Христианская кротость (джен)

Миссис Коллинз, в девичестве Мэри Беннет, проснулась с третьими петухами и разочаровано вздохнула — за окном висел предрассветный апрельский туман. Вставать совершенно не хотелось, а уж выходить из дома тем более. Но была одна чрезвычайно насущная проблема, которая требовала кардинального решения, и сегодня был самый благоприятный день для этого. Мистер Коллинз накануне отбыл в дальнюю деревню по делам прихода и намеревался вернуться только к вечернему чаю, прислуге в связи с этим был предоставлен выходной день, и миссис Коллинз могла не беспокоиться, что ее потревожат чьи-либо слишком зоркие глаза или не в меру любопытные носы.

Итак, напомнив себе, что подобного шанса ей больше не представится, Мэри выползла из-под теплого одеяла, подаренного ей к свадьбе тетушкой Филлипс, оделась, наспех умылась — что само по себе уже представляло немалый подвиг, ибо ночи в этом году стояли безобразно холодные, и вода к утру делалась просто ледяной, — и вышла в сад.

Заросли, содержащие в себе весь корень, а еще — листья и стебель ее текущей проблемы, располагались у западной ограды, и путь к ним пролегал в аккурат мимо сторожки с садовым инструментом, что Мэри чрезвычайно радовало. Согласитесь, было бы куда как неудобнее, если бы сначала пришлось бежать за совком и перчатками в совершенно другой конец участка. Впрочем, удобство размещения садового инвентаря не спасло миссис Коллинз от нового разочарования этого утра — кто-то из слуг аккуратно убрал все вытащенные ею с вечера инструменты и надежно запер сторожку. В любой другой раз она бы порадовалась, что не ошиблась в выборе прислуги, но сейчас подобная расторопность вызвала лишь раздражение. Задача на глазах теряла свою легкость. Теперь, в свете открывшихся обстоятельств, ее можно было назвать чрезвычайно сложной и даже непосильной.

На свое счастье миссис Коллинз никогда не боялась трудных решений и искренне полагала, что нет ничего невозможного, есть только леность нрава и недостаток усердия. А уж усердия, как известно, ей было не занимать.

Взглядом, полным глубочайшего презрения, Мэри окинула заросли и, не давая себе времени одуматься, ринулась на борьбу с крапивой. Первый десяток стеблей был извлечен в мгновение ока, но, чтобы заставить себя вновь протянуть руки в это зеленое месиво, ощетинившееся великим множеством жгучих ворсинок, ей пришлось собрать всю волю в кулак. Жгло нещадно. Кожа от подушечек пальцев и до локтя на глазах покрывалась отвратительными красными пятнами. Призвав на помощь свое христианское мужество и припомнив для вдохновения пару-тройку святых великомучеников, которые сочли бы ее нынешнюю боль приятным покалыванием, Мэри повернулась к зловредным сорнякам и торжествующе улыбнулась. Она уже видела себя новой Орлеанской девой, всходящей на костер за праведную веру, ибо тот, кто хоть раз полол крапиву голыми руками, понимает, что костер, в сущности, не худший вариант. Будь крапива разумным существом, она бы непременно устрашилась такой решительности и благоразумно убралась с участка по-хорошему, но, увы, трава — она и есть трава. Зато миссис Коллинз всегда была не чужда здравомыслию, потому, оставив мечты о христианском мученичестве на более позднее время, просто обмотала руки шалью и вернулась к прерванному занятию.

Враг был сломлен, посрамлен и тщательно погребен в глубинах компостной кучи. Святые великомученики облегченно выдохнули, общество добродетельной Мэри Беннет, в замужестве Коллинз, им пока не грозило.

* * *

Мистер Коллинз, едва отведав поданный к обеду зеленый весенний суп, отложил ложку и посмотрел на супругу с крайним неодобрением.

— Дорогая миссис Коллинз, я не могу допустить, чтобы вы и дальше пренебрегали советами нашей уважаемой патронессы леди Кэтрин де Бёр. Вы должны понимать, что положение, в котором мы пребываем, целиком и полностью зависит от ее доброго расположения, и я настаиваю, моя дорогая, чтобы вы впредь были внимательнее к словам ее светлости. Ибо я уверен, что ничто — понимаете? — мистер Колллинз сделал многозначительную паузу,— ничто не может оказаться излишним, когда дело доходит до выражения нашей почтительности к семейству де Бёр.

Его супруга с полной невозмутимостью во взгляде прервала свою трапезу.

— Теряюсь в догадках, мистер Коллинз, чем на этот раз вызвано ваше неудовольствие. Я всегда самым тщательным образом проверяю на практике все советы ее светлости.

— Но в этом супе шпинат, миссис Коллинз! Шпинат! А леди Кэтрин была столь любезна, что вновь напомнила вам о крайней экономичности супов из свежей крапивы. Священнослужитель в моем положении не может позволить себе пренебрегать экономией и столь ценными советами.

— Мой дорогой мистер Коллинз, почему бы вам самому не расспросить нашу кухарку на сей счет? По ее словам в огороде нет ни единого стебелька этого ценного и полезного растения.

— Но, Мэри, дорогая, не далее как неделю назад я сам подвязывал сливу и пребольно обжегся у западной ограды! Неужели вы не помните?

— Разумеется, помню. Все, что касается вашего здоровья и благополучия, навечно пребывает в моей памяти, мистер Коллинз.

— О, моя дорогая…

— Да. Так вот, я сочла нужным указать кухарке на этот факт. И даже пройтись, чтобы собственноручно указать на ее невнимательность, но, увы, она была совершенно права — абсолютно чистый забор.

— Но, моя дорогая, куда же могли подеваться такие заросли?!

— Даже не представляю.

Миссис Коллинз позволила себе улыбнуться и поправила белоснежную вязаную перчатку, надежно скрывающую легкое покраснение. Пришлось держать руки в холодной воде не менее часа и извести добрую треть баночки прекрасного крема, подаренного милой сестрицей Джейн, но это того стоило!

Мэри была готова на многое ради семейного спокойствия и благополучия, даже пользоваться услугами аптекаря Николсона с его гадкими липкими пальцами и всего двумя средствами на все случаи жизни — слабительным для легких недомоганий и опиумом для трудных случаев. Но подавать сорняки к обеду — да за кого леди Кэтрин ее принимает?! Кстати о Николсоне: быть может, накануне следующего визита послать ему в подарок пирог с пикантной начинкой от… легких недомоганий? И обратиться к другому аптекарю. Говорят, в Бродли появился прекрасный специалист — выглядит как джентльмен и руки моет перед каждым приемом.

Это был бунт. Возможно, бессмысленный и безрассудный, но Мэри прекрасно себя чувствовала. Впервые за эти бесконечные месяцы «счастливого ожидания».