Маркусу снится (I и II части) (гет)

Земляника

Сьюзан в струящемся лиловом платье стоит среди усыпанных крупными цветами, причудливых деревьев. На его памяти она никогда не носила ничего подобного, да и таких деревьев ему видеть не доводилось. Впрочем, Маркус не удивляется. Ведь он же умер.

— Попробуй, — улыбаясь, она протягивает ему на ладони ягоды. Алые, конической формы, покрытые сверкающими капельками воды. Аромат смутно знаком ему, а вот название вспомнить не удается...

Он тянется губами к ее ладони, тянется и никак не может дотронуться.

Сюзан хмурится и вдруг строго говорит:

— Маркус, я знаю, что ты меня слышишь.

И он будто выплывает со дна глубокого озера, тело наливается тяжестью и болью. Кажется, что невозможно даже поднять веки, но кто из рейнджеров отступал перед невозможным?

Моргнув, он в самом деле видит склонившуюся над ним Сьюзан, на ней — ее обычный черный мундир, и сумасшедшая радость охватывает его. Однако на лице Сьюзан нет и тени улыбки, а в глазах тревога, и... еще что-то, и Маркусу любопытно — что именно. Но окружающий мир слишком зыбок для его сознания, к тому же еще один вопрос требует прояснения, и Маркус начинает с него:

— Как я...

— В медлаб примчался Франклин и оторвал тебя от этой чертовой машины, — говорит Сьюзан непривычно мягко и накрывает его руку своей.

— Франклин?!

— С ним все в порядке, как и с другими, кто пришел к тебе на помощь.

Эта новость также требует прояснения.

— В записи говорилось... что смерть неминуема...

— Франклин ошибался. Ему до сих пор не известно, как в точности работает прибор, — вздохнув, она отстраняется. — Маркус Коул, ты самый безрассудный человек, которого я когда-либо встречала.

Он хочет рассмеяться, но способен выдать лишь кривую ухмылку:

— Ты желаешь... обсудить мое безрассудство... сейчас?

Что бы там ни было во взгляде Сьюзан, теперь все вытесняет гнев.

— Когда я поняла, что ты сделал... — она замолкает, кусая губы, затем вздергивает подбородок. — Я никогда не хотела... такого! Да я бы сама убила тебя! Если бы ты... — ее голос срывается, и она шепчет сдавленно и ломко: — уже не был мертв... Почти мертв...

Говорить трудно, но Маркус находит в себе силы:

— Буду считать это признанием... в любви...

Она вскакивает со стула и, одарив его яростным взглядом, делает шаг к дверям.

— Земляника... — выдыхает Маркус.

Сьюзан оборачивается и недоуменно изгибает бровь:

— Что?

— Я вспомнил, как она называется... В твоих ладонях... была земляника...

Ему кажется, что он засыпает лишь на мгновение, но, вновь вернувшись к реальности, он осознает, что времени прошло порядком. Прежде всего — его самочувствие можно назвать сносным... для несостоявшегося мертвеца, конечно. А еще он ощущает странность. Неуловимое изменение в воздухе.

Он открывает глаза: Сьюзан — не в мундире, а в светлой тунике — дремлет в кресле, пристроив голову на край его постели. Маркус не хочет будить ее, но от его неловкого движения она просыпается и изучающе и в тоже время — с оттенком торжества смотрит на него.

Немного озадаченный, он ляпает первое, что приходит на ум:

— Доброе утро.

— Доброе. Хотя еще только середина ночного цикла, — говорит Сьюзан, потягиваясь.

И это чертовски, чертовски приятное зрелище, учитывая, что тонкая ткань позволяет угадывать очертания тела. Волнующие очертания... Маркус отводит глаза и замечает на столике рядом с кушеткой нечто неуместно яркое среди приглушенных тонов интерьера медлаба. И ему становится понятно, что за аромат пробивается сквозь запахи пластика и дезинфекции. Земляника! Он переводит взгляд на Сьюзан. Уголки ее губ ползут вверх, она морщит лоб и все-таки прыскает со смеху:

— Прости, но у тебя такое лицо...

— Верю, — соглашается он и косится на алое диво.

Почему-то земляника почти не выращивается вне Земли, и в гидропонном саду станции ее нет. А эти ягоды словно только что сорваны с веток.

— Как тебе удалось?! — с безмерным изумлением спрашивает он.

— Военная тайна, — фыркает Сьюзан. — Не только у рейнджеров есть способы доставлять редкие продукты.

Он сглатывает. Сьюзан выжидающее приподнимает брови, и тогда он решается:

— Окажешь ли ты мне... любезность?

Она кивает и, подсев к нему, берет с тарелки одну из ягод и подносит к его рту. И Маркус наконец-то может прижаться губами к ее пальцам.

Dolor ignis ante lucem*

...«Белая Звезда» агонизировала. Датчики истошно верещали о неполадках, но корпус пока держался, даже гравитация сохранялась. Однако Маркус не обольщался: двигатели могли взорваться в любой момент.

Шатаясь, он брел по затянутому едким дымом коридору, ведущему к спасательным шлюпкам. Сьюзан безвольно висела у него на руках. В полутьме, озаряемой всполохами аварийного освещения и снопами искр, сыплющихся из оборванных кабелей, невозможно было понять, насколько серьезно ее зацепило. Маркус знал лишь одно: она была жива, когда он вытащил ее из-под упавшего перекрытия.

Им везло — двери шлюза не заклинило. Он устроил Сьюзан в кресле-ложементе, прижал пальцы к ее шее. Пульс был, но, милостивый Вален, какой же слабый!

Маркус рухнул в соседнее кресло и хрипло велел, пристегиваясь:

— Компьютер, начать тестирование.

— Все системы функционируют в пределах нормы.

Безлично-доброжелательный голос бортового компьютера прозвучал резким диссонансом с тем адом, что творился в душе, и Маркус сорвался на крик:

— Запуск!

— Выполняю, — с неизменной доброжелательностью ответил компьютер.

Перегрузка вдавила Маркуса в ложемент. А как Сьюзан? Его очень тревожило, что она до сих пор без сознания, но, возможно, так для нее лучше.

Сражение уже завершилось. Наверное. Потому что на экране сканера не было земных эсминцев*, как, впрочем, и «Белых Звезд». Только обломки. Много обломков. Оставалось надеяться, что помощь придет быстро, ведь если беззащитную шлюпку обнаружит какой-нибудь из уцелевших вражеских истребителей, то хватит и одного залпа.

Перегрузка сменилась невесомостью. Маркус выбрался из кресла и скользнул к Сьюзан. Осторожно расстегнул ее мундир и обмер: жуткие багровые кровоподтеки проступали на шее, разливались по груди, по животу.

«Господи... Господи!»

А рассудок отстранено и беспощадно отмечал: ребра, ключица. Внутреннее кровотечение. Вероятно — позвоночник. Вероятно — смещение сломанных костей.

Сьюзан судорожно дернулась, ее лицо исказилось.

— Сьюзан... — тихо позвал он.

Ее глаза открылись, но, похоже, она не узнавала его.

— Потерпи... — пробормотал Маркус, усилием воли подавляя панику.

Он дотянулся до закрепленной на стене аптечки и из груды медикаментов выбрал ампулу с красной полоской. Самое сильнодействующее из тех обезболивающих, что годятся для людей. Он вставил ампулу в пневмошприц и заколебался, глядя на Сьюзан: не навредит ли он ей еще больше?

Она всхлипнула, в груди у нее заклокотало. Легкие. И бог весть, что еще. Маркус стиснул зубы и, уняв дрожь в пальцах, вколол ей обезболивающее. Ему показалось, что дышать она стала ровнее. Или ему хотелось в это верить?

... Им вновь повезло — вскоре из гиперпространства вынырнула «Белая Звезда». На этом везение закончилось. Оцепенев от горя, он сидел возле Сьюзан. Вслушивался в ее дыхание. Время от времени в поле его зрения возникали минбарцы**, в чем-то убеждали, хотели увести от нее. Затем Деленн сказала ему, что командора Иванову переправят на «Вавилон».

Маркус вынужден был согласиться, что Сьюзан будет... спокойнее на станции, чем на идущем в бой корабле. Даже если она больше не приходила в сознание. И вдруг устыдился. И затребовал из базы данных компьютера «Вавилона» все сведения о безнадежных больных и чудесных выздоровлениях.

«...И мы с капитаном Шериданом смогли оживить мистера Гарибальди...»

Стоп!

«... Даже столь кратковременное воздействие показало, что этот инопланетный исцелитель крайне опасен. Его нельзя больше использовать, поскольку в тяжелых случаях он отнимет жизнь у донора...»

Франклин говорил что-то еще, а Маркус уже знал, что сделает.

Поэты древности воспевали своих возлюбленных в сонетах и обещали им луну и звезды с неба. Сьюзан воспринимала его подарки как досадное недоразумение. Впрочем, его это не останавливало. В глубине души он желал однажды разразиться поэмой в ее честь и посмеивался над собой, представляя выражение ее лица в тот момент. Или увезти ее хотя бы на несколько дней на щедрую и абсолютно необитаемую планету — буде такая отыщется, и буде всецело посвятившая себя службе командор Иванова согласится и сможет выкроить эти самые дни. Но у него все-таки был для нее еще один подарок. А взамен он возьмет ее боль. Капля за каплей.

Охранник попытался помешать ему и был мгновенно уложен на пол, хватило пяти минут, чтобы взломать электронный замок на двери хранилища.

Но сам... процесс оказался не простым и не быстрым, и от дикой боли из горла рвался вой. Однако рейнджеру не пристало выть от боли. И он успел сказать Сьюзан то, что не отваживался прежде. Затем в затылке взорвалась сверхновая...

* * *

Маркус открыл глаза. Темнота. В висках гулко стучала кровь, а сердце готово было выскочить из груди. В первый, страшный в своей бесконечности миг он не помнил, не понимал, где находится и почему жив. Затем он ощутил присутствие Сьюзан рядом с собой и обмяк. Все хорошо, его спасли, а Франклин ошибался. Все хорошо. Это бы лишь кошмарный сон. События последних недель не желают отпускать его. Неудивительно. Что говорил Стивен про дальнейшее существование вытащенных с того света? Маркус хмыкнул. Может, попробовать водить народы по воде, аки по суху? Однако в этот раз сарказм не очень-то помогал ему справиться с собой. Кошмар оставался с ним, стискивал холодными щупальцами, подобно призрачному спруту.

— Свет, слабый, — прошептал Маркус, садясь на кровати.

Возле изголовья тускло замерцал светильник. Маркус бросил взгляд на табло — до начала дневного цикла час. Самое глухое время, даже в «Зокало» посетители угомонились, а вахтенные в рубке позевывают в ожидании смены.

Сьюзан лежала на боку, спиной к нему, разметавшиеся по подушке волосы отливали бронзой. Он провел рукой над ее головой, над обнаженным плечом, ощущая ладонью тепло. И вдруг волна ужаса вновь накрыла его, и он застыл, отгоняя от себя видения ее тела — изломанного, искалеченного...

Сьюзан проснулась резко, как от толчка или окрика. Вскинувшись, она огляделась, ища взглядом коммуникатор и предполагая что угодно — вплоть до внезапного нападения на станцию неведомого врага. Однако в каюте было тихо — ни зуммера, ни каких-то иных признаков тревоги. Только неярко горела лампа.

— Маркус... — недовольно пробормотала Сьюзан, поворачиваясь. — Какого черта... — она осеклась и вгляделась в него.

С тех пор, как Маркус вышел из комы, она обнаружила, что необыкновенно отчетливо — и против своей воли! — слышит его. Поначалу она испытала шок, затем нашла для себя объяснение: восприятие могло обостриться как следствие его поступка. К тому же, она слышала, хотя скорее — видела, только эмоции, обрывочные образы, и... это влекло ее к нему. В итоге она свыклась и научилась блокировать их поток. Но сейчас словно порыв ледяного ветра ударил ей в лицо.— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она. — Ты заболел?

— Нет. Снилось... всякое.

— Например?

Маркус неопределенно пожал плечами.

Поняв, что другого ответа не добьется, Сьюзан проворчала:

— Будить меня вот так — плохая идея. Есть риск, что я тебя когда-нибудь пристрелю. Нечаянно.

— Ты тоже мне очень нравишься, — он невесело усмехнулся.

— Может, все-таки днем заглянешь в медлаб?

— Сьюзан, я в порядке.

— Уверен? Франклин сказал, что могут быть отдаленные последствия в виде кошмаров и велел сообщить ему...

— Да нечего сообщать. Ерунда. Прости, что разбудил.

Сьюзан, впрочем, вовсе не была уверена в том, что его слова отвечали действительности. Внутренним зрением она видела Маркуса будто опутанным обрывками грязно-серой паутины, и ей стало не по себе. Борясь с тягостным чувством, она объявила подчеркнуто деловито:

— Через час мне надо быть в рубке. Заснуть вряд ли уже удастся. А раз так... предлагаю провести время с пользой.

— Твоя практичность иногда приводит меня в замешательство.

Маркус рассмеялся почти беззаботно, и Сьюзан, встретившись с ним взглядом, с облегчением убедилась, что стылый мрак понемногу уходит из его глаз. Она придвинулась к нему и мягко толкнула на подушки:

— Да ну? Маркус Коул, уж не хочешь ли ты увильнуть?

— Не то, чтобы я возражал, но...

— Пристрелю, — ласково пообещала Сьюзан, закидывая ногу на его бедро.

Маркус не отказал бы себе в удовольствии и дальше дразнить ее, но она была в его объятиях, а щелковая сорочка вряд ли могла считаться сколько-нибудь серьезной преградой для... полноты ощущений. Сьюзан провела кончиком языка по его шее и внезапно чувствительно прикусила мочку уха.

— Ай!

— Наш стойкий рейнджер... — промурлыкала она.

— Рейнджеры не сдаются.

— Разумеется.

Сьюзан перевернулась на спину. Маркус окинул ее взглядом, чувствуя, как внизу живота закручивается горячий пульсирующий ком. Руки легли на ее бедра, поползли вверх, сминая тонкий шелк. Он прильнул к ее губам, затем спустился к впадинке меж ключиц, еще ниже — к груди.

— Меня продолжаюст терзать... подозрения. Наверняка ты мне соврал, что у тебя нет... то есть, не было опыта.

— Я никогда... не вру!

— В самом деле?

Лучезарно улыбнувшись, Сьюзан принялась выписывать кончиками пальцев замысловатые узоры на его животе, и Маркус втянул воздух сквозь зубы: реакции собственного тела до сих пор смущали его.

— Вален!

— Только Валена нам не хватало, — фыркнула она. — Если ты еще раз призовешь его...

— Это был великий человек и Учитель. И...

— Я бы на твоем месте не рассчитывала на его помощь. В данном случае, — ее ладонь скользнула к его паху.

— О-о-о!

— Посмей сказать, что тебе не нравится!

— Боюсь, что...

— Что?

— Слишком нравится. Но послушай...

— Я вся внимание.

— Если ты немедленно не позволишь мне...

Вместо ответа она потянула его на себя.

— Боже, — пробормотал он погружаясь в восхитительную узость ее лона.

— Уже лучше, — согласилась Сьюзан, приподнимая навстречу ему бедра.

Почувствовав его внутри, она на мгновение напряглась, закусив губу. И вдруг решилась на то, что никогда не делала раньше. Даже с Талией: полностью открыться. Впустить в свое сознание неистовый вихрь его эмоций. Ощущения были настолько сильны, что дыхание перехватило. По телу пробежала дрожь; Сьюзан глубоко вздохнула, закрывая глаза. Она вбирала в себя переливающуюся радугу, которая исходила от Маркуса. И что-то в ней самой разжималось. Отпускало на свободу. Она будто плыла — над их сплетенными телами, над станцией, еще выше — к холодным звездам, бросая им вызов...

...На розовый песок пустынного пляжа накатывались прозрачные зеленоватые волны.

— Море шумит... — прошептала Сьюзан.

— Песок белый? — быстро спросил Маркус, поднимаясь на локте.

— Розовый, — машинально ответила она и, спохватившись, поставила мысленный блок.

— Точно, розовый, — в глазах Маркуса вспыхнуло любопытство: — Я нашел эту планету в базе. Райское место, но до сих пор не колонизирована.

Сьюзан скептически свела брови, и он пояснил:

— Удаленность от основных трасс, бедность полезными ископаемыми. Однако для отпуска вполне годится. Хотел предложить тебе слетать туда. А как ты догадалась?

— Почувствовала, — неохотно ответила она.

— А! — он пристально взглянул на нее и нарочито насупился.

— Я не читаю твоих мыслей, Маркус, но иногда... чувствую.

— Понятно.

Она ожидала, что Маркус начнет дальше расспрашивать ее о «чувствовании» образов из его головы и досадовала на себя: не стоило ей так увлекаться. Но он спросил о другом.

— Возможно, ты примешь мое предложение?

Он по особенному выделил последние слова.

— Возможно, ты попробуешь заснуть? — Cьюзан отвела взгляд: Маркус опасно приблизился к тому, что она обсуждать тем более не желала. Не была готова.

— И все же? Ты проведешь со мной несколько дней... и жизнь? Длинную,бурную жизнь?

«А он милый. Почему бы и нет?» — прозвучал в ее сознании знакомый голос.

Талия* * *

. Частичка ее прежней личности непостижимым образом осталась со Сьюзан, и пусть редко, но Талия напоминала о себе. Ее появления наполняли душу печалью, однако сейчас Сьюзан менее всего была расположена внимать ее комментариям.

«Убирайся, — буркнула она. — Нечего тут... подглядывать».

Ей почудился смешок, и Маркусу она ответила резче, чем ей хотелось бы:

— Если ты не сменишь тему, твоя жизнь, без сомнения, будет бурной, но короткой. — Маркус хмыкнул, и она примиряюще добавила: — Тебе надо больше отдыхать. Стивен выпустил тебя из медлаба под честное слово рейнджера, не забыл? — она погладила его по худой щеке и, обняв, положила голову ему на плечо: — Спи, Маркус.

Маркус не стал спорить, его гораздо больше занимало то, в чем ненароком призналась Сьюзан. Вопрос заслуживал самого детального изучения, и ему отчего-то казалось, что это будет забавно. Он улыбнулся. И еще надо придумать, как устроить ей внезапный отпуск...

Маркус заснул, но Сьюзан не разомкнула объятий.

«И в самом деле — почему бы и нет? Правда, Талия?»

Та не отозвалась, впрочем Сьюзан и не был нужен ответ. Она прижалась к Маркусу. Той ночью, когда он пожертвовал собой ради нее, его сердце остановилось за час до начала дневного цикла. Час волка, час свирепой тоски... Многим из нас суждено повстречаться со своим ночным волком. И если рядом есть тот, кто способен его отогнать — что еще нужно?

* Dolor ignis ante lucem (лат) — свирепая тоска перед рассветом. Характеризуется обострением негативных переживаний, таких как страх, тоска, депрессия и т.п.