Страшный сон Мокриста фон Губвига (джен)

Ну что же, вот и настал тот самый миг. Мокрист испытал даже какое-то странное облегчение. Не нужно больше опасаться худшего, потому что худшее уже случилось и скоро все будет кончено. Охранник был прав. "Все что нужно сделать в этой жизни — это вытащить ананас", — сказал себе Мокрист. Он большой, колючий и шишковатый, но зато под ним могут оказаться персики. Эта теория прекрасно подходила для жизни, но сейчас казалась абсолютно бесполезной.

— В таком случае, — сказал Мокрист фон Губвиг, — я вручаю свою душу любому богу, который сможет найти ее.

— Мило, — прокомментировал палач и дернул за рычаг.

Альберт Блестер умер.

Впоследствии все согласились с тем, что он произнес отличное последнее слово…[1]

Мокрист открыл глаза. Ничего. Он зажмурился или попытался зажмуриться, что определенно было невозможно определить, поскольку он не чувствовал, что какие-то мышцы на его лице шевелятся. Вновь поднял веки, огляделся и… ничего. Со всех сторон всеобъемлющее ничто во всём своем великолепии. Хотя ему всегда казалось, что в таких случаях является сам Смерть или кто там является после повешения.

"Эгей, есть здесь кто-нибудь?" — попытался сказать Мокрист, но не издал ни звука. Те органы, которые отвечали за воспроизведение голоса либо не работали, либо отсутствовали. Он побыл немного. Потом еще немного просуществовал там, где бы он ни был. Потом еще чуть-чуть и произошло событие.

В окружающей его глобальной пустоте внезапно появилось что-то. Некое светлое пятно, похожее на скомканную бумажку. Недавний висельник попытался было двинуться в его сторону, но мятое пятно резко расширилось, развернулось и заняло всё видимое пространство.

То, что Мокрист увидел потом, так никто и не узнал. На всем Диске не нашлось бы человека, который смог бы ему поверить.

На узком берегу, зажатом между скалами стояли трое. Или двое, если не считать маленького и очень старого терьера. Один из стоявших был невысок, одет, как клерк и держал огромный барабан и большую колотушку. Второй был высок, худощав, носил черное, и по его внешности было сложно определить истинный возраст носителя. На его шее на широком ремне висела средних размеров шарманка. Мокрист с ужасом взирал на Хэвлока Витинари и его секретаря Стук-Постука. Не такого посмертия он ожидал, если уж на то пошло. Стук-Постук коротко поклонился и громко провозгласил:

— Уважаемые дамы, коих здесь нет, и господа! — патриций взглянул на клерка, прикрыл глаза и принялся крутить ручку инструмента. — Сейчас вы услышите поучительную историю о мальчике Мокристе, который любил… да, любил деньги.

Маленький песик закашлял и завизжал одновременно. Казалось, он смеется над самой ситуацией.

— Прошу вас, сэр, — обратился Стук-Постук к Витинари и ударил в барабан.

Патриций Анк-Морпорка выпучил глаза, вытянул шею и затянул приятным тенором:

— С рождения Мокрист пай-мальчиком был.

— Молодец, — прошептал клерк, глядя прямо на упомянутого «пай-мальчика».

— Имел Мокрист хобби — он деньги любил.

— Хороший мальчик, — одобрил секретарь патриция, продолжая мерно бить колотушкой по туго натянутой коже.

— Любил и копил!

Стук-Постук отбил сложную дробь и запел вместе со своим хозяином:

— Деньги-деньги, дребеденьги,

Позабыв покой и лень.

Делай деньги, делай деньги,

А остальное все дребедень,

А остальное все дребебедень.

Мокрист в полном смятении глядел на развернувшееся перед ним действо. «Мне никто не поверит, никто!», — в отчаянии думал он. А мозг тем временем спешно просчитывал варианты, как из такого события извлечь выгоду. Все решения представлялись либо абсурдными, либо невыполнимыми, особенно в свете, а вернее в звуке скрипнувшего рычага, открывшего висельный люк под ногами.

Между тем, открутив зажигательный проигрыш, Витинари продолжил:

— Там пенни, там шиллинг, а где-нибудь фунт.

— Большие деньги, — клерк пошло подмигнул.

— Стал Мокрист мошенник, мошенник и плут.

— Почему мошенник и плут? — это было сказано с такой преувеличенной заботой, что бывшего висельника всего перекорежило.

— Скопил целый пуд! — торжественно пропел патриций, и его секретарь издал одобрительное восклицание. Терьер крутился под ногами, увлеченно гоняясь за куцым хвостом. Они вновь спели вместе о дребеденьгах. Мокриста парализовало осознание того, что все его накопления, закопанные в лесу, столько и весят, приблизительно, разумеется. Тем временем глава Анк-Морпорка продолжил:

— Но в том-то и дело, что он не один.

— Почему?

— Кто больше всех деньги на свете любил, -

Стук-постук одобрительно закивал.— Он это забыл!

Хэвлок Витинари, не прекращая крутить ручку натужно тренькающей коробки, свободной рукой подхватил своего секретаря и принялся вальсировать по мелкой гальке, устилавшей берег. Они пели дуэтом и кружились, не забывая играть на своих инструментах:

— Деньги-деньги, дребеденьги,

Позабыв покой и лень.

Делай деньги, делай деньги,

А остальное все дребедень,

А остальное все дребебедень.

Терьер, наконец поймав хвост, снова засмеялся, издавая кашель пополам с визгом.

Мокрист пытался кричать, смеяться, даже плакать, но бесполезно. Самое влиятельное лицо Анк-Морпорка не обращало внимания на потуги мошенника прекратить данное безобразие. Внезапно окружающая реальность принялась мяться и сворачиваться в одну светящуюся точку. Вскоре пропал и этот источник света. Мокриста вновь обступила темнота и тишина, но теперь он был рад этому. Он приготовился провести здесь вечность, в попытке переварить увиденное. Но у кое-кого были иные планы.

— А, мистер Губвиг, — сказал отдаленный голос, приближаясь, — Вижу, вы проснулись. И все еще живы, пока что… [2]

[1], [2] — Терри Пратчетт «Опочтарение», 1 глава.