Солнце не может погаснуть (джен)

Свеча догорает, тихо шипит и гаснет. Комната погружается в липкую, затягивающую темноту. Юнгханс нервничает, но не может даже шелохнуться, чтобы осветить ее вновь. Он боится потревожить Франсуа, который только-только задремал.

Голова капитана покоится у него на коленях. Так спокойнее. Так видно, что он дышит. Так чувствуется биение сердца. По бледному, словно восковому лицу пробегает порой тень, посеревшие губы сжимаются в тонкую линию, Франсуа судорожно выдыхает воздух, и каждый раз Фридрих боится, что сейчас друг отдаст душу Богу. Но дыхание выравнивается, сжимающие крепко одеяло пальцы расслабляются, складка на лбу разглаживается, и Юнгханс немного успокаивается. Еще жив.

Он сам не может объяснить эту фанатичную привязанность к капитану Тео. Но точно знает: если умрет Франсуа, умрет и часть собственной души его. Умрет, и больше никогда не возвратить ее, ничем не воскресить. Она уйдет в могилу вместе с другом, оставив на своем месте ничем незаполнимую зияющую пустоту.

Юнгханс многое не может понять. Что дернуло Франсуа спасать его? Зачем он столкнул его на землю, зачем прикрыл собой? Почему ружье, которое никогда не было заряжено, выстрелило; как Франсуа понял, что там все же есть заряд?.. Как он успел одним прыжком преодолеть всю комнату?.. Все это для Фридриха тайна, непонятная и необъяснимая. Он вообще не может порой понять и самого Франсуа, открытого и честного, веселого и доброго.

Для Юнгахнса Франсуа — загадка, которую разгадать он никак не может. Какой запас искренности, благожелательности скрывается в Тео! Как он умеет легко и просто прощать, пускай даже за самые страшные проступки. Что движет им в такие минуты? Милосердие ли? Понимание ли?..

— Воды, — срывается у раненного тихим приглушенным тоном мольба.

Фридрих бережно подносит к пересохшим губам стакан, осторожно помогает ему напиться, так же аккуратно укладывает назад и кладет прохладную руку на горячий лоб Франсуа. Капитан бредит, шепчет бессвязные, бессмысленные слова, зовет кого-то, и среди имен, слетающих бессознательно, Фридрих с тайной радостью и щемящей болью в сердце слышит свое.

Как приятно осознавать, что он хоть что-то сделал, что Франсуа запомнил его. И как страшно понимать, что в любой миг это теперь может оборваться, что в любую секунду седая старуха может обрезать тоненькую ниточку жизни, и уже никогда им не смеяться вместе, не ездить верхом, не обучать курсантов и не потешаться над ними. Все может рухнуть в одночасье... Не будет доверительных разговоров, ничего не будет...

Юнгханс не хочет признавать этого, но он действительно словно помешался на Франсуа. И это помешательство простимо. Он потерял все: жену, прежних друзей, сына, Родину, самого себя. Франсуа выдернул его из состояния душевной комы, расшевелил и заставил жить. Заставил через силу, уча вновь любить жизнь. Юнгханс был неусидчивым учеником, все время куда-то спешил... Но Франсуа — хороший учитель. Он все же научил его жить.

Только жить без Франсуа он, Фридрих, уже не может. Франсуа был человеком-солнцем, светящим сначала нестерпимо издалека, потом мягко и добро вблизи. И разговор с ним был подобен глотку солнечных лучей.

— Ты не можешь умереть. Солнце не может погаснуть, — тихо шепчет Фридрих, бережно массируя виски Франсуа. — Что будет с Кристин, что будет с Катти, что будет со мной?..

Солнце не может погаснуть...