Pour le Merite (джен)

Осень во Франции бывает противной: со стороны Англии приносит грозовые тучи, начинает моросит дождь, похожий на водяную пыль, постоянно меняется холодный порывистый ветер, и на улицу совсем не хочется. А в Фонтенбло, где в целом осадков всегда много, осень и вовсе напасть.

Сегодня погода была особенно отвратительная. Тучи стремительно неслись по небу, цеплялись за шпили высоких башен и кружились над городом подобно хищному зверю. То и дело начинал капать дождь, а ветер завывал в трубах. Франсуа, ежась от холода в своем еще летнем мундире, спрятался от холодных капель под раскидистое дерево и стоял там, оперевшись на трость. Он поглядывал на часы и иногда передергивал плечами.

Вот уже который раз он убеждался, что быть пунктуальным — это хорошо, но в случае с Фермье это еще и холодно. Не потому, что доктор не мог рассчитать время, а скорее потому, что его могли поймать на улице его пациенты. Тогда его можно было ждать вечность.

Прошло еще пятнадцать минут, а Фермье все не было и не было. Франсуа надоело ждать, и он почти бегом бросился в соседний переулок. Отсюда было недалеко до дома Фермье, и он надеялся столкнуться с ним на полпути.

С доктором он встретился перед поворотом на улицу Гранд. Тот выглядел уставше, немного сутулился и, судя по цвету его лица, чувствовал себя неважно. Но это не помешало ему тут же сделать замечание Франсуа.

— Хоть бы сюртук надел поверх мундира, — произнес он с укором. — Давно не болел?

— О, не начинай! — взмолился Франсуа, предчувствуя длинную нудную лекцию. — Я не виноват, что Вельто тянет с приказом на переобмундирование!

Фермье вздохнул и поправил пенсне. Иногда типичная итальянская неспешность генерала выводила его из себя. Ведь ему приходилось лечить простудившихся солдат. Франсуа виновато улыбнулся, снова передернул плечами и подул на пальцы.

— Мне кажется, идти куда-то сейчас — не лучшая наша идея, — буркнул наконец Фермье, указывая на тучи. — Только промокнем.

— Мишель, скажи честно, тебе просто никуда не хочется, — усмехнулся в ответ Франсуа.

— Ладно. Но я надеюсь, мы не собираемся делать ничего противозаконного? — доктора явно напрягало то, что задумал его друг.

— Если я отвечу «нет», тебя успокоит?

— Нет.

Дальше шли молча. Франсуа думал о чем-то своем, Фермье все еще колебался в правильности их затеи. Что же именно задумал Франсуа, он пока толком не знал. Но по опыту прошлых лет помнил, что все задумки офицера обычно плохо заканчивались. И он совсем не горел желанием встретиться с Лепажем, начальством жандармерии.

Наконец, Франсуа остановился.

— Здесь, — он указал тростью на окно, чуть колыхались от сквозняка старые занавески.

— Почему мне это не нравится?.. — задал риторический вопрос Фермье, глядя на дом.

Франсуа усмехнулся, взмахнул тростью и поднялся по ступеням. Фермье, постояв еще немного на мостовой, направился вслед за ним. В доме было холодно и пахло сыростью. Тут явно давно никто не жил. Фермье недоуменно приподнял брови.

— Ну и на черта ты меня сюда притащил?..

— Да имей ты хоть капельку терпения! — возмутился Франсуа, оглядываясь. — Сейчас увидишь.

Упрекать Фермье в нетерпеливости было несколько несправедливо. Он был воплощением терпения. Просто сам Франсуа мог вывести из себя кого угодно. И совершенно естественно, что доктор хотел знать, зачем они залезли в старый дом.

Франсуа быстро поднялся по лестнице. Шпоры громко звякнули в тишине. Фермье последовал за ним, правда, не так быстро. Он поправил пенсне и осмотрелся: на втором этаже в рассеянном свете было немного неуютно. Франсуа куда-то пропал, и доктор прошелся по коридору. Первое, что бросилось ему в глаза — флаг республики, весь потрепанный, с прожженной дырой на красной полосе.

Доктор потер в пальцах старую ткань. Он встретил революцию еще мальчишкой, но прекрасно помнил провозглашение Франции республикой. Помнил он и взятие Бастилии. Тогда его семья была проездом в Париже, и он слышал издалека шум.

Мать спросила у кучера: «Что там происходит?».

«Бастилию штурмуют, — отвечал он, щелкая кнутом. — Теперь, сударыня, грядут перемены. Вы на обратном пути во Францию не суйтесь, езжайте в Бельгию через Пруссию, дворянам несладко придется».

Мать совета не послушалась. Она всегда не любила Людовика XVI, хоть во Франции и не жила. И вполне возможно было то, что после революции Бельгия стала бы входить в состав Франции, а не Священной Римской Империи. В Бельгию они так и не вернулись, оставшись в Фонтенбло. Фермье, будучи еще девятилетним мальчишкой, в 1793 году бегал по улицам и пел «Марсельезу» со старшей сестрой.

— Вставай, поднимайся рабочий народ! Вставай на врага, люд голодный!* — голос Франсуа заставил доктора вздрогнуть и вынырнуть из омута воспоминаний.

— Франсуа, черт тебя побери, меня нельзя так пугать, — он скрестил руки на груди.

— Ну согласись, я угадал твои мысли? — пропустил мимо ушей его замечание Франсуа. — Этот флаг я получил от Пьера-Огюстен Юлена незадолго до того, как его арестовали.

— Постой, постой, — Фермье прервал его, — ты получил его от Юлена? Так это твой флаг?

— И дом, собственно говоря, — подтвердил офицер, открывая комнату. — Точнее не совсем мой, а моего дяди... Но он сейчас безвылазно торчит в загородном поместье, а я жил здесь на первых порах, когда сбежал от него из Парижа... Тут осталось много чего интересного: и этот флаг, и несколько книг, и старый мундир, и еще куча всяческого барахла, выкинуть которое у меня не поднимается рука. Да и все, что я выкидываю, обязательно понадобится мне на следующий день. Мне нужно найти тут одни письма… И, кажется, твоя помощь не помешает.

Фермье зашел вслед за ним в комнату и замер. Тут царил не просто беспорядок. Хаос. Франсуа тоже растерянно оглядывался. Видно, это и для него было полной неожиданностью.

— Чтоб я еще раз просил Пьетро что-то поискать… — наконец выдавил из себя капитан. — Сказал: перерой архив... Вот он и перерыл...

Ответом ему был хохот Фермье. Пьетро часто понимал просьбы Франсуа буквально и выполнял их точно. Правда, слуга не задумывался о том, что после поисков нужно и прибраться.

— Задача усложняется… — Франсуа вздохнул.

Фермье пожал безразлично плечами. Он и так подозревал, что они застрянут надолго. Часом больше, часом меньше — его это не волновало.

Франсуа принялся перебирать бумаги, внимательно читая каждую. Фермье, пройдясь по комнате, видимо бывшей когда-то кабинетом, остановился около старого бюро и стал просматривать ящики. В них лежали письма, бумаги, печати, он даже обнаружил старый сургуч. Содержимое одного из ящиков заинтересовало его. Там лежали старые, посеревшие от времени перчатки, рядом с ними валялась некогда красивая трубка. Но не эти вещи заинтересовали доктора. Он осторожно достал из ящичка какую-то награду, сдул с нее пыль и замер. В руках у него был орден «Pour le Mеrite».

— Франц… Что это?.. — наконец тихо спросил он, переведя взгляд на офицера.

—А? Это… — Франсуа обернулся и тоже замер. — Это… «Голубой Макс».**

— Сам вижу, что это прусский орден. Какого черта, скажи мне, он лежит тут? — Фермье продолжал переводить взгляд с ордена на офицера. — Это твой орден?

Франсуа задумчиво прошелся из стороны в сторону. Он, очевидно, колебался. Повисла неприятная тишина. Фермье молчал, следил за каждым движением Франсуа. Капитан обдумывал, что сказать.

— Надеюсь, на дуэль-то из-за него ты меня не собираешься вызывать? — наконец спросил он.

— Собираюсь, если ты не объяснишь логически, почему ты являешься кавалером прусского ордена.

— Черт тебя побери, Мишель, я думал, что по мне видно… — Франсуа пораженно уставился на доктора. — Неужели даже по моему говору ты не заметил, что я немец?

Награда со звоном упала на пол. Фермье пошатнулся и прислонился к бюро.

— Я-то думал, что ты с юго-востока Франции… — прошептал он.

— Угу, с юго-востока, — саркастически поддержал его Франсуа, который тоже был не в восторге. — Только не Франции, а Пруссии.

Фермье встряхнул головой, поднял с пола награду и убрал ее назад в ящик. Затем обернулся на Франсуа. Тот растерянно стоял посреди комнаты, затем достал трубку, набил ее табаком и, присев на бюро, закурил. Вид у него был пришибленный. Он явно расстроился, что держал друга в неведении.

Доктор взглянул еще раз на орден, на Франсуа, а затем отвесил ему подзатыльник.

— За «Макса»? — спросил он, поправляя сбитый парик.

— Нет, — отрезал Фермье. — Pour le Mérite. А конкретнее, за трубку.

Примечание к части

* — куплет "Марсельезы"

** — разговорное название ордена;