Птичка на хвосте принесла (джен)

За свою жизнь, краткую с точки зрения демонической сущности и длинную — с человеческой, Коул Тернер видел гибель многих демонов. В такие моменты его чувства были ясны и понятны: радость от смерти врагов и досада, правда, не без примеси злорадства, при потере соратников. Но провожая в последний путь Дрейка, Коул испытал что-то очень странное и непонятное. Он долго смотрел вслед улетающей вдаль светящейся частице — человеческой душе. Сама по себе она его нисколько не удивляла, ведь в свое время он выпустил на свободу множество душ, прежде заточенных в телах ведьм, колдунов да и самых простых людей. Одни пытались перейти дорогу Бальтазару или Коулу Тернеру, а другие оказались в ненужное время в ненужном месте, ведь у демона лучшее лекарство от скуки или плохого настроения — чужая смерть.

Перерождение демона в человека Коул увидел впервые. Он знал о такой возможности в теории, но идиотов, подобных Дрейку, решивших вдруг перейти на сторону Добра, среди демонов не встречал. Правда, многие из его мира причисляли самого Коула к «дрейкам», однако так казалось лишь со стороны. Коула, как любого нормального демона, передергивало от отвращения при любой мысли о добре. Но он хотел получить — вернее, поиметь — Любовь, причем обязательно с большой буквы. И обязательно с плодом этой любви. А свои желания Коул не привык откладывать в долгий ящик.

Пусть он давно потерял счет своим любовницам: демоницам, ведьмам и простым смертным, но Фиби, то попадавшая к нему на крючок, то соскакивающая с него, зацепила так, что Коул впервые в жизни решил жениться. Называется — выбрал слабое звено у Зачарованных. Или это злая шутка Любви, которая решила в отместку поиметь его самого?

В каком бы обличии — Коула Тернера или Бальтазара — он ни выступал, борьба за существование была главным в его жизни. Он не сдавался ни при каких обстоятельствах, но как-то исподволь к нему словно приклеилась, если не приросла, Фиби со всеми своими талантами: пророческим даром и эмпатией. Из-за Фиби он, взявший власть в мире Зла, не смог ее удержать, но из-за нее же не погибал там, где полегли все демоны даже на порядок мощнее Бальтазара.

Будучи навечно заточенным в пустоте между жизнью и смертью, Коул благодаря появившимся пророческим способностям смог разработать сложнейшую многоходовку, использующую идиота Дрейка. С помощью эмпатии, которая для любого демона была настоящим проклятием, он отслеживал эту операцию в мире живых.

Коул быстро понял, что в своем посмертии может силой мысли создать любой антураж и даже менять свой облик, но предпочитал сам себе не врать. Он жил во «включенном экране монитора компьютера, не загруженного программами». Так, шутя, Коул называл слабое серое сияние, в котором существовал. Но как же ему хотелось вновь оказаться в той реальности, где жила Фиби! Пусть глазами и руками Дрейка, но он видел любимую и дотрагивался до ее прекрасного тела. Это было на грани сумасшествия, но очень уж замудренного, ведь между делом Коул успевал устраивать гадости своим врагам, расправляться с бывшими соратниками, которые или предали, или ослушались его приказов.

Замечательная получилась операция по раздаче всем сестрам по серьгам. Главное, что он сокрушил планы Хранителей с Лео! Поделом им, ведь эта братия немало попила его крови в свое время. Утешала и расправа над колдуном, который забыл свое место. То, что ему захотелось демонических сил, Коул еще бы стерпел, но такой способ их получения нужно пресекать на корню. Предоставить демонам возможность становится людьми? Пока нашелся только один желающий, но вдруг это — первый случай перед началом повальной эпидемии? Прекратив быть Источником вселенского Зла, Коул все же заботился о стабильности своего мира.

Оказавшийся сам в космической пустоте между жизнью и смертью, он решил освободить тех, кого давно обрек на эту участь. Тогда он боролся с противником, который решил набирать себе сторонников, через договор превращая людей в демонов. Но Коул сделал так, что первый же — хозяин модного кабаре в Сан-Франциско — превратился не в демона, а в Потерянную Душу. Она носилась как белка в колесе, постоянно переживая один и тот же вечер. Но вместе с виновным запертыми в этой западне оказались и невинные души: работники кабаре и посетители. Только все они не помнили, что постоянно переживают кошмар собственной гибели в ужасном пожаре, а вот хозяин кабаре об этом знал.

Задание Коула — вывести одну невинную душу из кабаре и подтолкнуть ее вселиться в кого-то из ближайшего окружения Зачарованных — Дрейк выполнил замечательно. Инспектор Моррис не мог оставить в беде своего бывшего учителя Майкла, который из пенсионера-охранника вдруг превратился в бармена сгоревшего кабаре, умоляющего спасти свою невесту и остальных жертв пожара. Зачарованные кинулись на помощь, но ситуация чуть было не вышла из-под контроля, угрожая гибелью Фиби. Из-за того, что Коул недооценил хитрость и изворотливость хозяина кабаре. Вдобавок, сначала спасали невинных не три, а две сестры.

Когда все благополучно закончилось, то Коул смахнул холодный пот со лба. Невидимым он стоял за спинами Зачарованных и любовался танцем полета вырвавшихся из западни и уходящих все дальше и дальше уже Не потерянных душ. Но Коул бы сильно удивился, если бы кто-то сказал, что теперь на его счету есть доброе дело. Ему просто нравилось наблюдать, как души людей уходят к своему Источнику. Разве человек, выпускающий полетать птичку из клетки, совершает доброе дело? Ведь он делает это не ради птицы, а для собственного удовольствия — чтобы полюбоваться красотой полета. Хотя при тех, кому Коул не доверял, он всегда любил поговорить о своих добрых делах. Язык же без костей!

Получал Коул в ходе этой операции и другие мелкие радости. Чего только стоил момент, когда устами Дрейка он сказал Пайпер, что она — злючка. О-хо-хо, за такое выражение лица и пролетевший перед ее мысленным взором суд совести Коул простил ей многое. Все-таки эмпатия — замечательная штука, если не давать ей пожрать самого себя.

Оказавшись с Фиби в роли сиамских близнецов, Коул не всегда мог понять, кто есть кто в какие-то моменты этой истории. Вот Коул уговаривал душу Пайпер по-настоящему умереть, чтобы вернуть Лео. Чьи чувства он облекал в слова? Ведь на Золотом мосту перед Хранителями сама Фиби произнесла гимн во имя любви еще почище его, возвращавшему ей веру в любовь. Да, все сложно с этой эмпатией!

Хорошо, что все хорошо закончилось, не считая полной потери Лео таланта Хранителя и появившейся у него самого любви к цитатам из Шекспира (нахватался у Дрейка).

Правда, был момент в этой истории, когда и Коулу наступили на хвост. На вопрос Фиби: «Как ты узнал, когда тебе нужно появиться в моей жизни?» — Дрейк ответил:

— Птичка на хвосте принесла!

Как только Коула не называли и не обзывали за всю его длинную жизнь в реальном мире, но «птичка»... Это уже чересчур!

Но вдруг, наблюдая за полетом новенькой души Дрейка, Коул вдруг почувствовал, что есть Добро, Свет. Раньше он воспринимал все это односложно, вроде огонька свечи, которую вдруг зажгли в темной комнате. Нет, это нечто иное, но у Коула не хватало слов, чтобы описать новое ощущение, а вот расставаться с ним не хотелось. Но куда ему со всеми своими грехами в рай?

Проводив Дрейка, Коул собрался полностью возвратиться к своим танталовым мукам в «экран монитора». Там можно увидеть все, что пожелаешь, но захочешь взять — просочится между пальцев. В реальной жизни далеко не все твои планы материализуются, но уж если получилось, так получилось. Коула беспокоило, что новое ощущение Добра тоже испарится. Все-таки хотелось в нем разобраться, разложить все по полочкам и описать словами.

На этот раз интуиция Коула подвела. В мире Идеальной Пустоты это чувство не только не исчезло, а принялось нарастать с такой силой, что Коулу теперь было не до раздумий и самокопаний. Не захлебнуться бы!

Заодно изменялась и сама Пустота, окружающая Коула: сияние «монитора» все увеличивалось, пока не стало нестерпимым для глаз. Мало того, все его тело (хотя какое тело в этом бесплотном существовании?) вдруг оказалось под ударом сильнейшего напора неведанной стихии, словно Коула с головой накрыл работающий во всю мощь душ Шарко. «Массаж» оказался весьма болезненным, но у Коула хватало силы воли, чтобы не заорать в голос. Он испугался, что теперь такое состояние будет постоянным — как расплата за желание увидеть реальную, а не воображаемую Фиби. Прежние муки Тантала по сравнению с этим новым ужасом казались легкой неприятностью. Коул держался из последних сил, черпая их из воспоминаний о Фиби и своем отце.

«С Фиби все ясно — это моя навязчивая идея, — думал Коул, скрипя зубами от боли. — Но отец? Если бы не мой демонический дар помнить все с самого рождения, то я бы и лица его не знал. Мать разлучила меня с ним совсем малышом. Что-то очень важное, связанное с отцом, я никак не могу вспомнить?»

Но тут перед его мысленным взором всплыла сцена. Отец, качая его на руках, разговаривал с дедом:

— Папа, я не знаю, что мне делать? Она — демоница, а не человек!

— Вы полюбили друг друга и родили сына, значит, можете и дальше быть вместе, как бы вам ни было трудно. Бог дает испытания по силам!

— Какой Бог! Миром правит Пустота! — влез Коул в разговор своих родных, но те его не услышали.

Нет возражений — нет и упорного отстаивания своих идей! Не зациклившись на одной мысли, Коул смог шагнуть дальше в своих рассуждениях: «Все испытания даются по силам, вопрос только в самооценке».

— Если Это мне по силам, то раньше я свою значимость явно недооценивал! — крикнул Коул в Пустоту и, собрав остатки своей воли в кулак, запел весьма фривольную любовную песенку.

Правда, голос срывался с завидным постоянством, но настырный Коул пел куплет за куплетом, надеясь, что с последним звуком припева закончится и его жизнь.

Испытанию понравилась то ли стоическая шутка, то ли весьма сомнительная песенка, но болезненный массаж вдруг начал ослабевать, а сияние на «мониторе» — концентрироваться в гигантский женский силуэт, если судить по длинному платью и наброшенному на голову покрывалу.

Сияющая дама наклонилась и поманила Коула пальцем, подставив ему огромную ладонь другой руки. Он смело шагнул вперед, рука взмыла вверх, словно скоростной лифт, и остановилась у ее головы. Дама разглядывала Коула, как человек букашку, а он понимал, что видит глаза, нос, рот, но окинуть все одним взглядом и оценить ее внешность не мог. Во-первых, из-за огромного размера, а во-вторых, из-за яркого сияния, исходящего от ее тела.

— Можешь задать мне вопрос. Один, — тихим и приятным голосом сказала дама.

— Кто вы? — хитроумный Коул постарался замаскировать два вопроса в одном. — Судя по сиянию, именно к вам устремляются души людей?

— Буду считать, что это один вопрос, — мгновенно вывела его на чистую воду «Ее сиятельство». — Я и есть Любовь, источник жизни.

Если бы в этот момент его увидела Пайпер, то могла бы с чистой совестью сказать:

— А ты — трус!

Опустив голову, Коул ждал своего последнего мига. Правда, краем своего сознания он отметил, что боль теперь совсем ушла, а «душ Шарко» даже доставлял удовольствие.

«Эх, тем обиднее умирать! — однако последняя мысль Коула была о другом: — Прощай, Фиби, и прости меня за все!»

— Ты — больше не демон. Пройдя все испытания, ты стал Купидоном.

— Куп... — у бывшего Коула аж горло перехватило от такой новости. — Как мне теперь жить? Что делать?

— Конечно, сеять любовь, а уж в деталях ты, Куп, разберешься сам...