Прости, Геральт! (джен)

Однажды Геральт понял, что с ним что-то не так. Казалось бы, все наоборот закончилось, и Дикая Охота была повержена. Правда Цири пришлось выбирать между ведьмачеством и троном, что доставило немало беспокойств, но все устаканилось после глобального запоя в бывшем «Шалфее и розмарине». Над Нильфгаардом засияло новое солнце, новая, немного похмельная и слегка опухшая императрица-ведьмачка. Она живо прижала к ногтю недовольных таким положением дел аристократов и с головой окунулась в высшее общество и дела империи. Йениффер и Трисс остались при ней в качестве добровольных советчиц.

А Геральт внезапно обнаружил себя в Туссенте вместе с благороднейшими рыцарями Мильтоном де Пейрак-Пейраном и Пальмерином де Лонфалем.

Там-то и начались все странности, какое-то помешательство!

Как только ведьмак увидел Голиафа, вооруженного мельничным колесом, он ощутил странную слабость и отстраненность. Тело перестало слушаться, принялось двигаться самостоятельно и абсолютно нелогично. Вместо того, чтобы одним выстрелом из арбалета в глаз уложить великана на месте, Геральт принялся бессистемно накладывать Квен и перекатами двигаться вокруг Голиафа, изредка ударяя его мечом по ногам. С тем же успехом можно было бить камень и удивляться сыплющимся искрам.

Отлетая в сторону от удара он размышлял над тем, когда, чем и как успел так упороться. Или воздух в благословенном пышном Туссенте какой особенный? Как въехал на территорию княжества, так сразу чародейским способом оказался под фисштехом, краснолюдским спиртом и Лесом Марибора одновременно?

Спустя три часа, четыре Ласточки, четыре Грома, три Белых меда, один сломанный меч и, внезапно, одну Кошку, после которой Геральт почти ослеп, Голиаф сжалился и умер. Сказать, что ведьмак был в замешательстве, это практически ничего не сказать. Рыцари, беспрерывно его славя, под белы рученьки довели трясущегося от передозировки «Благодетельного Геральта» до ближайшей корчмы. Рассудок и здравомыслие требовали горячей ванны, еды и сна, но тело, едва завидев трактирщика, рванулось к нему с огромной скоростью. Благородные спутники позолоченными кульками повисли на локтях явно неадекватного победителя чудовищ.

Кормчий испуганно вскрикнул, когда в вихре из господ в доспехах и плюмажей перед ним возник страшно скалящийся ведьмак с пульсирующими на бледном лице черными жилами и, дергая глазом, потребовал партию в гвинт…

На следующее утро Геральт проснулся под лавкой в той самой таверне. Мильтон де Пейрак-Пейран и Пальмерин де Лонфаль сидели рядом и сочувственно глядели на него, протягивая кубок с молодым вином. Ведьмак помотал головой и с трудом присел на край скамьи. И вот тогда он увидел. Увидел, что его с таким трудом добытый, бережно смазанный особыми маслами от иссыхания кожи и обожаемый мастерский доспех Волка выкрашен в белый и розовый цвета. Он в ужасе воззрился на на рыцарей, надеясь на хоть какие-то пояснения. Те мрачно переглянулись и, подернувшись рябью, словно были изображениями в мегаскопе хором произнесли:

— Прости, Геральт, но, похоже, что тобой играет баба!