Псы (джен)

Нижнюю дорогу затопило. Кейн понял это слишком поздно — пути назад уже не было, а впереди лежало бескрайнее тёмное озеро, чью поверхность отражения тысяч звёзд превратили в подобие вселенной.

— Не так я хотела умереть.

Мэй вцепилась своими маленькими пальцами в деревянный борт повозки, смотря вдаль огромными глазами, пытаясь понять, где же они совершили ошибку.

— Не думаю, что ты вообще хотела умирать. Как и кто-либо из нас.

— Старик говорил, что лучше умереть, чем то, что случилось с ним. Не хотел бы он видеть то, что видел.

На дне повозки, укутанный в тряпьё, полулежал полуживой слепец, его пустые глаза смотрели в небо с морщинистого серого лица.

Кейн скривился и презрительно сплюнул в дорожную грязь.

— Уже пятнадцать лет прошло. Никто так и не смог его разговорить. Что он видел там, как ослеп…

Они замолчали, глядя на чёрные стволы деревьев, почти до половины погружённые в мёртвую воду. Холодный ночной воздух был свеж и приятен, словно издеваясь над путниками, которым некуда было бежать.

— Сейчас положено говорить философские вещи, — сказала девочка. Впрочем, кто знал, сколько лет ей было на самом деле.

— Верно, — согласился Кейн. — Я бы попросил старика поделиться с нами чем-нибудь, но, думаю, нам это уже не пригодится.

— Мы даже не знаем, как его зовут.

— Мы даже не знаем, может ли он говорить. Возможно, он не только слепой, но и немой. И глухой.

— Я слышала, как он стонал и плакал ночью, — сказала Мэй, накрывая старца своим одеялом. Тот благодарно улыбнулся, словно во сне. — Не думаю, что он немой. Он просил прощения у кого-то.

— Я знаю, что он не немой.

Кейн запустил пальцы в давно немытые волосы, глубоко вздохнул, а затем подошёл к лошади, запряжённой в повозку. Та стояла и молча глядела на воду, даже не перебирая ногами, словно понимая, что это — конец.

Кейн потрепал лошадь по холке и спросил:

— Может, стоит отпустить её?

— А смысл? Всё равно псы её сожрут.

— Кто знает.

— Ты знаешь. Они уже всех сожрали. Мы — последние.

— Возможно, мы сами в этом виноваты. Ну, я имею в виду то, что псы вдруг вылезли из своих где-там-они-живут и стали жрать всё, что движется. Это ведь не наша планета. Нам тут нечего делать. Лет пятьдесят назад мы сотворили здесь Земную экосистему, притащили всех животных, ведь климат был так похож… и ничто не указывало на то, что на этой планете есть кто-то ещё. Мы даже не знаем, как они выглядят. Почему их вообще зовут псами?

— Потому что они лают.

Кейн и Мэй уставились на старика. Тот не двигался, но его сухие губы шевелились, словно он что-то пережёвывал.

— Пятнадцать лет назад, — сказала Мэй, прищурив три своих глаза. — Это псы напали на тебя?

— От них не уйти, — прошептал старик. — Я ничем не смогу вам помочь. И я не буду рассказывать, что нас ждёт.

— Но ты ведь ушёл, — Кейн вздохнул и вцепился в гриву лошади, чтобы скрыть, что руки его начали мелко дрожать.

— Лучше бы нет. Я поплатился зрением, и единственное, что теперь стоит у меня перед глазами — пёс.

— Как он выглядел? — прошептала Мэй.

Старик покачал головой.

— Лучше расскажи, как ты ушёл.

Снова качание головой.

— Почему ты не хочешь говорить? — в слабом отчаянии проговорила Мэй.

— Потому что в этом нет никакого смысла, — вяло ответил Кейн. — Мы всё равно узнаем ответы на все вопросы. Немного позже.

— Но когда?

Впереди лежала бескрайняя вода, а позади высился безмолвный лес. Где-то за ним беззвучно полыхала деревня.

— Чистая планета, — выплюнул Кейн, смотря, как на фоне парящего в чёрном небе перламутрового спутника вытянулась длинная труба дыма. — Мы отказались от всей электроники, и что получили? У нас даже ружей нет, чтобы противостоять этим тварям.

— У нас есть щиты, — Мэй пнула холщовый мешок, содержимое которого отозвалось жестяным звяканьем.

— Старьё из музея Древнего Человека. Щиты величайших героев. Бесполезный хлам. Зачем ты вообще взяла их с собой? Кроме того, ты не такая, как я — я из «натуральных». У меня вот два глаза. Тебя вообще не должно волновать прошлое, верно?

Мэй хмыкнула и закатила глаза. Третий был чуть меньше и располагался немного выше переносицы.

— Хотелось взять что-то, что когда-то имело значение. Я не так сильно отличаюсь от тебя, как ты думаешь.

— Когда-то всё имело значение. Или людям просто хотелось так думать.

Было слышно лишь хриплое прерывистое дыхание старика.

Лес молчал.

Девочка взобралась на бортик повозки, её замызганные многодневной грязью башмачки запачкали верёвку, удерживающую разваливающуюся конструкцию.

— В чём был смысл? — спросила она.

— Смысл? — Кейн, не отрываясь, смотрел на воду.

— Этой планеты. Наших жизней. Ведь если мы не поймём…

— Что-то изменится, если мы поймём?

Мэй не ответила.

— Нам должно стать легче.

Тишина была так прозрачна, что казалось, будто можно услышать лёгкий звон звёзд. Девочка вдохнула полной грудью. Спешить было некуда, некуда и опаздывать. Мир замер.

— А… — прошептал Кейн. — Понятно.

— Что?

— Я понял.

— Ты… понял?

— Да.

Медленно, словно не веря, Кейн издал тихий смешок. Затем ещё один. Следом тишину разбил третий, и вот они, словно десятки мячиков в коробке, беспорядочно отскакивающих друг от друга, прорезали синий ночной воздух.

Мэй спрыгнула с повозки и вцепилась парню в рукав:

— Что ты понял? Скажи мне, Кейн!

Её пальцы отчаянно заскользили по сальной ткани его куртки.

Парень хохотал. Где-то вдалеке раздался лай.

Но Кейна Псы не тронули.