, знакомый голос тихо позвал его по имени. По настоящему имени. Он замер, не смея поверить своим ушам, а потом медленно повернулся к двери. Там напряженный, словно струна, стоял Артур, смотревший на него с выражением недоверчивой радости и облегчения. И Мерлин сразу понял, что он вспомнил — неизвестно как, но вспомнил. И по-прежнему был жив и здоров — никакой кары за нарушение условия. Чувствуя, как губы сами собой растягиваются в совершенно идиотской счастливой улыбке, Мерлин прошептал: «Артур», — впервые за всё это время называя своего короля по имени. Артур улыбнулся в ответ, шагнув вперед, и тут же потребовал самого подробного рассказа. Мерлин засмеялся и кивнул, приглашая его присаживаться — им предстоял долгий разговор.