Почти достойная замена (джен)

Шредер

— Так это правда?.. Ты украл меня у моего родного отца?.. — дочь смотрит на меня пристальным пронзительным взглядом, от которого невозможно укрыться. Он горит такой неприязнью и презрением, что, кажется, может сжечь на месте… Вопрос звучит как утверждение, полный уверенности. Увиливать и придумывать отговорки бессмысленно — да и поздно. Караи знает меня как никто другой и не купится на них. И она знает правду…

Кто же все-таки рассказал ей? Кому она поверила больше, чем мне, воспитывавшему ее с младенчества?.. Моя малышка, мой черный котенок, безгранично мне верившая… Ее больше нет. Девочка-подросток, которая смотрит на меня сейчас, кажется незнакомой… Она так же упрямо встряхивает своей дурацкой челкой (на кой черт в свое время разрешил ей сделать такую?) так же упирает руки в бока, пытаясь казаться значительнее… Но и только. Чужое непреклонное выражение лица, чужой отрешенный взгляд. В нем презрение, боль и обида — все вперемешку. Чего больше, не понять… Да и стоит ли?..

Молчание — знак согласия. По крайней мере, Караи воспринимает его именно так. Скривившееся в презрительной усмешке лицо словно обретает каменно-непреклонное выражение. Такое знакомое — но не свойственное ей прежде…

— Ты мне не отец и никогда им не был, — бросает она мне с вызовом. — Я ухожу.

Замешательство сменяется гневом. Столько лет труда и заботы, столько вложенных сил, терпения… и души, в конце концов, — и все псу под хвост! И из-за чего? — из-за глупого обвинения, которое не может, не имеет права быть правдой (даже если оно и недалеко от истины).

— Кто сказал тебе такую чушь? — голос звучит резко и непреклонно, без предательской дрожи. Очень хорошо. Никто — даже она — не должен ни о чем даже догадываться. Мастер ниндзя, глава клана не имеет права показывать слабость.

— Какая разница? — дерзко возражает она. — Главное, что это правда. Ты мне чужой. Чужой! — Караи с явным удовольствием повторяет это слово. Садизм — оборотная сторона собственной боли. Я-то знаю это как никто…

— Неправда! (упрямая надежда живуча вопреки всякому здравому смыслу, даже когда все летит под откос) — Я дал тебе все, что мог, научил тебя всему… Я… любил тебя, — последние слова произносить особенно трудно, тем более в первый раз и при таких обстоятельствах. Чужое понятие, незнакомое слово… Никогда прежде не произносил его вслух, да и сейчас этого хочется меньше всего… Но на него последняя надежда…

— Любил?! — сколько же яда в ее голосе! — Ты хоть знаешь, что это значит?

Глупый вопрос… А может, и нет?..

— Любить — это делать хорошо другому. Тому, кого любишь, — не себе…

Кто научил ее таким банальностям? Эх, попадись он сейчас в мои руки!.. Но нет, столько удачи сразу не бывает… А глупая девчонка верит. Что с нее взять?

— Все, что ты мне дал, — это то, чего хотел ты! — Караи с вызовом смотрит на меня, словно специально напрашиваясь на взбучку. Паршивка знает, что я никогда не наказывал ее… и уж наверняка, не стану сейчас. Хотя, наверное, стоило бы…

— Ты никогда не интересовался, чего хочу я. А я хочу свободы! Во всем. И в первую очередь — от тебя!

Не в силах сдержаться, я в гневе хватаю ее за плечи, поднимаю выше, к самому лицу, — в конце концов, мое терпение тоже не безгранично. Караи меньше меня почти вдвое, хрупкая, как тростинка, — но в ее глазах нет страха. Она не привыкла меня бояться: досадное упущение, которое уже не исправить…

— Можешь убить меня, если хочешь, — наносит последний удар она, — или запереть… Я все равно сбегу. Я не останусь здесь. Ни за что!..

— И куда? К моим врагам?

— Неважно. Главное — подальше отсюда…

Руки разжимаются сами собой — словно сила покидает их сразу и насовсем. Все перегорело: страх, гнев, обида… Не осталось ничего. Удаляющаяся маленькая фигурка не вызывает никаких эмоций. Даже боль, став невыносимой, отступает на задворки сознания. Остается лишь равнодушие, холодное, безграничное, как вакуум, царящий в космосе. Все закончено. Пути назад нет — и, наверное, не будет.

* * *

Сколько же можно, черт возьми?! До каких пор эти воспоминания будут терзать меня? Ведь все случилось не вчера. Сколько нужно времени, чтобы кто-то остался далеко позади? Неделя, месяц, год?.. Кажется, что и целой вечности мало… Если бы знать…

Чайная чашка разбивается от малейшего сжатия, пальцы окрашиваются кровью — но боли нет. Физическая боль ничто по сравнению с душевной. Бешеный гнев, рожденный безысходностью, толкает на безрассудные поступки. Подчиненные прячутся, не дожидаясь начала грозы. Они-то хорошо знают, стоит ли попадаться мне на глаза в такие моменты. А жаль… Разрушительная энергия требует выхода, грозя уничтожить меня изнутри. И она получит этот выход.

Караи ушла — но куда? Скорее всего, к Хамато Йоши, куда же еще? Она всегда испытывала симпатию к его ученику, этому мутанту-меченосцу — втайне, конечно, но разве она может что-то от меня скрыть? Наверное, она давно мечтала об этом. А теперь, когда ей известно все — и подавно. Проклятая крыса, ему удалось перехитрить, победить без малейшего усилия. И за это ему — всем им — надо отплатить особо, по отдельному тарифу…

Нет, даже если выследить и убить их всех, Караи не вернется. Да и слишком это легко. Жизнь без радости, без смысла хуже смерти. Именно этого они заслуживают. И вариант только один: отнять у них кого-то, кто им дорог. Пусть мучаются в поисках и догадках… Убивать этого «кого-то» не стоит — это быстро раскроется. Неизвестность — самое худшее наказание. Самое достойное… Почти как обмен заложниками. И я, кажется, знаю, кто им станет…