И дрогнет ширь небес (джен)

Октябрь, 1979 год.

Сириус появляется на похоронах. Губы Вальбурги сжимаются в тонкую линию. Под глазами Регулуса залегли черные тени.

Никто не подает вида, что заметил его. В конце концов, он был лишен наследства, изгнан из семьи. Ему здесь не место. Регулус склонен с этим согласиться, но Сириус — ведь он ушел всего два года назад — не так уж долго отсутствовал. Хотя, конечно…

Взгляд Регулуса улавливает какое-то движение справа: его мать тянется за палочкой. Траурные речи закончены, настало время отдать дань уважения умершему. Поднимая зажженную палочку в небо, Регулус пытается не искать Орион среди созвездий. Яркое сияние палочек рассеивает ночную тьму, кажется, даже заглушает звездное мерцание. Он сглатывает стоящий в горле ком и отправляет свет в небо вслед за остальными. Несколько секунд все смотрят на то, как сияющие шары плывут высоко в небе. Но скоро тишину нарушают шуршание мантий и перешептывания. Похороны подходят к концу, и волшебники по очереди возлагают белые гвоздики на могилу его отца.

Они подходят самыми последними. Выглядит откровенно символически.

Ни один из них не смотрит на человека в гробу слишком долго. Скоро у них уже не будет времени на сожаления. Когда они положат свои гвоздики, каменный саркофаг сомкнется вокруг мужчины. Тела мужчины, как с печалью отмечает Регулус. В чем же смысл, если отец уже не может видеть света? Зачем все это, если волшебные огни уже не могут отвести его туда, где ему предстоит скоротать вечность?

Регулус берет мать под руку, и их взгляды встречаются.

Его мать совсем некрасивая женщина. Она запоминается по совсем неправильным причинам — вокруг ее губ залегли складки, оставленные острыми жестокими словами, ее нос тонкий и длинный, будто клюв. У нее, как и у него, серые глаза и черные как смоль волосы. Каждая часть матери выглядит отталкивающе, и ее черты вовсе не хочется носить с честью. Выражение ее лица лишь острее высекает морщины на ее лице, отчего она выглядит старше чуть ли не на целое столетие. Глядя на него, она становится еще мрачнее. Он думает о том, что же она перед собой видит.

Гости расходятся один за другим, подбирая полы траурных плащей и платьев. Громкие хлопки аппарации отдаются эхом в пустом лесу. Скоро вокруг не остается ни души. Все разошлись.

Наконец мать спрашивает:

— Ты понимаешь, что это значит?

— Теперь я глава семьи, — отвечает Регулус. — Самый старший из ныне живущих мужчин, носящих нашу фамилию.

Она сжимает его руку. Он не знает, мягко или нет. Никогда не знал.

Ветер гуляет сквозь ветви деревьев. Шелест листьев почти заглушает ее слова.

— Выглядишь усталым.

Никто из них не пролил ни слезинки. И не прольет, ведь Блэки не плачут. Такова, во всяком случае, официальная версия.

— И ты тоже, мама. Нам пора домой.

Мать криво ухмыляется. Ее щеки становятся еще более впалыми. Она смотрит на него и пытается сказать что-то сквозь вуаль, но он не слышит.

— Холодно, — отстраненно говорит он.

И они уходят.

* * *

Когда Регулус был маленьким, он думал, что отец — это целая вселенная. Возможно, это было вообще все, что он знал. Присутствие отца заполняло всю комнату. Без остатка.

Регулусу интересно, чувствовал ли когда-нибудь отец себя таким же хрупким, как пергаментный лист. Или Регулус унаследовал эту слабость от матери? Это одна из тех вещей, которых он не понимает до сих пор. Ему вполне уютно в ограниченном пространстве, он худощавый и зоркий, скупой на слова. Наверное, все дело в том, что его родители всю душу вложили в воспитание Сириуса.

Сириусу и впрямь досталось слишком многое: и право быть первым по рождению, храбрость, сила и даже какой-то определенный вид жестокости. Их последний разговор был горьким, Сириус едва ли сказал ему больше пары резких слов, но сумел выдавить из себя вставшее между ними навеки «ненавижу».

Когда он был маленьким… И вдруг Регулус останавливается, чтобы кое-что переосмыслить. А может, он так и остался маленьким?

* * *

В доме на площади Гриммо всегда было трое эльфов: один для хозяйки, один для хозяина, один для Сириуса и Регулуса. Теперь остался один Кричер. Двое других стали слишком стары, чтобы прислуживать, и мать добавила их головы к коллекции на стене. Ни осталось никаких следов — ни крови, ни тел. Когда Белле становится скучно во время ее редких визитов, она развлекается, приказывая Кричеру стирать пыль с этих трофеев.

Кричер все еще не вернулся. Регулус зовет его, чтобы попросить чашку чаю, и слышит, как его голос ворошит пыль на старых половицах. Откуда она только берется? Мать почти не покидает своей комнаты. Как, впрочем, и Регулус, отлучающийся из дома лишь по поручениям Темного Лорда. Он посвятит остаток своей жизни служению Господину. Темный Лорд непобедим. Со временем он выиграет и эту войну, и следующую, и следующую… Регулус представляет, как проводит всю жизнь, наблюдая за ростом слоя пыли на полу.

— Ты странно себя ведешь, — говорит ему мать. Она смотрит на него своими серыми глазами, и ее тонкие губы сжимаются в такую тонкую линию, что уголков почти не видно.

— Заварю чаю, — говорит Регулус. — Хризантему или дарджилинг?

Мать внимательно всматривается в его лицо.

— Ни тот, ни другой. Пусть Кричер займется этим, когда вернется.

— Ты сердишься, мама?

Слова складываются в бессмысленные предложения, пока весь этот шум не уступает место тишине. Регулус — колдун с мохнатым сердцем, с той лишь разницей, что его сердце пока еще надежно заперто внутри грудной клетки. Хорошо, что ему едва ли доведется увидеть, как отразятся на нем все эти переживания.

Рука касается его лопаток. Не более твердая, чем его собственная.

— Нет, я не сержусь, — отвечает мать. — Это было поручение Темного Лорда. Ты поклялся ему в верности.

— Но отец, — Регулус делает глубокий вдох, чтобы продолжить более спокойным голосом. — Отец умер, пока меня не было. Я забрал Кричера без вашего разрешения.

— Мне казалось, ты понял. Теперь ты глава семьи, Регулус.

Вот в этом и проблема, думает Регулус. Ему всегда кажется, будто он что-то понимает, но потом оказывается, что это не так. Не совсем так. Особенно когда дело касается чего-то важного. Он даже не думает о том, что делать со своим свободным временем, и сидит у себя в спальне, пока метка не начнет гореть, оповещая о призыве повелителя. Он жалеет, что не может быть таким же сильным, как Беллатрикс. Когда Темный Лорд потребовал эльфа, Регулус сам предложил ему Кричера. И он вовсе не был уверен, что этот страх, что он лелеет в глубине души, чем-то поможет эльфу.

— Ты ведь понимаешь? — вновь спрашивает мать.

— Да, мама, — отвечает он. — Просто я думал…

Он не знает, что он думал, как и она.

— Как ты думал?

— Ты сердишься? — опять интересуется он.

Вальбурга так похожа на Сириуса, когда ухмыляется.

— Я не сержусь. Я опечалена. Ты должен понимать, Регулус. Теперь на тебе лежит ответственность за фамилию Блэков. Ты можешь как вознести ее к новым высотам, так и запятнать.

Пыль клубится у их ног. Уборкой всегда занимается Кричер. Но его нет уже два дня. Если бы не смерть отца, пыль так и осталась бы непотревоженной. Если Кричер не вернется — хотя, разумеется, вернется, ведь Регулус уже приказал ему сделать это, — пыль, наверное, заполнит весь дом.

— Я понимаю, мама, — тихо отвечает он.

* * *

В детстве он часто копался в книгах. Исследовал значение своего имени («маленький король» и, по иронии судьбы, «львиное сердце»). Увлеченно раскрывал тайны пыли, копившейся между половицами — наши клетки и мы, мы, мы…

Он все еще немного ребенок, поэтому его исследования не останавливаются. Предметы их различны: жуткие ведьмы и колдуны — фея Моргана, Елизавета Батори, Гриндевальд, этот новый Темный Лорд, которому они все служат, их raisons d’être — общее благо, причины, по которым они должны скрываться от магглов, вечная жизнь… Не всегда в таком порядке.

Книжная полка в его комнате не знает порядка. Старые письма под странными углами торчат из книжных страниц с загнутыми страницами, тут и там выглядывают старые поломанные перья. Неоткрытая шоколадная лягушка, полученная два Рождества назад. Это единственный островок беспорядка в комнате Регулуса, и он прочел все эти книги.

— Кричер, не принесешь мне книгу из библиотеки? — уже полночь, но ему не спится.

Ответа нет. Кричер не вернулся. Регулус выскальзывает из своей комнаты и съезжает вниз по перилам, ведь ступеньки скрипят, а персидский ковер внизу достаточно толстый, чтобы заглушить звук его приземления. Это тоже открытие. Пусть и не его собственное, но ведь могло бы быть и таким. Он садится у подножия лестницы и думает, не провести ли там всю ночь. Стены дома на площади Гриммо заколдованы таким образом, что ни один звук не может ни проскользнуть внутрь, ни вырваться наружу, но Регулус хотя бы может видеть тусклый свет фонарей ночной улицы.

Регулус знает, что уже вышел за рамки официальной версии его жизни, придуманной задолго до его рождения. Его глаза остаются сухими, и он проводит ночь, распластавшись на ковре будто орел, раскинувший крылья.

* * *

Если путешествовать в полночь — точно вернешься, он об этом читал. Но ведь это лишь глупое суеверие. Когда он встает, его шея похрустывает. Он разминает такие же хрустящие пальцы, локти… но больше ему нечего вправлять. Регулус чувствует себя каким-то неуместным, будто вселенным в чужое тело. Он идет в библиотеку и садится поближе к камину.

Регулус никогда не исследовал сам себя. Нет книг о его венах, о его определенно неправильно стоящих костях. Когда человек хочет что-то изучить, то непременно начинает с книг. Книг, в конце которых содержатся отсылки, ведущие к новым и новым книгам. Он смотрит на свои зеленые вены на руках, тянущиеся вверх и исчезающие на сгибе локтя, напоминающие о себе лишь парой тонких полупрозрачных сосудов под левым глазом. В крови нет слов, лишь руны — старая темная магия. Вены не дают ответов на его вопросы.

Есть ли связь между вечной жизнью, общим благом и магглами? Зачем ему знать? Лучше оставаться в неведении. Слишком поздно. Из рядов Пожирателей Смерти не уходят из-за минутных капризов.

Он берет книги о Гриндевальде, магглах и волшебных войнах − в зеркале над камином мелькает что-то красное, и он вздрагивает, но это лишь занавески — и о магии настолько темной, что дрожь пробирает до самых костей. Пламя обжигает фитиль, рисуя копотью причудливые фигуры на лампе.

Кричер входит в библиотеку часов в шесть и находит Регулуса, листающего «Тайны наитемнейшего искусства». Его худое лицо кажется бледным даже при свете камина.

* * *

Есть множество вещей, о которых он не может говорить вслух. Вещей, о которых опасно даже думать. Язык заплетается. Крики, бледные мясистые конечности… Тошнотворно. Он вздрагивает, глядя на зеленоватый свет, сочащийся сквозь листву.

— Послушай, кузен, — сказала Белла.

— Не хочу, — ответил Регулус. Земля перед ними была усеяна трупами. В небесах клубилась Черная Метка.

— Нет, ты меня выслушаешь. Они заслужили это! Они грязные и слабые. Это естественный порядок вещей. Рано или поздно магглы столкнутся с проблемами, которые не смогут решить из-за своей слепоты, своего невежества. В перспективе мы им даже помогаем.

— Ты насмерть замучила…

Беллатрикс запрокинула голову и разразилась зловещим смехом. Вены на ее шее были пурпурными, почти черными.

— Я просто собрала с них должок. Они были злыми, даже не могли поблагодарить за помощь. Кажется, даже дверь открывать мне не хотели.

— Конечно, не хотели…

— Это же так весело, Регулус. Встряхнись! Сегодня вечером мне предстоит отчитаться Темному Лорду о нашей вылазке. Мне рассказать ему о твоих… сомнениях?

Регулус наконец позволяет себе эту мысль: «крестраж».

* * *

Кричер хромает. Его пепельная кожа бледнее, чем обычно, а расфокусированный взгляд скользит по комнате. Он раскачивается на месте. Говорит так тихо, что его заглушает потрескивание огня в камине.

— Господин, Кричер может сесть?

— Конечно, — отвечает Регулус. — Я принесу воды.

* * *

Они аппарируют в пещеру. Регулус знает, что уже мертв. Но смириться с этой мыслью трудно, особенно когда сердце стучит о ребра, а изо рта с каждым выдохом вырывается пар. Рука Кричера ледяная и хрупкая. На его ладони порез, сделанный Темным Лордом. Регулус отпускает ее, чтобы провести рукой по каменной стене. Воздух пропитан солью. Он давно уже не был у океана. Вокруг витает запах мрачной тайны. Он почти ничего не видит, но слышит, как волны бьются о камни.

— Это здесь? — спрашивает Регулус. Место будто отмечено темным волшебством. — Люмос! — Свет от палочки не слишком помогает, но это лучше, чем ничего.

— Пожалуйста, господин…

— Да, здесь, — продолжает Регулус. Он поднимается и нащупывает тяжелую и влажную цепь. Он тянет за нее, и из глубины озера раздается бульканье. Появляется лодка. Регулус опасается, что инферналы начнут искать источник шума. Рябь нарушает гладь озера. Он вдыхает запах соли и дух нежити. Напоминает себе, что тоже мертв, хоть и только делает шаг в лодку.

— Господин не должен, — хрипло умоляет Кричер. Его дыхание срывается, отдаваясь эхом от стен. Кажется, что пещера огромна. — Господин еще может вернуться. Что скажет бедная хозяйка, если господин не вернется? Ее сердце будет разбито. Господин должен остановиться.

Регулус ступает в лодку. Она покачивается из стороны в сторону, и он жмется ближе к носу, чтобы восстановить равновесие. Его пальцы нащупывают гравированный череп. Лодка хрупка, как лист. Он чувствует волокнистую разбухшую доску под своими пальцами. Нет, он уже мертв. Это было решено еще тогда, когда он лишь допустил мысль предать Темного Лорда. Окклюменция и умение держать язык за зубами лишь отсрочили момент исполнения приговора. Возможно, если его мысленная защита будет достаточно сильна, у него будет еще лет пять-десять до того, как Темный Лорд вернется в пещеру с другим эльфом (уже не Кричером, нет) и поймет, что Регулус раскрыл его тайну.

Но Регулус снова напоминает себе о крестражах. Медальон на шее принадлежит его матери. Ему кажется, что медальон намного тяжелее, чем должен быть. Расщепление души. Убийство. Хрупкие ручки Кричера. Он должен помнить, зачем пришел сюда. Ведь если волшебники должны властвовать над магглами, ибо им лучше знать, то он должен сделать все, что может, ведь он знает о медальоне. Крестраж… Беллатрикс спрашивает: «разве это не забавно?». Из их палочек вырываются лучи зеленого света.

Он бормочет:

— Мама — лишь крохотная часть всего этого, Кричер. Ты хороший эльф. И хороший друг. Ты пытался меня остановить, не так ли? Ты мог унести меня в любой момент.

— Кричер пытался, — задыхается в рыданиях эльф. Слезы бегут по его впалым щекам. — Господин, пожалуйста. Хозяйка уже проснулась. Что Кричер скажет ей, когда вернется?

— Она подумает, что я снова выполняю поручения Темного Лорда, — лихорадочно шепчет Регулус. — Она не узнает. Кричер, я должен. Я уже здесь. Быстро в лодку. Это приказ!

— Господин… Господин всегда продумывает все до мелочей, — отвечает Кричер и залезает в лодку. Он делает это быстро, даже слишком быстро. Лодка снова раскачивается, но Регулус откуда-то знает, что она не опрокинется. Но он не уверен, что то же утверждение будет верным на пути обратно, реши он его предпринять. Наверное, даже хорошо, что он никогда этого не узнает.

— Кричер умоляет господина вернуться!

Регулус представляет белые пальцы, ласкающие дно лодки. Весел нет. Она скользит по поверхности сама по себе. Если прислушаться, можно, кажется, даже услышать, как вслед за ними ползет туман.

— Я хотел бы вернуться. Но я не могу.

— Господин может. Кричер перенесет его. Хозяйка станет спрашивать, где же хозяин. Старый господин, отец хозяина…

— Прошу, перестань уговаривать меня вернуться. Пожалуйста.

— Кричер пообещал бедной хозяйке, что господин будет в безопасности под его опекой.

Регулусу кажется, что он наконец начинает понимать.

— Но ведь мои приказы превыше всех прочих, ведь так?

В ответ Кричер молчит, и этого достаточно.

Лодка медленно приближается к островку. Туман окутывает его все гуще.

* * *

Мальсибер обожает рассказывать ему обо всяких странностях, которые вытворяют люди перед смертью. Он вообще любит травить такие байки. И он хороший рассказчик. Голос у него бархатистый и хорошо поставленный, а артистические паузы и гротескные жесты лишь усиливают эффект. Иногда он специально перегибает палку, чтобы рассказ казался слушателям еще смешнее. Регулус стоит в толпе рядом с ним и делает все возможное, чтобы не слушать. Но он у Мальсибера на крючке и прекрасно это знает.

— И вот он на меня уставился вопрошающим взглядом и давай: «но ты же такой красивый, такой обаятельный, блестящий, чертовски хорош в обращении с дамами — (а ты неплохо его обработал, Мальсибер) — я не могу умереть… Я… — Мальсибер ложится поперек деревянного стола и широко раскрывает глаза, и все смеются, ведь они в пабе и их не волнует, что кто-то может услышать. — Просто сделай это, ладно?»

Регулус притворно потягивает свой огневиски, а Мальсибер будто достает что-то из кармана.

— «Я на сегодня записан к дентеристу, а потом собирался поиграть в гольф… Я… Я не рассчитывал сегодня умирать! Я готов на все»…

— Это полная брехня, Мальсибер, — говорит Регулус позже.

Мальсибер смеется и смотрит ему прямо в глаза.

— Тебе-то откуда знать? Тебя там не было, маменькин сынок. Ты же вечно сидишь дома, а? Наш маленький Реджи.

Он насмешливо фыркает. Регулус отводит взгляд в сторону.

* * *

Кричер смотрит на него дымчатыми глазами. Регулус знает, что ему просто нужно отвести взгляд и принять решение.

Они прибыли. Мрачная красота островка завораживает, как битое стекло на тротуаре, возле которого так и хочется остановиться и всмотреться в тысячи блестящих на солнце осколков. Как алая кровь, обволакивающая бледные костлявые запястья… Остров — лишь масса кристаллов, слишком неравномерная, чтобы иметь природное происхождение, и слишком изолированная, чтобы быть рукотворной. Лодка гнездится между двумя кристаллами, а его сердце все сильнее бьется о ребра. Регулус хватается за берег, вылезая из лодки.

Он оглядывается.

— Его нужно выпить, так ведь?

— Кричер может сделать это, — тихо предлагает Кричер.

— Нет, тебе не придется этого делать.

Он поднимается к самому центру островка. Вода имеет нежный лавандовый оттенок. Чаша похожа на изогнутую ракушку. Заранее зная, что это не сработает, он проводит ладонью по гладкой поверхности зелья. Регулус стискивает зубы. Кричер наблюдает за тем, как он снимает все защитные чары. По его лбу течет пот. Он отчаянно пытается пробить защиту, пробуя и Редукто, и даже слабенькое Адское Пламя, которого хватает всего лишь на несколько секунд. В кристаллах отражаются всполохи красного и голубого света, но ничего не меняется. Он хочет вычерпать руками содержимое чаши, но барьер все так же крепок. Он безумно смеется. Быть мертвым — не то же самое, что быть в шаге от нестерпимой боли.

Регулус выдыхает.

— Ты никому не расскажешь о том, что здесь произошло, — приказывает он Кричеру. — Не расскажешь ни матери, ни кому-либо еще.

— Кричер… Кричер не посмеет ослушаться приказа господина, — говорит эльф. — Господин…

— Нет, послушай меня, — говорит Регулус. Его голос звучит куда резче, чем когда-либо. Его неуместные кости трутся о связки, и все тело гудит. Они болезненно впиваются в легкие, ползут к самому его горлу. — Ты никому не скажешь. Если кто-то спросит обо мне, ты ответишь, что я просто ушел и приказал тебе не провожать меня. Понял? Ты сможешь ответить только так.

— Кричер понимает, — отвечает эльф.

Руки Кричера хватаются за его мантию. Он стряхивает их и прохаживается вокруг чаши.

— Хорошо. Когда я выпью зелье, у меня начнутся галлюцинации, так? Я вновь переживу те моменты, о которых всегда хотел забыть. Но ты заставишь меня закончить начатое. Это приказ. Даже если тебе придется взять меня за волосы и утопить в зелье — пусть так.

Кричер наблюдает за ним, как за призраком, и, похоже, тоже начинает понимать. Руки Регулуса дрожат. Он прячет их в рукава, чтобы не пугать эльфа еще сильнее.

— После того, как я допью зелье, ты возьмешь со дна чаши медальон и подменишь его тем, что на моей шее. Ты спрячешь медальон из чаши ото всех и найдешь способ — любой способ — уничтожить его.

— Сердце хозяйки не выдержит, — говорит Кричер. Его голос звучит сдавленно. Регулус не хочет разбираться, в чем причина. — Это ее убьет.

— Я не закончил, — прерывает Регулус. — Прости, Кричер. Я не могу остановиться. Ты не обязан помогать мне. Но если я упаду в обморок — ты разбудишь меня. Как угодно. Ты должен убедиться, что я допью зелье до последней капли. Подмени медальон, и ты сможешь аппарировать домой. Без меня, что бы со мной ни случилось. Когда я выпью зелье — не пытайся помочь мне, спасти меня. Мама — она уже будет ждать чая в гостиной — спросит обо мне, и ты скажешь, что я ушел, не сказав ни слова. Подкинь ей идею, что я в очередном рейде. Это ей понравится.

— Это… — начинает Кричер. Его голос дрожит. Слова будто застряли у него в горле. — Это все, господин?

Регулус может сказать больше. Есть множество слов, которые он не успел сказать. Он хочет приказать себе остановиться, но голос его не слушается, и он приближается к чаше.

— Да, это все, — Регулус вглядывается в зелье, переливающееся мириадами оттенков, и берет медальон своей матери в липкую ладонь.

Его имя значит «львиное сердце».

Он окунает в чашу ракушку и подносит ее к губам.

* * *

Мальсибер никогда не рассказывал ему о том, как люди тонут. Это и правда забавно: он пытается дышать водой, так, словно она — воздух, раскрывает руки, будто лежит на траве, закрывает глаза… Бледные ледяные руки хватают его за запястья. Удивительно, почему он раньше боялся силуэтов в воде?..

Регулус хочет увидеть, как Мальсибер повел бы себя на его месте. Смог бы он избавиться от этих мягких, как волны, рук, нежно несущих его вглубь озера?

Беллатрикс будет смеяться, запрокинув голову.

Сириус узнает о его смерти из газет. Сириус всегда читает газеты, хоть и не всегда адекватно реагирует на новости. Он даже кроссворд разгадывает.

Где-то в Лондоне Вальбурга сидит в махровом халате и просит принести чашку чая. Ее голос разносится по дому, тревожа пыль между половицами.

Регулус смутно слышит собственный голос:

— Я был храбрым, Кричер?

Ответ приходит откуда-то издалека. Отдается ото всего, что его окружает. От кристаллов, чьи оттенки он не может описать. От скелетов на илистом дне озера. Кости похожи на кувшинки…

— Господин был храбрым. Таким храбрым…