Идеальное лекарство (джен)

— Невилл, это слишком! — Миссис Лонгботтом, в девичестве Ханна Эббот, с удивлением оглядывала дом, украшенный от крыши до фундамента светящимися гирляндами. — Скоро Хэллоуин, а ты словно к рождеству приготовился.

— Так у нас и есть рождество, только нашего личного Бога! — отшутился Невилл, забирая из рук супруги своего первенца, которому сегодня впервые предстояло «переступить» порог собственного дома. — Зачем нам хэллоуиновский бесенок?

— Да, без него обойдемся, но Бог! Да, с таким отцом сложно будет воспитать ребенка в строгости, — с показной суровостью изрекла Ханны, но ее влюбленный взгляд на своих мальчиков говорил совсем об ином. — Ой, смотри, его Божественность описалась!

— Нет же, сухо! — недоумевал Невилл, пробуя ладонью пеленку под попой младенца. — Я еще в Мунго заклятие непромокаемости наложил.

— Не там щупаешь! Он обошел твою защиту сверху, — рассмеялась Августа, дожидающаяся их у раскрытой двери, и указала волшебной палочкой на мокрое пятно, которое вдруг на глазах принялось уменьшаться, пока не исчезло совсем. Затем прабабушка слегка приподняла край пеленки и посмотрела на личико младенца. — Ханна, у тебя получилась идеальная копия Невилла. Ладно, заходите быстрее в дом, мы все вас заждались!

* * *

С рождением первенца дом Невилла Лонгботтома в Хогсмиде собрал все поколения волшебников. Хотя правильнее называть его домом Августы, но с легкой руки студентов Хогвартса имя профессора травологии намертво приклеилось к зданию, расположенному по соседству с пабом «Три метлы».

Все началось, когда после неудачной попытки аврора Долиша арестовать «старушку», Августа аппарировала на задний двор «Трех метел». Первым делом ей нужно было разузнать последние новости о внуке. Розмерта всегда знала все и обо всех, так как за кружкой сливочного пива или рюмкой огневиски посетители паба любили поболтать о том и сем с хозяйкой. Правда, Августе пришлось дождаться закрытия «Трех метел», чтобы, с одной стороны, не подставить Розмерту, а, с другой, самой не нарваться на сторонников Темного лорда. Чары невидимости неприятно холодили, но терпения и силы воли Августе было не занимать.

В результате, Розмерта не только рассказала все, что знала, но предложила Августе помощь.

— Я знаю, где вас можно спрятать, — деятельная Розмерта успевала и болтать, и готовить паб к новому рабочему дню. — Соседний дом пустует. Хозяева, кстати, — оба магглорожденные, быстро поняли, чего ждать от нового режима. В первые же дни после переворота они смотались в Новую Зеландию.

— Но... — начала было Августа, не привыкшая отягощать других своими проблемами, однако не на ту напала.

— Дорогая, кто же вас спрашивает? — уперев руки в бока, бесцеремонно оборвала грозную даму бойкая Розмерта. — Правда, не столько я вам помогу, сколько вы мне. Пообещала я соседям присматривать за их домом. Но в пабе столько работы! Я просто рвусь на части!

— Ладно! — неожиданно быстро согласилась Августа.

Приготовившаяся к долгим уговорам Розмерта даже оторопела, но быстро нашла, что ответить:

— Ага, вот теперь я понимаю, как вы справились с аврором. У вас — талант не оправдывать чужих ожиданий.

— Хочешь спрятать — положи на видное место! Сейчас мне быть рядом с внуком — тот самый случай, — с долей старушечьей назидательности проворчала Августа, но вдруг ее лицо резко преобразилось, словно маска суровости слетела с него, и показалась девчонка-шалунья. — Так что теперь я домашний эльф в «Трех метлах»!

— Да ладно вам! — махнула рукой Розмерта. — Со своей работой я управлюсь сама.

Августа промолчала, но потом Розмерта поняла, что эта железная леди никогда не бросает слов на ветер. Она находила себе работу до открытия и после закрытия паба, не смотря на сопротивление Розмерты.

Неожиданно у Августы открылся на старости лет талант — с первого же раза у нее получалась замечательная выпечка. И это у волшебницы, которая никогда не любила готовить и с радостью взваливала это занятие на домашних эльфов в лучшие времена или обходилась полуфабрикатами в худшие. И вдруг такое увлечение плюшками, кексами и пирожными.

— Признавайся, Розмерта, ты навела на меня порчу? — привычно бурчала Августа, следя ранним утром за выпечкой первой партии сдобы.

— Это вы своего дара не знали! — хитро усмехалась подруга. — Где уж моим бытовым чарам до ваших боевых. Но отмечу, что этот вопрос в той или иной форме вы задаете мне практически ежедневно. Не будите во мне лихо!

— Да-а-а?! — усмехнулась было Августа, но через мгновение пришла к иному выводу. — Нет, тебя лучше не дразнить. Если я еще и кашки начну варить, то внук точно заподозрит, что это кто-то под моей обороткой.

Хотя Розмерта и Августа относились к разным поколениям, но неожиданно сдружились и жили душа в душу. Однако они и дня не могли прожить, чтобы не поточить друг об друга свои острые язычки.

Когда Розмерта получила письмо из Новой Зеландии от бывших соседей с просьбой продать их дом, то Августа радостно ухватилась за идею этой покупки. И дешево, и в рассрочку! Где еще найдешь такое выгодное предложение? Отличный трехэтажный дом с большим, но немного запущенным садом, выходящим к Черному озеру. Пусть не все комнаты велики, но очень уютны. И к тому же мансарда с отличным балконом, прикрытым от непогоды нависающей кровлей — несколько странная архитектура для дома чистокровных волшебников. Сразу чувствовалось, что бывшие хозяева перестраивали старинный дом на свой лад. Но для большой семьи (Августа была в этом абсолютно уверена) это — самое то, что нужно.

Сказано — сделано! Волшебный договор скрепил право владения Августой Лонгботтом домом в Хогсмиде.

* * *

После битвы за Хогвартс, когда больница Святого Мунго просто трещала по швам от наплыва раненых и пострадавших, сбившие с ног лекари попросили Августу хоть на какое-то время забрать домой Фрэнка и Алису.

— Не думаю, что ухаживать за твоим сыном и снохой сложнее, чем печь пирожные, — сказала свое веское слово Розмерта, когда Августа поделилась с приятельницей своими сомнениями. — А дома и стены лечат!

Хотя Розмерта никогда не замечала у себя дара провидицы, но на этот раз словно в хрустальный шар глядела. Конечно, фраза «дома и стены лечат» — народная мудрость, но возникла она не на пустом месте.

Состояние Фрэнка и Алисы не позволяло воспользоваться ни каминной сетью, ни порт-ключом, ни групповой аппарацией. Оставался только автобус «Ночной рыцарь» с его кроватями. Но обычно на выходе из него позеленевшие волшебники еле сдерживали приступы рвоты. Мало кто из них не давал себе зарок: «Да чтобы еще раз!». Но эту проблему Августа решила легко.

Постучав волшебной палочкой по рулю «Ночного рыцаря», она, глядя в упор на водителя, сказала:

— Только попробуй, Эрни!

Бесшабашный лихач криво усмехнулся и хотел что-то возразить, но тут лисья горжетка ожила и грозно щелкнула острыми зубками. Мало того, взмахнув крыльями и вытянув облезлую шею, заклокотало чучело грифа на дамской шляпке. А когда испугавшийся Энри резко взмахнул руками, то мгновенно получил и чувствительный клевок по темени, и болезненный укус за нос.

— Эй, угомони свою некро-компанию! — Голос Эрни Прэнга сорвался и перешел на фальцет. — Все понял, мадам Августа, все понял! Исполню в лучшем виде!

Автобус он действительно вел идеально: плавно трогался с места и тормозил, не закладывал крутых виражей, аккуратно встраивался в поток маггловских машин на дороге, но все время что-то бурчал себе под нос. Ехали они долго, но ни Фрэнк, ни Алиса не почувствовали никаких неудобств в своем невольном путешествии.

Зато прощаясь с Августой, Эрни, опасливо поглядывая на ее шляпку и горжетку, заявил:

— Да чтобы еще раз! Прощайте, мадам!

И смылся с такой скоростью, что «мадам» ничего не успела ответить, но почувствовала, что все прошлые и будущие пассажиры «Ночного рыцаря» отомщены.

В этот же вечер произошло то, чего лекари Святого Мунго не могли добиться почти семнадцать лет — состояние Фрэнка чуть сдвинулось с мертвой точки.

Пока Невилл с бабушкой заканчивали последние приготовления в комнате родителей, Фрэнка и Алису оставили в саду, усадив, вернее, почти уложив в шезлонгах. Охранять их осталась Розмерта, которая хотя и знала, но не осознавала, что это сумасшедшие, которые не в состоянии реагировать на ее речь.

— Нет, вы только посмотрите какой сегодня прекрасный закат! — обратилась она со всей порывистостью своей натуры к Френку и Алисе. — Словно сама природа празднует конец Волдеморта и его клики.

От этих слов Алиса вздрогнула и повернула голову к Розмерте. Та широка улыбнулась ей и вдруг получила в ответ какую-то вымученную гримасу. Казалось, что Алиса тоже хотела улыбнуться, но мышцы ее лица отвыкли слушаться хозяйку.

И тут Фрэнк, который уже столько лет самостоятельно не изменял позы, но садился или ходил, если кто-то принуждал его к движению, вдруг слегка приподнялся в шезлонге. Фрэнк смотрел с безразличным выражением лица на заходящее солнце, красиво разукрасившее облака всполохами красного, оранжевого и желтого. Но в самой глубине его глаз отражалось нечто, чего уже много лет не было в этом остекленевшим от боли взгляде. Возможно мелькнула одинокая мысль, а, может, это просто отразился последний луч солнца.

Розмерта, ничего не знающая о состоянии больных, восприняла все это как само собой разумеющееся. Когда Фрэнка и Алису уложили спать, а остальные сели за запоздалый вечерний чай, то Розмерта сказала к слову:

— Еще не известно, где им будет лучше: дома или в Мунго? Вон как они сегодня красивому закату обрадовались. Еще бы! Сидели в своей палате столько лет, словно в тюремной камере!

Августа аж возмутилась:

— Что ты говоришь, Розмерта! Алиса еще хоть как-то, а Фрэнк вообще ни на что не реагирует!

— Как не реагирует? Он же сам привстал, чтобы лучше рассмотреть закат?

— Сам? — в один голос воскликнули бабушка и внук.

Розмерте еще долго пришлось убеждать их, что ничего ей не привиделось. Она даже призналась, что, не подумав, ляпнула при них слово «Волдеморт».

— Алиса, правда, мне сначала вымучено улыбнулась, но потом я увидела, что она плачет.

— Вымученно улыбнулась? Ты нашла правильное определение, может, просто хочешь сказать «по-дурацки», но боишься нас обидеть?

— Нет, Августа, именно «вымученно», — упорно стояла на своем Розмерта. — Когда человек хочет улыбнуться, а губы его не слушаются.

После таких новостей бабушка и внук долго не могли заснуть. Невилл, который раньше планировал провести эту ночь в Хогвартсе, решил остаться дома. До поздней ночи они все говорили и говорили. Впервые Августа беседовала с Невиллом как со взрослым человеком, а он, переживший сожжение заживо, теперь мог свободно разговаривать с бабушкой о своих детских страхах и старых обидах.

Естественно, раннее утро оба проспали, а когда кинулись в комнату к больным, чтобы проверить, как они провели ночь и заняться утренними процедурами, то в ужасе обнаружили, что их там уже не было.

Перепуганные Невилл и Августа метались по всему дому, пока не обнаружили беглецов мирно спящими в шезлонгах в саду.

— Баб-бушка, они что? Р-расвет с-сами встречали? — заикаясь спросил Невилл Августу.

— Не знаю! Алиса, конечно, сама ходит и может за руку Фрэнка с собой потянуть, — недоумевала Августа. — Но запомнить куда идти в новом месте?! Я ничего не знаю! И очень боюсь обмануться в своих надеждах.

Состояние больных, словно застоявшийся конь в стойле, готово было пойти вскачь к выздоровлению, но спотыкалось на каждом шагу. Истомившихся в ожидании Августе и Невиллу хотелось, чтобы в один прекрасный день Фрэнк и Алиса очнулись от своего зачарованного сна и кинулись к ним с объятиями, хотя понимали, что сказок не бывает даже в волшебном мире.

Однако, сидение в шезлонге сначала превратилось в робкие прогулки вокруг него, а потом уже и по саду. С каждым днем эти походы становились все продолжительнее. И все же видеть отсутствующие выражение на лицах Фрэнка и Алисы родным было тяжело. Невилл, который приглядывал за больными во время прогулок, решил одновременно благоустраивать сад: обрезать старые деревья, вскопать и удобрить лунки под ними, заодно и посадив там любимые мамины цветы. Все это он решил делать без магии. Так на это уходило больше времени, да и магия могла испугать больных родителей. Провозившись так с добрую неделю, Невилл в один прекрасный день увидел, что Алиса стала сама старательно вскапывать землю под деревом.

Бабушка много раз повторяла внуку, что своим талантом к травологии он обязан матери, и теперь Невилл видел это своими глазами. Не зная устали, Алиса копала лунки и сажала цветы, причем Невилл часто ловил моменты осознанности в ее труде, а не просто механическую работу. Она постоянно брала рассаду, крутила ее в руках, словно оценивая сорт, а потом или сажала, или откладывала в сторону, выбирая другую. Причем ни разу не ошибаясь: тенелюбивые растения сажала ближе к стволу дерева, а по краям лунки — солнцелюбивые.

Так что Невилл искал занятие для себя, а нашел настоящую работу для Алисы. Словно в благодарность за это, она начала подходить и внимательно всматриваться в его лицо. Взгляд сумасшедшего тяжело выдержать здоровому человеку, однако Невилл хорошо помнил, как в Святом Мунго мама совала ему в руки всякий хлам, вроде обёрток от конфет или жвачек, но никогда не смотрела на него. Теперь она его по-настоящему заметила, и это был большой шаг к выздоровлению. Хотя обрезку деревьев при Алисе было делать нельзя — она, рыдая, прижимала ветки к себе и начинала их укачивать, словно младенцев.

С состоянием Фрэнка, к сожалению, значительного улучшения не происходило. Он так и был замурован болезнью в собственном мире. Пока Алиса работала, Фрэнк стоял возле нее истуканом или сидел, если сын усаживал его в шезлонг. Это продолжалось, пока Алиса не добралась до деревьев на краю сада, выходящего к Черному озеру.

В этот день Фрэнк, как обычно, нес вахту около супруги, а Невилл расположился невдалеке с учебниками, чтобы перед началом нового учебного года понемногу повторять пройденное. Зачитавшись, он пропустил тот момент, когда отец сначала неуверенным шагом, а потом все быстрее и быстрее начал приближаться к Черному озеру. Когда раздался громкий всплеск воды, Невилл не на шутку испугался и кинулся спасать Фрэнка, проклиная себя за потерю бдительности. Не снимая одежды, он уже собирался нырнуть в озеро, как Фрэнк вынырнул и уверенно поплыл вдоль берега таким шикарным кроллем, что Невилл даже присвистнул от зависти. А когда отец, как настоящий спортсмен, поднырнул, чтобы развернуться в другую сторону, то Невилл понял, что с его скромными успехами в плавании, еще неизвестно кому кого пришлось бы спасать.

Алиса, бросив свою работу, тоже подошла к Черному озеру, но вошла в него только по колено. Не отрывая взгляда, она смотрела на плавающего туда-сюда Фрэнка.

Невилл решил, что со «спасением» можно не спешить, ведь волшебная палочка при нем. Если что он всегда сможет вытащить отца из воды заклятием, Рано или поздно Фрэнк, плавающий в одежде, устанет. А вдруг он сообразит, что в этом случае нужно плыть к берегу? Ведь пока он словно соблюдает технику безопасности на воде, плавая только вдоль берега.

Когда утомившийся от плавания Фрэнк повернул к берегу, Невилл даже зажал рот рукой, словно боялся словом или резким вздохом отогнать нежданное счастье.

Но тут Алиса, как заигрывающая с парнем девушка, начала брызгаться в выходящего на сушу Фрэнка. Пригоршни воды стекали с его лица, но он все шел и шел к своей супруге, пока не приблизился вплотную. Затем взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.

Невилл ощутил себя провалившимся в прошлое, он стал свидетелем одной из сцен истории любви своих родителей. Как часто слабый росток пробивает слои асфальта, стремясь к свету, так и память о счастье их любви разрывало стену, в которую отца замуровала пытка Круциатусом.

После этого случае выздоровление Фрэнка пошло семимильными шагами. Правда, вырвавшись из своего мира безразличия, он увидел только Алису. Возможно, тогда под пытками, последними его мыслями был страх за жену, которая раньше отключилась, хотя лекари Святого Мунго в один голос утверждали, что женщины выдерживают боль дольше мужчин. Невилл ни с кем не делился своими мыслями, но считал, что Рабастан и Родольфус, пытавшие Алису, проявили к ней сострадание, когда стало ясно, что эти авроры ничего не знают о Волдеморте, в отличие от фанатичных Беллатрикс и Крауча-младшего, не давших Фрэнку потерять сознание и запытавших его до полного безумия.

В конце лета в доме Лонгботтомов в Хогсмиде был настоящий праздник на всю деревню, когда консилиум лекарей Святого Мунго зафиксировал значительное улучшение психического состояния Фрэнка и Алисы и перевел их на домашнее лечение. Теперь Августе предстояло полюбить и приготовление кашек.

* * *

Проходили годы и состояние больных понемногу улучшалось, их даже перевели с первого этажа дома на последний — в мансарду в балконом, чтобы в непогоду Фрэнк и Алиса могли любоваться восходами и закатами. Но речь у них так и не восстанавливалась, словно процесс выздоровления уперся в крышу, которую нужно было поставить на место, Беда, что внутреннего потенциала на последний рывок ни у Фрэнка, ни у Алисы не было, а жизнь не давала стороннего толчка.

К появлению в семье внука Фрэнк и Алиса отнеслись безразлично. В их замкнутый мир взрослые волшебники пробивались с большим трудом, куда уж этому маленькому человечку, который на первых порах только ел, спал и пачкал подгузники и пеленки.

— Ханна, какой же на удивление спокойный ребенок у тебя родился, — радовалась Августа, которая опасалась, что такая кроха и больные в одном доме — не лучшее сочетании. — С Фрэнком я в свое время намаялась, а вот Невилл был спокойным всегда. Но с такими ангелочками я еще ни разу в жизни не сталкивалась.

Как сглазила! Через пару недель погода резко ухудшилась, а вместе с ней и характер новорожденного. Он словно понял, что уже не в материнской утробе и здесь можно и нужно поорать во всю силу своих легких. Дом Лонгботтомов превратился в филиал преисподней. Конечно, заглушающие заклятия обеспечивали спокойствие Фрэнку с Алисой и соседи не подозревали, что здесь круглосуточно пытают младенца. Ни лучшие зелья, ни маггловские лекарства не унимали этого истошного крика, хотя и лекари Святого Мунго и лучшие маггловские педиатры, к которым по-тихому все же решили обратится отчаявшиеся чистокровные волшебники, в один голос заявляли, что ребенок развивается нормально и никаких отклонений нет. Даже пупочную грыжу себе не наорал!

Малыш еще как-то был согласен успокоится на какое-то время, если его носили на руках, даже засыпал, но стоило его попробовать положить в колыбель, как вопли начинались с новой силой. У Ханны и Невилла уже отваливались руки, хотя носить туда-сюда приходилось все лишь несколько килограммов живого веса.

Туманный вердикт лекарей и педиатров «перерастет» давал мало надежд валящимся с ног родителям, которые зачастую ревели от бессилия вместе с младенцем. Измученный бессонницей Невилл внешним видом стал напоминать своих больных родителей, а после того как начал отвечать на вопросы невпопад, то испугавшаяся Августа приказала:

— Невилл, в течении рабочей недели ты будешь ночевать в Хогвартсе. В таком виде нельзя преподавать. Я сама буду помогать Ханне, а на выходные ты будешь меня заменять.

В одну из таких ночей младенец довел мать и прабабушку до такого изнеможения, что они обе провалились под его нескончаемые крики в небытие.

Первой из-за боли от прибывшего молока проснулась Ханна. Тишина комнате и ощущение того, что она наконец-то выспалась, привели ее в недоумение, и юная мать принялась оглядываться по сторонам в поисках сына. Рядом на кровати безмятежно спала только Августа. Ханна в ужасе осмотрела пол, вдруг, пока она была в сонном забытье, ребенок упал с кровати? Но и там его не было!

Взревев сиреной, Ханна понеслась по дому куда глаза глядят. Во всех комнатах первого этажа было пусто и на втором тоже. Но на лестнице Ханна услышала тихий разговор, доносящийся из мансарды. Решив, что это неожиданно пришедший домой Невилл забрал младенца, чтобы она и Августа выспались, Ханна, перепрыгивая через ступени, понеслась наверх.

— Т-с-с-с! — прижав палец к губам, прошипел Фрэнк, когда она резко распахнула дверь. — Тише-е-е!

— Еле Невилла укачали! — прошептала Алиса, а потом уже супругу: — Фрэнк, подложи мне подушку под локоть, а то рука затекает.

Ханна, прислонившись к косяку, медленно сползла на пол. Ноги отказывались держать тело, зато ее душа ликовала. Ханна всего лишь забыла подновить заглушающее заклятие, а каков результат!