Однофамилец (джен)

«Голосовать» возле дороги в надежде, что найдется добрая душа подвезти попутчика без средств — идея более чем глупая и наивная. Так сказал бы Виталик, не раз уходивший в бега и знающий мир за стенами приюта лучше нас всех. «Впрочем, — добавил бы парень столь же наверняка, насмешливо сощурившись и искоса глядя на меня, — как раз это на тебя и похоже, братан». И, возможно, он прав.

Нет, не возможно. Наверняка. Потому что только один я, Санька Воронцов, неполных восемнадцати лет от роду, до сего дня сохранил надежду, что где-то в огромном мире живут мои мама и папа. Нет, не те, из-за которых я оказался в приюте. Настоящие. И я обязательно встречу их. Не могу не встретить. Ведь я родился «в рубашке» — именно это не раз говорила мне пожилая нянечка Василиса Захарьевна — а кому если не ей помнить, как именно начинался мой жизненный путь? Уж точно не мне. Слишком мало лет было мне тогда.

Итак, я везунчик. Что ж, тем лучше. Значит, мне обязательно подфартит и сегодня. Ведь добраться из поселка, мало похожего на город, до райцентра, где расположена причитающаяся мне от Родины малосемейка, не так-то просто. Особенно когда в кармане всего лишь потертая «пятихатка», а на новом месте еще надо обустроиться. Остается надеяться на добрых людей, которым со мной по пути. И которые на свете все же есть, что бы там ни заливал Виталик.

* * *

И они мне встретились. Правда, уже во второй половине дня, когда я уже успел испечься на совсем не майском солнышке, а рука, старательно поднимаемая при каждом намеке на машину, устала и затекла. Неважно. Все же они встретились, а спешить мне все равно не к кому.

Не самое приятное воспоминание. По окончании приюта наша и без того не самая дружная группа разлетелась кто куда. Не всем (а точнее, очень немногим) досталось жилье в нашем поселке. А уж райцентра удостоились и вовсе единицы. Но я же говорил, что я везунчик, верно?

И эту милую семью, любезно согласившуюся подвезти меня на своей «пятнашке», мне также послал мой ангел-хранитель. О нем мне тоже — тайком, чтобы не услышали насмешники-пацаны, — рассказывала Василиса Захарьевна. И я верил. Это очень важно — знать, что есть тот, кому ты на самом деле нужен.

А уж щедрое предложение — провести с ними выходные на природе, куда они, собственно, и направлялись, — чтобы не делать лишний круг… Это и вовсе что-то из сказки. Знаю, вы, услышав это, будете недоверчиво хмуриться, а то и искать в предложении тайный коварный умысел. Ну и глупо. Что, в самом деле, могут сделать мне, крепкому и рослому парню, невысокий полноватый мужчина с одышкой и его нарядная симпатичная жена? А уж тем более — их не по-мальчишечьи выпендрежно одетый отпрыск, навскидку мой ровесник? То-то и оно. А я могу многое. Нарубить сучьев в лесу, поставить палатку, развести костер и приготовить на нем вкуснейшую похлебку из тушенки и макарон… Да мало ли чего еще! Я умею быть полезным, а уж тем более в благодарность за, может быть, единственный в моей жизни пикник.

* * *

В общем, всё хорошо и все довольны. Кроме законного наследника моих щедрых попутчиков. Но этот мажор (именно так называл подобных типов Виталик) ничем не доволен. Ни отдыхом, ни родителями, что уж говорить обо мне… Он вообще улыбаться умеет?.. нет, не когда пытается подколоть, а по-нормальному? Что-то я сомневаюсь. Вот уж кому точно в жизни повезло не по-детски, а он нос воротит. Чудак.

Но довольно о нем. Не хочу портить себе впечатление от отдыха. И посещения фестиваля, каким-то чудом оказавшегося недалеко от места нашего отдыха. Где мама Санька (удивительно, этот противный сноб — еще и мой тезка по совместительству. Просто замечательно) купила мне воздушный шарик и задумчиво, словно сама себе, проговорила, что мечта каждой матери — такой послушный и заботливый сын. И что она очень рада, что я им встретился. А уж как я-то рад… Не хочу, чтобы эти выходные заканчивались.

* * *

Но все рано или поздно заканчивается. Как обычно. Воскресенье перевалило за полдень, и мои попутчики начали собирать вещи. Ну да, им еще и меня везти, а значит, делать большой круг. Мама Санька (которую я про себя зову просто мамой — не хочу вспоминать противного хлыща, которого хочется накормить землей) завернула мне с собой остатки шашлыка, чтобы, значит, было чем перекусить вечером. Так, словно она и правда моя мама. А что? Почему бы и нет? Как оказалось, этот Санек — еще и однофамилец мой, полный тезка. И ровесник к тому же. Может, мы с ним и в роддоме рядом лежали, в одной палате. Нет бы нас перепутали тогда. А может… и правда перепутали? Я читал, такое бывает. И не раз. И потому я остался совсем один, брошенный малолетней мамашей, не стоящей этого благородного слова — а этот козел получил все. Все, чего не стоит своей мелкой душонкой. Попросту украл мою судьбу…

Кстати, где он? Уже начинает темнеть, а его все не видно. Встретил на фестивале одноклассников и обрадовался. Совсем забыл о маме, обо всем забыл. Шляется где-то, заставляет переживать своих родителей. Козел. Ничего, найду тебя, узнаешь, как себя вести…

* * *

…так этот ублюдок еще и наркотой балуется?! Вообще отпад! Воистину с жиру бесится. Ну уж нет, приятель, домой ты это не потащишь. Если не жалко себя, подумай о маме. Ей-то каково — иметь сына-наркомана?

«Плевать?» Именно этого и стоило ожидать. Нет, братан, никуда ты с этой дрянью не пойдешь. Если пойдешь вообще. Сейчас я так тебя вздую — мама родная не узнает…

…удар… кочка… смачное падение на землю… кровь на губах… злость… ослепляющий и оглушающий гнев… эта тварь посмела украсть мою судьбу и еще недовольна?!. на, получи!.. и еще… и снова… дерьмо недоделанное!.. ах, ты еще и палкой?.. а я тебя…

камень… хруст… кровь на пальцах… холод… обжигающий, пронизывающий холод… дрожь… страх?.. может быть… но не раскаяние, нет. Эта тварь не достойна жить. «Не ты, значит, тебя» — так, кажется, говорил… Виталик?.. не помню. Неважно. Всё неважно. Моя судьба — снова моя. Я — лучший сын, чем ты, даже мама это признала. А ты лишь расстраивал ее. А теперь — все будет хорошо. Обязательно…

* * *

Мама… зачем ты так? Ты пятишься от меня, как от дикого зверя. И слова… множество слов… они бьют, как камни, жалят в лицо, в душу. Зачем ты так… мама? Теперь ты — моя мама, я буду любить тебя и заботиться лучше, чем этот… тьфу!

…и мы поедем домой, мама. Пока ты боишься, но ничего. Ты привыкнешь. Меня ведь и зовут так же, как его. Только я лучше, правда, лучше. И ты поймешь это, и тогда мне не понадобится нож. Нет, я не хочу никого обидеть — ни тебя, ни его… папу. Почему-то его так называть труднее. Но ничего. Я привыкну. Как и вы.

Урчание мотора. Машина медленно трогается с места. Ты сидишь за рулем, как и тогда, только теперь я, я, а не он, рядом с тобой. И это правильно. Справедливо. Мы поедем домой, мама, и все будет хо…

* * *

Темнота. Ее рассеивают лишь яркие вспышки, режущие глаза. Звезды? Наверно. Но на них так приятно смотреть ночью, а сейчас… сейчас они жгут глаза, и все тело тоже. Почему… мама?

Темнота понемногу рассеивается. Ее сменяет боль. Точно такая же сильная и всеобъемлющая. Я не вижу, где машина, где мы все. Но ты рядом со мной, мама. Я чувствую твою руку на своем лбу. У тебя такие мягкие пальцы, мама, как шерсть у мишки Тэдди. Я так плакал, когда воспитательница выкинула его, уже старого и потрепанного. Ну и что, я любил его и такого. Его нет. Не уходи, мама.

Должно быть, мы попали в аварию. Боль понемногу стихает, а вместе с тем возвращается память. Ты, побледневшими пальцами сжавшая руль… губы, через силу шепчущие успокаивающие слова… Не бойся, мама, я не задену тебя. Я буду осторожен. Нож — это чтобы ты не вернулась к нему, этому ублюдку, который тебя не ценит, чтобы снова не бросилась на меня. Ты не понимаешь пока, но поймешь. Обязательно поймешь, что это не я… это судьба свела нас вместе. Мой ангел-хранитель дал мне родителей взамен потерянных. Жаль, что ненадолго.

Удар… мои пальцы, вцепившиеся в руль… меркнущее сознание, тонущее в черноте и боли… и вот теперь ты снова со мной. Ты не двигаешься, как и папа, которого я не вижу и не слышу. Но вы со мной, и это главное. Я нашел вас и больше не останусь один. Холодно… дай мне руку, мама… она у тебя такая же холодная, как и моя. Неважно. Под свитером осталось ещё немного тепла, и я поделюсь им с тобой. Мне ничего для тебя не жалко. Даже если это конец, неважно. Никто… никто не должен быть один. Ты говорила мне это… или не ты? Плевать. Главное, что это правда. И я нашел вас. А значит, все будет хорошо. Ведь будет, правда, мама?..