Вкус к жизни (джен)

Мальчик был премиленький. Из тех, что, вырастая, становятся этакими «кенами» — прилизанно-идеальные черты лица, прямой нескромный взгляд, куча мускулов и осветленные кончики волос.

Мальчик был премиленький. Вот только — мальчик. И сидел этот мальчик за столом, скучающе уставясь поверх бокала с вином куда-то в окно.

Он кого-то ждал — наверняка. По крайней мере, смотрел он на площадь, а когда дверь кафе открывалась, переводил взгляд не по-детски внимательных темных глаз на посетителя, рассматривал его и быстро терял интерес: «Не он, не он, не он, не он».

Голуби на площади расшумелись, враждебно хлопая крыльями, — то ли из-за горсти крупы, что бросила, проходя мимо, пожилая леди, то ли из-за того, что прямо сквозь стаю целеустремленно прошел мужчина в темном пальто.

Дверь снова распахнулась. Посетитель замер на пороге, осматривая свободные места. Наконец он выбрал столик и так же целеустремленно, сдвинув плечи, как при борьбе, прошел за него. Бариста кивнул ему приветливо, взялся за турку с готовностью, выдающей давнее и плодотворное знакомство.

Мальчик отвел взгляд и сделал глоток из бокала. Облизался, скривил ярко-алый нежный рот, снова перевел взгляд в окно.

Пальцы его, тонкие пальцы ребенка, затеяли игру с бокалом, раскручивая за ножку, для того чтобы бокал катался краем подставки по столу с тяжелым поющим звуком.

Женщина, наблюдавшая за ним из темного закутка, наконец-то решила встать и подойти. С собой он захватила свою чашку кофе, так что мальчику пришлось отодвинуть вино.

— Такое удачное время, когда можно пить и вино, и кофе, и никто не скажет, что для одного слишком рано, а для другого поздно, — проговорила она.

Мальчик не ответил ничего, только смотрел на нее прямо и взыскующе.

— Мишу? Мишель, это же вы?

Мишель снова отпил вина, медленно и неторопливо, держа женщину на прицеле взгляда.

— Мая Ларссон, добрый день.

Говорил Мишель тоже не как ребенок — четко, ясно, расставляя акценты. Мая бы умилилась этакой копии взрослого, если бы не жесткая складка, промелькнувшая у губ мальчика.

— Вы наконец-то решили присоединиться ко мне. Мы больше никого не ждем?

— Я... хотела убедиться, что пришла действительно к тебе.

— Мишу — это я.

Мая закивала, уронила взгляд в чашку.

— Да. Да... Говорят, ты можешь рассказать историю? — спросила она, наконец собравшись с силами.

— Я знаю много историй.

— Мне пригодились бы парочка.

— Зачем вам, Мая? — философски спросил Мишу. — У вас есть двое прекрасных детей, муж, дом в центре Стокгольма, доход и увлечение. Зачем вам истории?

— Почему ты такой, Мишу?

— Какой, Мая?

— Тебе лет пятнадцать... у меня племянник такой. А ты... вино.

— Четырнадцать. Рассказывать истории, если вам интересно, я начал семь лет назад.

— Тебе было семь? — с ужасом воскликнула женщина так громко, что на нее обратили внимание.

Мальчик кивнул.

— Давайте к делу. Что за истории вам нужны? Куда вы хотите их... купить? На сколько?

— Я хочу попасть на... этот мир называется Оазис. На день.

— Планета-карнавал. — Голос Мишу был задумчив. — Вам нужен только спутник?

— Мне нужен тот, кто сможет... — Мая запнулась, замолчала. Полагаться на четырнадцатилетнего мальчика было ей странно.

— Подстраховать вас, Мая, — вздохнул Мишу. — Расценки вы знаете. Согласны?

— Да.

Мишу вдохнул тяжело, как смертельно уставший от чужой глупости человек. Вытащил, завозившись, папку из соседнего кресла, плетеного и легкого, раскрыл, неторопливо разложил на столе небольшую стопочку бумаг. Открыл колпачок ручки.

— Контракт. Вы уже видели его. Можете проверить.

Мая, не слишком вчитываясь, пробежала его глазами, тут же схватила ручку и подписала.

— Когда мы сможем отправиться?

— Завтра у ближайших ворот, Мая? В девять утра.

Мишу неторопливо собрал контракт, закрыл папку. Не прощаясь, ушел за дверь.

Мая все продолжала сидеть, задумчиво перемешивая сахар в чашке.

Официант, подошедший забрать бокал из-под вина, наклонился к ней и спросил с любопытством:

— Странный паренек. Зачем он вино-то заказал? Так долго десерты рассматривал...

* * *

Наутро, сидя в машине у Станции ключников, Мая снова рассматривала Мишу. Мальчик был странный, слишком странный. Но он был одним из лучших.

Мишу стоял с краю зоны адаптации, хмурый и грустный подросток, одетый серо и спортивно, умеющий говорить, выживать — очевидно, что выживать — и заботиться о себе сам.

Мая все еще боялась. Не могла решиться. Колебалась. Она загадала себе момент, после которого нужно выйти из машины — как закончится песня по радио, даже начала бодро подпевать.

Потом — она решила купить себе кофе. Ведь утром, собираясь, она не успела его выпить. Мужчина в ларьке долго не мог понять по утренней рани, сколько ложек сахара ей класть, но она не поторапливала его. Боялась, тряслась, надеялась передумать.

Выпить кофе решила в машине. Потом уже долго сидела, снова и снова рассматривая Мишу.

Смотрела бы и дальше, если бы он решительным шагом не пересек площадь и не сел на соседнее сиденье машины, зябко потирая руки.

— Вам страшно, Мая? — спросил он, устроившись удобнее.

Мая закивала.

— Пойдем, — сказал Мишу, — пойдем, это так интересно.

Мая снова закивала. Послушно вышла из машины, закрыла ее, прикоснувшись пальцем к ручке, побрела за ярким маячком — красной полоской на рюкзаке.

Ключники оказались странными ребятами — даже познавательные видео и политические сенсации не подготовили ее к их восприятию.

Мохнатые, похожие на прямоходящих крыс-бабушек. Им не хватало только разноцветных клетчатых фартуков и, может быть, чепчиков. Они и ходили, переваливаясь с ноги на ногу, размахивая миленькими, аккуратными хвостиками.

«Крыса-бабушка», — Мая зажмурилась и встряхнула головой.

Мишу сказал ей (впрочем, она давно знала), что на первый раз обычно хватает рассказа о своей жизни. Возможно, хватит и истории о любви. Или запоминающейся истории из детства.

Мае было очень страшно, у нее тряслись колени и леденели руки, но она смело прошла те пять шагов, что отделяли ее от пустого креслица напротив ключника, аккуратно села и начала рассказ.

Она говорила о детстве, цвете обоев в спальне дочери, случайной встрече с бывшим однокурсником, которого разительно изменило путешествие за грань мира. Она грезила вслух о чем-то несбыточном, выстраивала в воображении, как исчезнут сдерживающие ее рамки.

Когда она замолчала, изгоняя надуманную истерику, ключник растерянно произнес мягким-мягким голосом с неотчетливо-чужим выговором:

— Ты развеял мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.

Дальше, говорил ей Мишу, он будет ее ждать на втором этаже. Или она его.

Но ждал он. Сидел прямо на ступеньках, давился чипсами из яркой упаковки, облизывая пальцы и вроде бы пытаясь получить от этого удовольствие.

При виде нее Мишу подскочил. Оставил чипсы прямо на ступенях и, кивнув ей, пошел впереди по тревожно-темному коридору.

Двери перед ними распахивались автоматически, навстречу то и дело попадались представители иных рас, люди — кто счастливый, кто недовольный, парочка и вовсе равнодушных, словно бы исполняющих рутинную обязанность.

Мимо пробежал мужчина с безумным взглядом. Мая посмотрела ему вслед, наблюдая, как его пропускают вперед, и нагнала Мишу.

— Кто это такой?

— Предположу, что он долго не мог пройти Вратами, Мая, — отозвался Мишу.

Мая, воодушевленная ответом, сказала:

— Я рассказала про свою жизнь, а про что рассказываешь ты? Нет, понимаю, в первый раз ты рассказал про себя — хотя что там было рассказывать, ну... — она чуть смутилась. — А потом?

Мишу притормозил.

— Я не рассказывал о своей жизни, Мая. Это не было мне интересно тогда, не интересно и сейчас.

Они прошли еще немного, остановились перед последними дверьми. Вышел высокий серокожий гуманоид, приветливо им поклонился. Мишу кивнул. Мая, повторяя, тоже.

— Запомните, Мая. Станции зеленого цвета, выбирать нужно только их. Если вы выберете не Оазис, я не смогу за вами последовать. Поэтому будьте аккуратны, ладно?

Мая закивала.

— Идите. Я следом. Ждите меня за дверью Врат час. Если я не появлюсь, значит, что-то пошло не так. Советую вам подождать меня на станции еще до суток, если я не появлюсь — пробуйте выбраться обратно сами или поищите помощи.

Меньше всего был похож он сейчас на мальчика. Говорил взрослый расчетливый человек, ожидающий от мира проблем — и никак иначе.

Едва Мая хотела ответить ему, Мишу покачал головой и жестом указал на комнату с Вратами.

— Консоль будет интуитивно понятна и подстроится под ваш разум. Идите, чем дольше ждешь, тем хуже.

И Мая шагнула во Врата.

* * *

Переноса... не существовало. Только выходишь в коридор, а там другие люди и существа. И не было ничего, что подсказало бы — ты на месте. Ты в другом месте.

Мишу появился рядом быстро — всего минутка прошла.

Подхватил под руку, словно старый друг, повлек за собой — прямо, прямо, прямо к выходу.

Станцию они покинули почти бегом — Мишу отчего-то торопился. Только кивнул на прощание крысе-бабушке да сказал скороговоркой:

— Спасибо за помощь, ключник.

Оазис ударил в лицо — яркими красками, звуками, невероятной энергетикой жизни. Мая остановилась, замерла радостно и взволнованно. Кажется, за дверьми станции остались все переживания и мрачные мысли. Она обернулась к своему спутнику, желая то ли убедиться, что он видит то же самое, то ли поделиться своим счастьем.

Мишу замер рядом, мрачный и недовольный. Он будто давал время Мае осмотреться и порадоваться, чтобы вернуть ее к безрадостности бытия.

— Вы готовы идти? — спросил он, заметив ее взгляд. Спросил на туристическом, и Мая машинально отозвалась на нем же:

— Да, Мишу. Но неужели тебе не... — она на секунду прервалась, осознавая, что вот так запросто понимает новый язык, — радостно от того, что ты здесь?!

Оазис — солнечная и полная цветов, деревьев планета, современный курорт и праздник жизни. Тут были легальны азартные игры и секс в любом его проявлении. Запретны — насилие и смерть. Как это совмещалось — было бы непонятно, не существуй целая тьма законов, регулирующих это все.

Они отстояли очередь перед пограничным контролем, подали жетоны.

— Добро пожаловать на Оазис, путники, — легко поклонился им человекообразный пограничник, одетый в ярко-синюю форму. — Вы осведомлены о наших законах или наймете проводника?

— Я прошел аттестацию на знание ваших законов около полугода назад, — мрачно буркнул Мишу. — Дополнительное тестирование я могу пройти хоть сейчас, я освежал свои навыки.

— Могу я посмотреть ваше освидетельствование?

— Пожалуйста. — Покопавшись в кармане рюкзака, Мишу достал небольшой пластиковый браслет ярко-желтого цвета.

Пограничник просканировал его. Улыбнулся широко и искренне.

— Спасибо, гран Михай. — Обернулся к Мае. — Грани, я уполномочен вас предупредить, что проводник, гран Михай, обязан находиться рядом с вами постоянно при контакте с нашей культурой или разумными на Оазисе. Он имеет право голоса в любом принимаемом вами решении, являясь вашим временным опекуном на территории нашего мира.

— Спасибо вам, — бросил Мишу и потащил Маю за собой, одевая попутно браслет на запястье. — И до встречи.

Они остановились на небольшой улочке в тени.

— Итак, в чем же ваша цель, Мая?

— Я должна увидеть своего друга.

— Вы знаете адрес? Или имя своего друга? — Мишу оперся спиной о стену здания и прищурился на солнце.

Мая зарылась в рюкзак, разыскивая блокнот.

— Ты здесь частый гость, Мишу? Раз уж тебя назвали моим опекуном. — На свет появился небольшой ежедневник. — Вот адрес и имя.

— Имя земное, — задумчиво произнес Мишу, закусывая губу. — Он давно здесь живет?

— Это она, — отозвалась Мая, рассматривая проходящих мимо мужчин, одетых в свободные одежды, похожие больше на ночнушки причудливых цветов. — Семь лет. И ты не сказал...

— Нет, не часто. У меня было несколько важных дел здесь, пришлось... — он помахал рукой с браслетом. — Не смотрите так на них, они увлечены друг другом, вы им мешаете. Они относятся к эмпатическим гуманоидам, для них чувствительны любые взгляды, содержащие эмоциональный посыл.

— Ради бога, тебе четырнадцать, Мишу! — воскликнула Мая. — Говори ты как нормальный подросток.

Мишу скорчил очень милую рожицу, долженствую показать недоумение, презрение и отвращение.

— Я не умею. — Он оттолкнулся от стены и пошел вперед, бросив на ходу: — Идемте, нам надо найти такси.

Мая покачала головой, но поспешила за ним.

* * *

Такси — быстрая машинка, похожая на летающие блюдца ключников, — домчало их почти мгновенно, но вышли они на общественной обстановке. По-другому было нельзя, это бы ущемляло права граждан Оазиса.

Так что, очутившись на небольшой тенистой аллейке, они направились в сторону спальных кварталов.

Мир Оазиса ассоциировался бы с лучшим представлением о Лас-Вегасе у любого человека, знакомого с масс-медиа Земли. Яркие вывески, пестро одетые люди и нелюди. Смех, уличные торговцы мороженым, едой, легкими наркотиками. Аттракционы и открытые кафе. Строгие вывески казино и тотализаторов. Летние веранды с танцами.

Мая крутила головой безостановочно. Ее все развлекало, восхищало, влекло. Она держалась за плечо Мишу, чтобы не потеряться. Наконец, она упросила «своего строгого опекуна», как она его про себя с иронией называла, завернуть на веранду.

Им подали какой-то энергетический напиток, напоминающий по вкусу чупа-чупс и клюквенный морс одновременно, и сладкие улиточки, похожие на настоящих, за исключением неподвижности.

Мая проследила, как официант — невысокий карлик с клыкастым вытянутым лицом, — получив оплату с желтого браслета, что уже сыграл свою роль на таможне, ушел, подпрыгивая, и тут же накинулась на еду.

Мишу сидел со скучающим видом, гоняя по тарелке пальцами одну-единственную улитку.

— Ты почему не ешь? Вкусно же! У меня сын помладше тебя, конечно, но он бы смел тут все.

— Не сравнивай нас, пожалуйста, — помахал пальцами Мишу и сморщил нос. — Я ненавижу сладкое, компьютерные игры, приключения и общение со сверстниками — они глупые и неразвитые.

— Э-э-э... но ты же... а что ты любишь тогда?

— Сигары отсюда. Тут интересный табак. Точнее это не табак, это сено, обработанное должным образом. Курить его из бумажной обертки придумали после того, как сюда повалили люди. Люблю... вино. Красное полусладкое. Белое сухое. Земное вино. Люблю вкусные штуки с Хейра, мира, где живут говорящие гигантские крысы, — они из маринованного зерна. Люблю читать книги. Больше биографии и мемуары, чем приключения и сказки. Люблю секс. С женщинами, не с мужчинами.

Мая, медленно теряющаяся в этом всем, ошарашенно вскликнула:

— Тебе...

— Четырнадцать, знаю. И что?

— Но...

— Во многих мирах человек с Земли считается достигшим возраста ответственности, едва он смог пройти Врата.

— Но как тебе удалось пройти? В семь лет-то?

— Рассказал свой сон, Мая. — Мишу надоело гонять по тарелке улиточку, и он отвратительно-изящным движением подозвал официанта.

— Дайте нам с собой каких-нибудь снеков, будьте так добры.

— И часто ты ходишь Вратами?

— В среднем — пару-тройку раз в месяц, — отозвался Мишу. — Чаше всего через Францию или Германию. — Он вытащил небольшой портсигар из кармана. — Я закурю?

Мая пожала плечами.

Курил Мишу тоже красиво. Сплошное эстетическое удовольствие это было — наблюдать за мальчиком, изуродованным изнутри, но прекрасным снаружи. И, самое интересное, Мая не имела никакого права, ни морального, ни человеческого, указывать, что ему делать. Она платила ему деньги за услугу.

— Это... вкус к жизни, — внезапно смогла сформулировать Мая. — Вкус к жизни, который приобретают годам к тридцати. Откуда ты мог его взять?

— У меня были хорошие учителя, — отсалютовал сигаретой Мишу и затушил ее. Его позабавило такое сравнение. — Идем? Вон официант тащит нам перекус.

Мая поднялась из-за стола.

Адрес они нашли быстро, но странно. Просто считали дома с красными крышами, дошли до шестого и повернули направо. Дом принадлежал сразу трем людям с Земли, одним из хозяев и была давняя подруга Маи.

Было это здание очень похожим на местные — с крышей как у китайского дома-пагоды, и ставнями-дверьми, — но с миленькими занавесочками на окнах.

Мишу остановился у входа, начал производить странные манипуляции с калиткой. Обернулся к Мае, пояснил:

— Здесь довольно строгие правила относительно частной жизни и частной собственности.

Вскоре показалась Лия — подруга. Она сильно изменилась, превратившись в неземное существо с яркими глазами и сияющим лицом счастливого и довольного всем человека.

Мая тут же бросилась к ней с объятиями, но Мишу удержал ее.

— Лия Лим? — спросил он скучающе.

— Да, это я. Опекун?

Мая вздохнула, но замерла, решив подождать.

— Гран Михай к вашим услугам, Грани Лия. Прежде чем передать вам права опеки на краткий период, позвольте удостовериться?

— Да, конечно, — Лия кивнула и ушла к дому, кинув ласкающий взгляд на Маю.

— Что это было, Мишу? — спросила та удивленно.

— Это процедура идентификации. Вам было бы не очень приятно, стань я свидетелем вашего общения. Так что я передам опеку над вами вашей подруге, если ее индекс опеки выше чем десятка. — Мишу сел прямо на землю у забора. — На тот случай, если у вас возникнет с ней конфликт или вы не будете удовлетворены ее решениями касательно вас и ваших поступков, я подожду вас здесь. Или последую за вами в отдалении.

Лия все не являлась, так что он продолжил:

— Тут интересная схема индексации опеки, которая учитывает все — от того, помог ли ты перейти через дорогу или найти улицу приезжему, до того, насколько твои дети преуспели в жизни. Здесь очень развита контрольно-пенитенциарная система, так что ничего не утаишь. Удобный мир, если ты хочешь отдохнуть. Неудобный — если нарушить их законы.

Наконец дверь распахнулась, выбежала Лия, размахивая браслетом.

— Я его нашла, гран Михай.

Она одела его на запястье, протянула руку для рукопожатия. Браслеты мигнули, меня цвета.

— Я подожду вас здесь, — улыбнулся Мишу и снова сел на то же место, всучив пакет со снеками Мае.

— Конечно, — равнодушно кивнула Лия и попыталась утащить Маю в дом. Та затормозила, схватив Лию за руку.

— Подожди. Ты так и оставишь его тут, на улице?

— Он же проводник, — удивилась Лия, словно такое пренебрежительное отношение к проводникам было делом привычным и нормальным.

— Ну и что?

— Идите, Мая, я подожду тут.

— Почему вы так разговариваете с Маей, гран? — голос Лии был холоден.

«О-о-о-о…» — взвыла про себя Мая.

— Все-все, пойдем, Лия. Я сама разрешила ему так говорить!

— Он не имеет права!

— Грана Лия, мы уладим этот вопрос с Маей на таможне, если у нее возникнут какие-либо вопросы.

* * *

Она продолжала наблюдать за Мишу краем глаза — на экране, что весьма кстати отображал происходящее у калитки.

Они пили вино, смеялись, ели вкусную еду, Мая целовала сладкие губы Лии, а Мишу просто сидел на краю дороги, курил свои сигареты и, прикрыв глаза, то ли спал, то ли просто ждал.

Позже, уже ночью, забыв о странном мальчишке, Мая шептала в плечо Лие:

— Ты мое счастье, ты мой свет, моя радость и слабость, Лия... я потерялась, забылась... мне так хотелось быть рядом с тобой, но я...

— Испугалась? — Лия была снисходительна. Накручивала волосы Маи себе на кулак, выписывала языком на ее коже странные знаки. Целовала в ответ.

— Да. Это было бы слишком откровенно — уйти с тобой.

— Я не виню тебя... наверное. Только из-за того случая я пришла сюда — а здесь я счастлива. Если бы ты... — Она оборвала саму себя и резко скатилась с кровати.

— Хочешь чаю? Настоящий, земной, не та бурда, которая продается здесь, — предложила она.

— Нет нужды, Лия, я же с Земли, у нас это не экзотика, — тоже встала с кровати Мая. Она покопалась в кучке одежды, валяющейся на полу, накинула платье Лии. Замерла у окна. Мишу все ждал у двери. Рядом с ним образовался кружок местных — они так же сидели на земле, курили косяк по кругу. Смеялись. Мишу вообще уже лежал, устроив голову на коленях одного из них.

Мае почему-то вспомнились его слова про секс.

— И что, он вот так и будет ждать меня?

— Вообще-то не должен. — Лия подошла бесшумно. — Тебе же вживили чип на входе?

— Нет... — Мая растерянно повернулась к ней.

— Странно. Ну, процедура тут такая: тебе вживляют чип, едва ты даешь согласие на проводника. Он таскается везде за тобой, пока не приведет к станции обратно. А если ты переходишь под опеку другого проводника, просто ждет вызова по чипу, отслеживая твои биологические и психологические параметры.

— Мы с ним пришли сюда вместе. Я наняла его еще дома.

— Ты испугалась, что не сможешь рассказать историю?

Мая только кивнула.

— Я вот тоже не смогла. С самого начала — помнишь? — бегала туда-сюда только так. А потом... как отрезало. Ни одна моя история не подошла ключникам. Прижилась здесь. Работаю. Живу.

Она не произнесла предложения остаться, но оно повисло между ними в воздухе.

— Ты надолго? — будто продолжая тему, спросила Лия.

— Сегодня обратно. Я не рассчитывала надолго приходить. Только поговорить и увидеться. Соскучилась.

Лия прикоснулась губами к шее сзади — по линии роста волос — и отошла.

— Прими душ и приходи в зону еды. Накрою нам с тобой ужин.

— А это нормально, что они устроили канадскую общагу у твоей калитки? — крикнула Мая вслед.

— Нормально, они же не шумят.

* * *

Мишу обрадовался, увидев, наконец, Маю. Улыбнулся весьма искренне, выпутал шевелюру из длинных пальцев очень даже миленькой, как оказалось вблизи, аборигенки с чешуей на висках и клыками, выпирающими над нижней губой.

Сел, потягиваясь, спросил на туристическом:

— Ты готова идти?

— Надо купить гостинцев и — да! Домой! — Мая чувствовала себя не обновленной, но... легкой. Помолодевшей, ожившей.

Он кивнул и начал прощаться со своей новой компанией. Обнял и поцеловал в губы девушку. Перекинулся парой слов с остальными, а встав, еще и отвесил им общий поклон.

— Ты же говорил, что тебе не интересно со сверстниками? — ехидно спросила Мая, едва они отошли подальше.

Мишу помолчал.

— Они взрослые, только кажутся подростками. Это секта, они добровольно принимают на себя бремя отказа от м-м... — он промычал что-то и задумался. — От чувств? От эмоций?

Они перешли из спального квартала в аллейку. Невысокие деревья постепенно сменились огромными секвойями, широкими настолько, что за любой из них могли бы спрятаться человек пять. Остановившись у медийного стенда, Мишу продолжил:

— Они все кого-то потеряли — детей, родителей, любимых. И они делятся... делятся чувствами, не собираясь больше заводить что-то настолько же личное, чтобы потеря этого не привела к такому же горю, которое они уже испытали.

— Это странно, — пожала плечами Мая. — Я бы хотела помнить, принять и пройти полностью все, что со мной случилось. Точно не делиться.

— У них другая мораль. — Мишу приложил ладонь к стенду, вызывая такси. — Готовы на обратную историю?

— Даже не знаю, что могла бы рассказать... — Мая присела на скамейку, расправляя юбку на коленях.

— Расскажите про эту женщину, Лию Лим.

— Ты думаешь, этого хватит?

— Она важна для вас, — пожал плечами Мишу. — Ключники помогают осознавать некоторые вещи. Точнее, — он замер, тряхнул головой, — им хочется, чтобы мы их осознавали.

Такси опустилось рядом с ними, Мишу автоматически подал ей руку.

— Вы лесбиянка? — спросил он, поддерживая ее под локоть. Мая споткнулась и чуть не полетела носом вниз.

— У меня есть двое детей и муж.

— Когда муж мешал осознавать свою сексуальность?

— С чего ты вообще взял, что я?..

— Эта женщина, Лия.

— Подруга, Мишу.

— Пусть так. — Он закрыл дверь такси и задал путь на панели.

Ехали молча. Мая смотрела в окна, с высоты любуясь на город пенитенов с цветными крышами.

Они опустились в аллейку, среди высоких деревьев.

— Такая странная система остановок, Мишу, — заметила она.

Мальчик больше не воспринимался мальчиком. Скорее равным, не младшим, заключенным в детскую оболочку.

— Мир вообще очень интересный. Вам бы понравилось здесь жить. — Мая вздрогнула, услышав это. А Мишу продолжил, будто и не было крайне ядовитой шпильки. А может, и правда не было ее, показалось только. — Они ящероподобые гуманоиды. Самоназвание — ассы. Оасис — земля, принадлежащая ассам. Оазис — это уже наше произношение.

Аллея начала редеть, и сквозь кусты и деревья проглянули пестрые полупрозрачные купола, в которых сидели и ходили разумные. Снаружи было тихо, а вот внутри кое-где даже танцевали.

— Ассы — звучит как асуры. В нашей, земной, истории есть асуры и дэвы. Похоже, правда? Пару раз акценты интерпретации менялись, и асуры становились то ангелами, то демонами...

Они вышли на площадь, чья поверхность была собрана из стеклянных плашек неправильной формы. Этакая мозаика, создающая иллюзию пустоты под собой.

— Иногда мне кажется, что мы не в первый раз сталкиваемся с другими цивилизациями...

Мая остановилась, вытащила телефон.

— Хочу сфотографировать, подожди.

Мишу замер около нее, оглядываясь.

— Знаете, я, наверное, посоветую вам зайти в голубой и сиреневый павильоны. В первом вы найдете кое-что интересное для себя, во втором — для детей. А мужу?

— Нет, мужу не надо. А вот детям и паре подруг...

В голубом павильоне играла негромкая музыка и несколько девушек — местных — прямо у входа стояли с тонкими высокими стаканами.

— Местный алкоголь для нас обладает наркотическим действием, не советую его пробовать, — предупредил Мишу, снова взяв ее под локоть. Сейчас он выглядел как послушный сын, сопровождающий мать. — И осторожнее, здесь не очень любят мужчин, поэтому я для всех ваш сын.

Глаза разбегались. Столько безделушек, некоторые имели интуитивно понятное назначение, некоторые угадывались, а прочие, непонятные и таинственные, лежали на изящных полочках, подставках, некоторые даже висели в столбах яркого света, бьющего из расположенных то тут, то там кругов.

Мишу предпочел свалить обязанность сопровождения Маи на соответствующее существо. Он поднял испуганные глаза на одну из девушек у входа и произнес, смягчая туристический:

— Помогите, пожалуйста, грана. Грана Мая немного растеряна.

Девушка, очарованная Мишу, кивнула.

Как же красив был в этот момент мальчик! Чуть растрепанные волосы, ангельское лицо и эти глазищи!

Мая, приступив к выбору под чутким руководством граны Саф, не могла выкинуть из головы, как опытно, как цинично была провернута эта манипуляция.

Она быстро набрала всякой мелочевки. Кое-какие ароматы, немного масла для кожи, чуть всякой ерунды для волос и броши, сережки... Игрушки Саф тоже помогла выбрать — все под щебет о том, что ее дети... ее муж... ее подружки...

Мая была рада избавиться от Саф. Слишком много впечатлений, хотелось уже домой; так что, вырвавшись из рук ассы, она даже поторапливала Мишу.

* * *

Перед станцией Мишу остановил ее. Взял за руку чуть повыше запястья, сказал проникновенно:

— Мая, будьте свободней. Говорите о том, что вас волнует, о чем вы думаете, что занимает ваши мысли. Ключники, они... они не издеваются. Они ждут хороших историй.

Мая освободила руку.

— Я буду ждать вас два часа у Врат. Или вы, если справитесь раньше, ждите меня. Если вы не дождетесь меня — не выходите сюда, идите прямо на Землю. Если я вас не дождусь — я выйду к вам, сюда. Мы вместе придумаем вам историю.

Он по-детски очаровательно улыбнулся.

— Встретимся или здесь — через два часа. Или у Врат, Мая.

Он придержал перед Маей дверь, проводил ее к небольшой комнатке, где ждал один из ключников.

— Добрый день, — поздоровалась она.

— Здравствуй, путник, — ключник скучал, рассматривая кубик Рубика — несобранный кубик. Его пестрые грани мелькали в лапках ключника, который то убыстрял вращение, то замирал.

— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник. — Поговори со мной, путник.

И Мая заговорила. Она рассказывала о муже и детях, она говорила о Лие и своем выборе, но ключник раз за разом качал головой и повторял, повторял свою фрау про «холодно и одиноко». Лия дрожала, ей было страшно и становилось все хуже с каждой рассказанной историей.

Наконец, ключник поднялся и просто тихо ушел.

Мая осталась одна. Она сидела и сидела, глядя на автоматическую дверь, которая так и оставалась открытой, и не могла поверить.

Два часа?..

Мая медленно поднялась и вышла из комнаты, все ускоряя шаг, прошла по коридору к выходу. Выбежала из здания станции и упала на скамейку.

Мая кривила губы, сжимала пальцы, лишь бы не заплакать. Она чувствовала себя потерянной и оставленной. Одинокой. Брошенной. Она представила, как остается здесь — не может перейти границу, не может внести плату.

Представила, как остается. Как дети остаются там. Как она возвращается к Лие, как жизнь ее становится иной... Как она ходит на работу, как смеется утром за завтраком вместе с Лией, как носит ее платья, а та — ее духи, как солнце гладит их волосы, перемешанные на подушке.

Но это бы была другая жизнь. Не та, что до этого. У нее бы не было дорогих машин и дорогих картин. Больше бы не было выставок и поездок по всему миру. Не было бы ее мира.

Она могла встать сейчас и уйти. Она бы нашла дорогу к Лие, она бы смогла остаться рядом. Но... она не хотела. Внезапно она поняла это с пугающей четкостью. Нет.

Когда дверь станции снова открылась и из ее вышел Мишу, Мая почувствовала невероятную радость. Она подскочила, потом снова села, протянула к Мишу руки. Тот сжал ее ладони, сел рядом, не расцепляя рук, поворачивая Маю к себе.

— Говори.

— Я рассказала! Я рассказала свою историю, ну, не ту, что ты сказал, но он не принял ее. Потом я стала рассказывать про Лию — но она тоже не подошла. Я попробовала рассказать про мужа, про детей, но они не подошли! Я говорила и говорила, но ничего не подошло!

— Ты рассказала ключнику про меня?

Мая помотала головой, глядя на него большими испуганными глазами.

У Мишу было такое выражение лица, словно ему хотелось выругаться матом.

— Расскажите ему мою историю, — предложил он.

— Но я не знаю твою историю.

— Конечно, не знаете. Но я вам сейчас ее расскажу.

Мишу огляделся, поймал взгляд пограничника, покачал головой. Освободил руки из хватки Маи, отошел к небольшому куполу, купил травяной настой и тех самых улиток, которые так поразили Маю.

Мая отвлеклась на пиалу странной пирамидообразной формы, поэтому не видела, с каким лицом начал рассказывать Мишу. Но потом ей стало уже не до настоя.

— Мне было семь, как вы знаете. Семь — хороший возраст для любопытства и путешествий. Я рос в маленьком мирке, созданным из моего дома, влияния родителей и личными учителями. Никаких трагедий не было, Мая, я просто начал читать. Читать про другие миры — статьи, рассказы очевидцев... Вы помните, какой был шум в самом начале?

Он покусал губу, раздумывая.

— Я просто однажды пришел к мысли, что должен побывать в одном из миров. Собрал рюкзак и направился к ключникам. Мне было несложно обмануть взрослого, проверяющего уходящих. Я слишком много раз видел такое дома, чтобы не суметь провернуть разок самостоятельно.

— Я рассказываю хорошие истории — чем-то они удовлетворяют ключников. Первая моя история была про рыжего слоника, который мечтал летать. В каком-то смысле, это я хотел летать, выросший в клетке, построенной родителями. Сам не осознавал, что хотел.

— Со мной шла собака. Просто дворовый пес, которого мне разрешили приручить. Ну, знаете, мокрый нос, хвост крючком, зовут Джек. Его я взял с собой, ключник посоветовал надеть на него поводок.

Он некоторое время молчал.

— Первой была планета интересная, но опасная. Много хищников, много людей, которым хочется творить насилие, и они реализуют эту страсть в охоте. Много преступников, которые скрываются там. У меня сожрали собаку. Я попал в компанию ненадежную. Это были мужчины, которым плевать на законы. Люди, конечно же, я тогда еще не научился вливаться в общество других разумных.

— Я научился стрелять и убивать именно там. Нож? Пусть нож. Удавка? Сложно, я слабый пока еще, но тоже можно, главное — правильно затягивать. Пистолет. Даже винтовка, но только с подставкой, конечно же. Они, эти мужчины, изнасиловали женщину. Не одну, скорее всего, но я видел только одну. Слишком много насилия. Женщина хотела совершить самоубийство. Красивая женщина, на маму чем-то похожая. Я отбирал у нее то веревку, то нож. Потом перестал, даже принес пистолет...

В задумчивости Мишу сделал глоток из своего стакана.

— Я долго думал над тем, чтобы убить их, но пришли охотники за головами. Они перестреляли их, как в тире, как на охоте за травоядными. Меня только не тронули — из какой-то извращенной жалости, потому что бросили там. Бросили и ушли.

— Выбраться было сложно, мне пришлось жить и в борделе, и с охотниками, и с наркоторговцами. Но я пришел к станции и рассказал историю. Когда я стоял у Врат... я не мог представить, как вернусь домой: завтрак в восемь, до десяти занятия языками и математикой, до обеда — бассейн, после — этикет и литература, и никаких мультиков, милый! И я пошел на Аранк. Высокотехнологичная раса, не имеющая души, но владеющая логикой. Они дали мне образование. Помогли понять науку в том объеме, в котором мог вместить мой юный разум. Я там часто появляюсь до сих пор — у меня есть там жилье, даже работа.

— А хожу я между мирами потому, что я... тоже что-то потерял. Как те, на Аранке, только они не ищут, не имев изначально, а я... Мне кажется, что все это — все это должно вести к какой-то цели. А еще до недавнего времени я ходил потому, что хотел вернуться домой. Хотел, мечтал, как войду в дверь, как меня встретит мать, отец. И мой вечный поиск вдруг отступит. Но... пару недель назад меня предупредили, что дома меня более не ждут. И тогда я рванул на Землю — попрощаться. Моя сошедшая с ума мать выпрыгнула в окно, а отец... отец тоже ушел. Ушел на Талисман. И отчего-то мне кажется, что ждать его оттуда не стоит...

* * *

Она села перед ключником, замерла на секунду, успокаивая дыхание, и начала:

— Я хочу рассказать вам о мальчике, которого я наняла, чтобы он проводил меня сюда. Этот мальчик рассказал мне историю, чтобы я могла рассказать ее вам. Ему четырнадцать лет, и он уже прожил жизнь, полную приключений...

Напоследок, в спину, ключник спросил ее:

— Как думаешь, он рассказал тебе правду?

Мая обернулась к нему, хмуря брови.

— Не знаю, — ответила она. — Но у него есть вкус к жизни.

— А у тебя?

Она вспомнила все — и Лию, и свой выбор, и детей, и то, как сжимала ключи от машины в кармане, сидя около станции, когда ее историю не приняли.

Криво улыбнувшись, Мая сказала:

— У меня — тоже.