Чужая земля (джен)

В северных патрулях не было никакого смысла. Льды надежно хранили границу Империи, и вряд ли в обитаемых мирах найдутся безумцы, способные перейти ледяную пустошь. Нет армии, способной потревожить покой Империи с этой стороны, с тех самых пор нет, как Северное королевство стало лишь частью Империи. Королевства и границ больше не было, а патрули остались.

Феана чуть сильнее сжала колени, направляя остановившуюся было лошадь вперед. На севере было холодно, намного холоднее, чем в остальной части Империи бывало даже в самые суровые зимы. Здесь невозможно было пользоваться ездовыми ящерами: их холодная кровь не могла сопротивляться власти Севера, и приходилось обходиться человеческими лошадьми. Странные пугливые животные, слишком четко ощущающие их хищную натуру. Она усилием воли отогнала посторонние мысли и поплотнее натянула капюшон. Дейм не были такими же хладнокровными, как их ездовые животные, но все же предпочитали более теплую среду, и поэтому все они кутались в теплые меховые плащи и старались натянуть лишнюю пару перчаток. Все, кроме него. Феана хмуро сверлила взглядом спину того, кто ехал перед ней. Тонконогая белая лошадь не проваливалась в снег, а светло-серый плащ с белой опушкой был небрежно откинут назад. Капюшона он так и не надел, и ледяной ветер, который заставлял всех остальных ежиться, игриво трепал серебристо-белые волосы. Феана стиснула зубы и выпрямила спину, крепче сжимая поводья — она не позволит себе жалко съеживаться под порывами этого ветра. В конце концов, это они победили Север, а не Север победил их.

По мере того, как они углублялись все дальше в северные земли, становилось холоднее, облака низко нависали над самой землей: казалось, протяни руку и сможешь их коснуться. Ветер немного стих, и сразу стало теплее, зато повалил снег — пока небольшой, но постепенно его становилось все больше, пока он не превратился в сплошное белое марево, за которым ничего было не разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Они свернули в сторону, лошади по грудь утопали в снегу. Феана потеряла счет времени и даже вздрогнула, когда из снежной пелены на нее вдруг надвинулись темные каменные стены. Сердце пропустило удар: на какое-то мгновение она подумала, что они набрели на легендарную Довайин’вирда, Крепость Счастливой Судьбы — так и не взятую столицу Севера. Но нет, стоило немного всмотреться, и стало ясно, что это когда-то было городом. Да и вряд ли они зашли в земли севера настолько глубоко. Скорее всего, это были развалины П’ета, города, который стал ареной для одной из главных битв последней Северной войны. Некогда крупный город постепенно поглощали снега. После войны сюда никто так и не вернулся — некому было возвращаться. Северный король выиграл ту битву, и в П’ете остались только надгробия. Говорили, что северная земля настолько холодна и неприветлива, что здесь даже мертвые спокойно лежат в своих снежных гробницах. Да и где взять материал на погребальные костры? У них костров тоже не было.

Лагерь разбили на какой-то площади, дома вокруг нее частично обратились в обломки, многие обвалились, но все же они создавали кое-какую защиту от ветра. Внутрь Феана зашла бы только по приказу. По очень вескому приказу. А ветер между тем все усиливался, ему вторил снегопад, постепенно обращавшийся в буран и метель. Север словно мстил незваным гостям, выпроваживал, а не сумев прогнать — хотел навеки похоронить в себе. Провалы окон в домах казались слепыми глазницами, через которые на них смотрело само сердце зимы. За уголком глаза Феане померещилось движение. Она резко крутанулась, но не увидела ничего, кроме сплошной пелены снега. Постепенно они сгрудились у обломка стены, который худо-бедно защищал от ветра. Последний, казалось, не мешал только одному из них. Он так и не накинул капюшон плаща, а руки скрывали только тонкие перчатки, которые здесь носили все. Поверх них сама Феана надела еще две пары, и то казалось, что руки обнажены и она засунула их в какой-то сугроб. Как сражаться, если пальцы едва гнутся?

Она следила глазами за белой фигурой, которая чем дальше, тем больше казалась частью окружающего снегопада. А ветер ревел все сильнее, шептал, звал на тысячу голосов и сыпал проклятиями. Снег летел, закручивался причудливыми фигурами, и Феане все чаще чудилось, что там что-то есть. Кто-то подкрадывался к ним из-за снежной круговерти, брал в кольцо и подступал все ближе и ближе. Дейм — прирожденные хищники, а хищник не может ощущать себя добычей, но здесь, в снежной пустыне, Феана чувствовала себя добычей. Это был совершенно чужой для нее, да и для них всех, мир.

Снег застыл льдом, соткался в гротескную фигуру, и она поняла — не ошиблась. Ледяные демоны все же пришли, разбуженные присутствием чужаков и метелью. А может быть, их кто-нибудь позвал? Она поднялась на ноги, сбрасывая слишком толстые перчатки и разгоняя по телу магию и кровь. В бою всегда можно согреться. Но вряд ли этот бой будет для них долгим и удачным — слишком много темных фигур обступали со всех сторон теплых и живых, брали в кольцо маленькую площадь. Будто стремились повторить давнюю битву, вновь растоптать и уничтожить старого врага.

Метель разорвал глухой звук бубна. Феана обернулась за звук, да так и застыла, будто скованная ледяными объятиями. Белый плащ был небрежно отброшен в сторону, тонкие руки воздеты над головой, а в них — диковинный бубен, исписанный знаками, которые она никогда не знала. Он перетянут кожей, которая могла принадлежать ее бабке, а ритм отбивает то, что могло быть костью ее деда. Бубен звучит, и ветер слушает его. Ветер танцует, а следом за ним — танцует метель, вьется вокруг них, создавая собой изменчивый и ненадежный заслон, в котором вязнут ледяные фигуры. Их движение замедляется, но не прекращается совсем. А бубен звучит. Его голос глух и протяжен, он вязнет в костях, от него ноют зубы и опускаются руки, держащие оружие. Бубен зовет. Но зовет он совсем не их, он поет кому-то другому, и в его песне Феана видит горные перевалы и путанную вязь тропинок, которые вдруг приблизились, обернулись вокруг них и ледяные фигуры ходят, движутся в замкнутом кругу и никак не могут найти выхода.

Бубен звучит. Теперь Феане кажется, что звучит он для нее, и хочется пойти, последовать за ним, босиком по обжигающе холодному снегу, туда, где белые волосы смешиваются со снегом и ветром, где сам северный ветер на мгновение обрел плоть и движется по кругу в диковинном танце. Она встряхивается, сбрасывая наваждение, и видит — он и вправду танцует босиком. А демоны, с которыми с трудом могло сладить их оружие, следуют за этим танцем, как завороженные, и не смеют приблизиться, не смеют свернуть с проложенных для них троп. Бубен звучит, все глуше и глуше, звук его будто уходит куда-то туда, где под метрами снега спит земля. Снежные вихри оживают, они вертятся, формируют фигуры, которые слитным строем шагают вперед, рвут на части ледяных демонов, которые отчего-то не могут сопротивляться.

Зимний танец все длится и длится, Феане временами кажется, что его нет совсем, что это только вой ветра да плач метели. Бубен завораживает. Он зовет темноту, и она ложится плотным саваном на веки. Оружие выскальзывает из рук, а снег кажется обжигающе горячим.

Утром вокруг громоздятся ледяные глыбы, а снега намело столько, что из проклятого города им доведется выкопаться нескоро. Глаз улавливает изломанные, почти живые силуэты в ледяных осколках, ловит отголоски битвы, которой не было. Север играет с глазами в странные игры. Свинцовая пелена туч самую чуточку раздвигается, позволяя одинокому солнечному лучу осветить развалины П’ета. Феане следует за ним взглядом, пока не натыкается на одинокую фигуру. Он примостился на какой-то глыбе, а плащ все так же небрежно отброшен в сторону, несуществующий ветер играет серебристыми волосами, а у босых ног примостился бубен. Он выглядит потрепанным и невероятно древним, а кожу прямо по центру пересекает старый, уже обледеневший разрыв. Древняя вещь, древняя магия, которой уже давно не суждено звучать в этих землях. Но все же у Севера до сих пор нет своего наместного герцога, ведь жив еще тот, кто звался Северным королем…