Адъютант его величества (джен)

Павел Алексеевич Ушкин, массивный, полный и уже стареющий мужчина, сидел в избе у печки и смотрел на часы. Адъютант его величества должен был приехать еще полчаса назад, у него был важный приказ, но его все не было и не было. Ушкин хмурил кустистые широкие брови, злился и иногда потрясал тяжелым кулаком непонятно кому. То и дело он поднимался и, заложив большие красные руки за спину, начинал расхаживать по избе, скрипя половицами. «Куда запропастился… — сердито размышлял он. — Развелось этих адъютантов, как мух не битых. Мыслят, что они божества, никто им не ровня. Тьфу!.. И фамилия-то у него какая: Громов. Не слыхал о нем ни черта. Чудно…».

В печке потрескивали дрова, и в избе было тепло. Павел Алексеевич пару раз подумывал, а не выглянуть ли ему на улицу, но за окном противно подвывал ветер и моросило.

— Данилыч, не приехал еще? — крикнул он денщику.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, господин полковник, — отозвался Данилыч с неохотой. Он полудремал в сенях и вовсе не хотел говорить.

Когда же адъютант не явился и через полчаса, Павел Алексеевич встревожился. «Уж не нарвался ли он на засаду? — добрые маленькие глазки Ушкина затуманились слезами сочувствия. — Бедный, бедный мальчик!..». В том, что адъютант молод, Павел Алексеевич не сомневался ни на секунду. Раз о нем не слыхал, значит, человек новый. Раз новый, то непременно молодой.

Ушкин нагнулся всем тучным телом через стол, взял свою саблю и навесил ее на бок. «Нужно немедленно его выручать! — мысленно воскликнул он, уже совершенно утвердившись в своих догадках. — Скорее, пока не стало поздно!». Широкое красное лицо от волнения раскраснелось еще больше, а нос картошкой совершенно побелел и казался теперь совсем от другого человека. Чуточку хвастливый, шумный, вспыльчивый, но добродушный по натуре, Павел Алексеевич был любим солдатами и сам любил их, оттого даже мысль о пленении адъютанта повергла его в такой ужас, что он решил лично участвовать в его освобождении.

По счастью, именно в этот момент в избу зашел заспанный Данилыч и сообщил, что адъютант прибыл.

— Пусть идет сюда, давно жду его, голубчика, — Павел Алексеевич облегченно выдохнул.

Стоило адъютанту зайти, как Ушкин крякнул от удивления. То был совершенно не юноша, а человек этак лет тридцати пяти, с приятными круглыми чертами, но совершенно резкой и острой челюстью. Как смоль черные волосы были зачесаны на офицерский пробор. Серую шинель в мелкой дождевой пыли адъютант вручил Данилычу. Его глаза смотрели из-под темных изящных бровей уверенно и спокойно.

— Громов, Александр Васильевич, адъютант его величества, — коротко представился он, чуть поклонившись.

Сомнения Ушкина тут же пропали, стоило ему услышать этот тон. «Да, так только штабные говорят. Эх вы, Громов!.. В ваши лета в штабе сидеть… Ишь ты, как смотрит. Важная птица!».

— Прошу простить задержку, заплутал. В темноте не туда свернул, заметил оплошность поздно, — объяснил свое опоздание Громов. — Потом долго не мог найти развилку и все кружил на одном месте.

«Какой он, право, интересный, — Павел Алексеевич разглядывал адъютанта, как диковинную зверушку. — Совсем не похож… Лицо необычное какое…». Но говорил Громов так, как следует, мундир был особый, и на эполетах имелись вензеля императора. Он разбирался в диспозиции войск, легко объяснил приказ, знал, что Багратион тяжело ранен и выразил опасения, что генерал вот-вот отдаст Богу душу… в общем, был самым обыкновенным адъютантом.

— Я привез вам еще и новые сведения о расположении французских войск, — Громов кашлянул, поднеся к губам руку, затянутую в белую перчатку. — Разрешите показать на карте.

— Показывайте, — согласился Ушкин, указав на стол. — Давно уж разложил.

— Смотрите. Французы сейчас стоят в трех верстах от Москвы, войска разделяются за Дорогомиловской заставой на две части и собираются заходить в Москву справа и слева. Вам приказ — попортить им крови. Зайдите с тыла.

«Занятно, — полковник хмыкнул. — То не лезьте, отступаем, то крови попортить…».

— А что ж моя разведка сообщила, будто они не за Дорогомиловской, а перед ней?

— Это вы уж у них спрашивайте, — адъютант пожал плечами с изящной небрежностью. — Наша, штабная, работает быстрее и лучше. А теперь разрешите и мне пару вопросов? Собираем сведения о пленных.

— А пленных у нас и нет, — Ушкин развел своими ручищами в разные стороны. — Не брали. Точно вам скажу, никого.

Громов с серьезным видом склонил свою красивую голову, словно скорбел.

— Благодарю. Ну а теперь я должен откланяться, ваше высокоблагородие, — произнес он. — Пора.

— Ну куда же вы, Александр Васильевич? — расстроился Павел Алексеевич. — Останьтесь еще ненадолго, отужинаем. К тому же, гроза идет. Вон как громыхает вдали.

— Увы, не могу. Я должен был приехать и уехать раньше, чем вышло, — в голосе Громова послышалось неудовольствие, а чем оно вызвано, было неясно.

— Ну что ж, воля ваша. Данилыч! Поди сюда! Проводи адъютанта его величества до дороги.

Это, кажется, расстроило Громова. Он как-то нервно подернул губами. «Эх, молодо-зелено еще, — полковник усмехнулся. — Самолюбие задел. А вдруг опять заплутаете, что делать-то будете? Эх!».

Денщик, заспанный, с растрепанными волосами, сунулся в избу. Александр Васильевич весьма проворно накинул серую шинель, просохшую в тепле, и тут же вышел в сени. «Экий чудной!» — Ушкин посмотрел ему вслед с отеческой теплотой.

Данилыч, позевывая, тащился к дороге, оглядываясь то и дело на адъютанта, ведущего лошадь под уздцы. Лунный свет, вырвавшийся на мгновение из-за туч, упал на коня, осветил его серые в яблоках бока, и вдруг вспыхнул монограммой на кроваво-красном сукне седла. Денщик замер, словно громом пораженный. Да что ж это за адъютант такой, если он ездит на лошади с генеральскими отличиями-то?! Как же он не заметил, когда заводил коня в конюшню?!

Данилыч открыл было рот, чтобы закричать, и развернулся, но адъютант вдруг выхватил пистолет и спустил курок. Выстрел вспугнул какую-то птицу. Данилыч, нелепо раскинув руки в разные стороны, упал навзничь.

— Выходите, — произнес адъютант на прекрасном французском. — Увы, не обошлось без крови.

— Жаль его, Грач, — из кустов вышел незамеченный никем человек с лошадью. Светлые русые волосы растрепались, и он приглаживал их на ходу, перекинув повод через плечо.

— Жаль, — согласился тот, кого звали Грачом. — Несчастный… А ведь мог бы остаться жив, если б не его начальство. Что уж поделаешь. Жертва случая.

— Что-нибудь удалось выяснить?

— Ни черта. Пленных они не брали, зато можете взять вы. Подсуетитесь, тогда успеете. Я запутал им все приказы. Мне пора к Даву.

— А, так вы не знаете?.. — изумился его собеседник. — Говорят, Даву погиб.

— Контужен, — усмехнулся Грач, зевнув. — Поедем. Хочу поскорее снять с себя этот маскарад… Кстати, что скажете? Неплохой я адъютант, а?..